Где-то наверху послышался шум.
– Шеф приехал, пойдем его встречать. Да оставь ты эту сучку безмозглую!
Очень вовремя, однако, приехал Леонтьич. Сексуально озабоченный коротышка уже стал совсем терять над собой контроль. У меня было всего несколько минут, чтобы выработать линию поведения с Кудряшовым. Моя фантазия заработала в авральном режиме, но вхолостую. Вероятно, страх парализовал воображение. Меня одолевали самые тягостные опасения, но я понимала, что моя первоочередная задача – ничем не выдать охватившей меня паники, любой ценой держаться спокойно и уверенно, что бы мне ни угрожало и кто бы мне ни угрожал.
Шаги приближались, и скоро я увидела в тусклом свете лампочки, болтающейся под потолком, начальника службы безопасности «Экватора».
– Так вот ты какая, Полина Казакова! Самая обычная шлюха. Значит, так, если ты расскажешь, кто за тобой стоит, то выйдешь отсюда целой и невредимой. Мы даже возьмем тебя в свою команду. А будешь молчать, – Леонтьич выдержал красноречивую паузу, – ну, в общем, ты сама догадалась.
Выработав стратегию своего поведения, я поняла, какой должна быть и тактика.
– Нет, молчать я не буду, – сказала я твердо. – Мне есть, что вам, Петр Леонтьевич, сказать. Кстати, Татьяне Николаевне тоже было бы неплохо это услышать. А вот вашим «шестеркам», может быть, пока и необязательно это знать. Вдруг забоятся, наделают глупостей.
– Это мне решать! – рявкнул на меня Кудряшов. Аня оказалась права, в его взгляде определенно было что-то демоническое. Леонтьич закурил, подошел к дверному проему и сказал тем, кто находился в соседнем помещении: – Валите наверх. Я вас позову, когда понадобитесь... Ну, я слушаю!
– Если до утра я не выйду на связь, то одна толстая папка окажется в прокуратуре. Вы хотите знать, что в ней?
Кудряшов прищурился:
– Ну, допустим. Что в ней?
– Там свидетельские показания разных людей и о разных преступлениях, – медленно проговорила я. – Петр Леонтьевич, я думаю, вы понимаете, что еще не истек срок давности с тех пор, как вы покушались на жизнь Андрея Игнатьева...
На лице Кудряшова проступила угрожающая жестокость, казалось, он сейчас набросится на меня и станет душить. Однако Леонтьич взял себя в руки и сказал с деланым безразличием:
– Понятия не имею, кто это такой.
– Имеете, – возразила я, не устрашившись его взгляда. – Это ведь вы собственноручно убрали лестницу-времянку на мансарду и спровоцировали падение, так трагически закончившееся для Андрея. Петр Леонтьевич, а ведь вы могли с ним стать в будущем родственниками. Свояками, если я не ошибаюсь.
– Чушь все это! Какая лестница? Какая мансарда? Не знаю я никакого Андрея!
– А вот его сокурсники готовы подтвердить, что вы все вместе работали на стройке у Панина. Кое-кто слышал ваш разговор с Татьяной за забором и видел, как вы лестницу оттащили.
– Заткнись! Я так и думал, что ничего дельного от тебя не услышу. – Кудряшов развернулся и пошел к дверному проему, демонстрируя полное безразличие к имеющемуся у меня компромату.
А чего, собственно, я ждала? Леонтьич был тертым-битым калачом, поэтому смекнул, что доказать его причастность к покушению на Игнатьева практически невозможно. Одних свидетельских показаний недостаточно. Ладно, у меня еще кое-что имеется в запасе.
– Иванова хотите позвать? Правильно, Сергей тоже на крючке. Его поездка в Новороссийск тоже освещена во всех подробностях. Скоро все эти материалы будут в прокуратуре. Вам придется ответить и за кражу денег с благотворительного счета, и за смерть Игнатьева, и за смерть Душечкина, и за рейдерский захват «Экватора». Кстати, Уварова тоже дала свои показания...
– Ладно, – Кудряшов подошел ко мне ближе, – давай, колись! Ради чего все эти потуги?
– «Экватор» придется отдать, но это еще не все...
– Значит, говоришь, документы попадут в прокуратуру только утром? – уточнил Леонтьич, и я кивнула. – Очень хорошо. Времени у нас предостаточно.
– Надеетесь подчистить за ночь концы? Пустые хлопоты. Все свидетели в надежном месте. Да вы и сами это знаете. Иванов, вероятно, вам докладывал, что Катя Душечкина исчезла...
После паузы, заполненной мертвой тишиной, он осведомился:
– Кто за тобой стоит? Мигалов? Ну, разумеется, это он. Старикашка все никак не успокоится, что остался с носом. Коммунист хренов!
– Петр Леонтьевич, не важно, кто за мной стоит. Главное – вы проиграли.
– Это мы еще посмотрим! – Кудряшов усмехнулся и вышел прочь.
Я ждала, что с минуты на минуту сюда вернутся его помощники, но этого не произошло. Где-то наверху громко хлопнула дверь, после чего воцарилась полнейшая тишина. Сначала дарованное мне одиночество обрадовало, хотя я понимала, что оно временное. Можно было поразмышлять в спокойной обстановке. Но не тут-то было! Очень скоро гнетущее безмолвие повергло меня в ужас. Я поняла, что никогда не выйду отсюда живой. Очень скоро произойдет насильственное сведение концов с концами, и совсем не так, как это мне представлялось, к примеру, сегодня утром.
Мне не хотелось умирать. Я еще так мало сделала на этом свете. А может быть, уже слишком много? Перед моим внутренним взором пронеслась череда лиц, которым я уже успела отомстить. Синдяков, Кудринцев, Оборина, Астраханов, Жупанов, Шлейко, Щербаков, Портнов, Барсуков, Пилявский, Ковалева, Ложкаревы... Кто-то из них был сейчас в коме, кто-то отбывал срок в колонии, а кто-то скатился с вершин сытой и богатой жизни в обыденность. Имела ли я моральное право так с ними поступать? Допустим, с Синдяковым имела. Он сделал меня круглой сиротой. А я даже спасла его жизнь, не смогла спокойно смотреть, как он горит в огне, в который швырнули его сыновья. А кто спасет меня? Вероятно, никто.
Возможно, я не имела морального права вмешиваться в судьбы других негодяев...
На смену страху пришло отчаяние. Если Кудряшов и возвратится сюда, то вовсе не для того, чтобы принести мне акции в обмен на компромат. Нет, пожалуй, он сам не вернется, он пришлет сюда своих «шестерок», чтобы убрать меня. На этом окончится мой земной путь. Мой труп закопают где-нибудь в безлюдном месте, и Ариша даже никогда не сможет прийти ко мне на могилку, положить цветы, проронить скупую мужскую слезу. Скольких же близких он успел похоронить за свою жизнь? Много. У него осталась только я, но и я не смогла уберечь себя...
Послышался звук бьющегося стекла. У меня возникла ассоциация с разбитой бутылкой. Странно, мне казалось, что в этом мрачном подземелье никого нет, кроме меня. Но теперь я слышала чьи-то шаги. Кто бы это мог быть? Кто угодно, кроме того сексуально озабоченного коротышки, который называл меня Милой. Тот гораздо быстрее обнаружил бы свое присутствие.
Шаги приближались. Меня охватила паника. Когда в дверном проеме показалась фигура с палкой в руке, я закричала что есть мочи. И вдруг поняла, что кричу не одна. Два женских крика слились в унисон.
– Алина? Ты как здесь оказалась?
– Поля, ты живая, – обрадовалась Нечаева и... рухнула в обморок.
Ситуация была одновременно трагичной и комичной. Помощь пришла, откуда не ждали, но не дошла до меня всего несколько метров. Я была привязана к стулу, Алина лежала без чувств на бетонном полу метрах в пяти от меня. Все попытки как-то придвинуться к ней оказались безуспешными.
– Алина, очнись, дорогая, – стала уговаривать я свою подругу, – нашла время падать в обмороки. Еще не хватало того, чтобы нас застали здесь вдвоем и на пару отправили на небеса. Так, Нечаева, это уже не смешно! Перед своими бойфрендами будешь в обморок падать, а передо мной не надо.
– А? Что? Где я? – Алина наконец-то очухалась.
– Там же, где и я. А где это, тебе лучше знать.
Нечаева поднялась, чертыхаясь, потерла рукой ушибленный бок, подошла ко мне и осведомилась со всей серьезностью:
– Ты как, Поля? Живая?
– А ты когда-нибудь слышала, чтобы трупы разговаривали? Попробуй меня развязать.
– Сейчас. Да кто же такие узлы вязал? Это не по правилам, они не поддаются. – Нечаева знала, что говорила, ведь одно время она увлекалась скалолазанием, и ей пришлось освоить многие типы узлов. Она буквально помешалась на этом увлекательном занятии, ходила по своей квартире и завязывала все, что ей
