Я удивилась:
— А как же тогда поклонники?
— А уж этого я понять не могу.
Андрей мне помог, но я все еще не могла понять, кто же есть кто…
Валя Прянкина. Человек, у которого в крови ген убийцы. Есть такой ген, возбуждающий в человеке жажду крови.
Интересно, передается ли он? Говорят, да…
Кому же он передался из моих двух знакомцев?
Сергею?
Виталию?
Кому, черт побери?
А почему ты связала их с Валентиной Прянкиной? Это опять только твои домыслы, Танечка! Но в этих «домыслах» сейчас было очень много из моих воспоминаний. Мимолетные штрихи, которые я вспоминала — о, их вполне хватило бы! Но ведь оба подозреваемых подходили на роль сына Вали Прянкиной.
— Кстати, — задумчиво спросила я. — А вы тогда допрашивали самого сына?
— Конечно. Если честно, он не очень понравился. Какой-то изворотливый. Казалось, что Валя что-то о нем скрывает. Знаешь, Тань, я бы вообще не удивился, если бы узнал, что тогда ребенка убила не Валя.
Продолжать было не нужно. Я спросила только, как его звали.
Андрей пожал плечом:
— Я выясню. Сейчас не помню. То ли Витя, то ли Сережа… Обычное имя. Может быть, и Алеша.
То ли Витя, то ли… О, нет!
Я попрощалась с Андреем и вышла на улицу. Только что прошел дождь, немного охладив жару. Закурив, я остановилась возле машины. В голове, как в калейдоскопе, крутились образы, складывались детали, но я знала уже почти на восемьдесят процентов, что убийца Светы Точилиной находится совсем рядом со мной.
На расстоянии вытянутой руки. Как Смерть у кастанедовского Дона Хуана.
— Таня, — услышала я знакомый голос и обернулась.
Глава 9
Он стоял и приветливо улыбался. До меня только что дошло, что старшему сыну Вали Прянкиной должно быть как раз столько лет — двадцать пять, двадцать семь… Если она его произвела на свет в самом своем нежном возрасте. От этой мысли по моей спине, несмотря на жару, пробежали холодные мурашки. В самом деле — почему это я решила, что преступление совершено женщиной?
— Здравствуй. — Я постаралась выглядеть невозмутимой. Пусть думает, что ничего не понимаю.
— Подвезешь? — поинтересовался он, залезая в машину.
— А ты уже решил, куда? — спросила я.
— Вслед за тобой, конечно, — передернул он плечами. — Хоть на край света.
— А я думала, что на свете бывает вечная любовь, — выдавила я из себя довольно естественную улыбку.
— О чем это ты?
— Да так… О недавней твоей возлюбленной. Свете. Еще и прах не остыл, а влюбленный опять уже дарит любовь…
Он засмеялся. Вернее сказать, издал смешок, показавшийся мне непристойным.
— А что ты, собственно, знаешь о Светочке?
— Да ничего. Кроме того, что ее любили два мужчины, и оба постарались забыть о ней сразу, стоило только смерти принять ее в свое царство.
— Ну, предположим, твои поэтические рассуждения недалеки от истины. А тебе никогда не становилось жаль этих двух мужчин?
Он смотрел на меня совершенно не так, как я уже успела к тому привыкнуть. Вместо незащищенности — холодная, почти циничная наглость.
— Думаю, что это было дело двух мужчин, которые ее использовали, — заявила я. — Один — чтобы получать деньги и при этом закрывать глаза на то, чем занимается его жена. А это ее занятие ничем не отличалось от проституции. Второй — чтобы забыть собственный комплекс неполноценности…
— Чего? — переспросил он и расхохотался. — А про комплекс неполноценности — это откуда фантазия?
— Неужели ты думаешь, что у красивых мужиков, которым говорят, что они только «физическая субстанция», не бывает комплекса? — тихо поинтересовалась я. — Тем более что данный представитель красивых самцов отличается еще и куда более тонким умом, чем тот, кого определили в «духовные субстанции». Просто привык скрывать это. Надел на себя маску идиота и чувствует себя в ней куда уютнее, чем в те времена, когда мог запросто цитировать Борхеса.
— А если ты не права? — спросил он. — Если тот, кого ты считаешь таким умным, на самом деле действительно просто красивый дебил?
— Я все вспоминала, откуда же я знаю некоего Сережу, — начала я. — Понимаешь, в чем дело — где-то я этого самого «дебила» видела. И всю дорогу пыталась вспомнить, где же именно.
— Вспомнила? — равнодушно поинтересовался он.
— Конечно, вспомнила. Потому что видела его в одной тусовке, где все были людьми суперинтеллектуальными. И когда я с этим «дебилом» разговаривала, я невзначай бросила две фразы, которые мог понять только человек, находившийся в этой компании. Он их понял. Сразу. А потом запросто выдал мне цитату Борхеса. И я остановилась перед странной загадкой — почему же так получилось, что Света не поняла этого? Ведь мне она не показалась глупенькой барышней… Не хотела ли она, догадавшись о том, что в одном человеке сосредоточены оба начала, искомые ею, признать, что она влюблена? Что нашла некий идеал, вполне соответствующий ее представлению о счастье?
Я пыталась разговорить его, вызвать на откровенность. Но он только улыбался и ни к селу ни к городу посоветовал мне:
— Следи за дорогой, Танечка, хорошо? А то мы врежемся в другую машину, и тебе никогда не придется узнать все ответы на все вопросы…
— А жаль. Например, мне не придется узнать, какое отношение к одному из Светиных возлюбленных имела некая Валентина Прянкина?
Он оглянулся на меня и нервно облизнул губы.
— Кто это? — глухо спросил он.
— Одна очень странная женщина. Думаю, скоро мы с ней встретимся.
— А зачем? — усмехнулся он.
— Сдается мне, эта самая Валентина знает о смерти Светы немножко побольше всех остальных.
— Почему?
— Сдается мне, — повторила я, — что именно данная личность нашу Свету и убила.
Он сдержался. Даже если столь безапелляционно выданное мной утверждение его и задело, владел он собой неплохо и виду никакого не показал.
— Жаль, что я не могу тебе ничем помочь, — усмехнулся он. — Я ее не знаю.
Не знаешь — так не знаешь. Вполне возможно, что и так.
— Хочешь, я тебе о ней немного расскажу? Она очень неуравновешенная. Когда-то пыталась убить своего ребенка, но тогда окружающие решили, что Валя просто еще очень молоденькая — рано родила, и это отразилось на ее психике. Ребенка воспитывала бабушка, которую он привык называть мамой. А Валя спокойно жила, развлекалась, потом опять родила, и на этот раз убила своего малыша. Объяснила это тем, что он слишком громко плакал. Кстати, совершенно непонятно, как у такого замечательного человека, как