«Северной пчелы» и «Библиотеки для чтения» Сенковского. «Северная пчела» и «Библиотека для чтения» особенно отрицательно отнеслись к наиболее реалистическим повестям «Миргорода». В «Повести о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» Сенковский увидел «грязное» произведение, а П. М— ский (Юркевич), рецензент «Северной пчелы», — «неопрятную картину заднего двора человечества».[10] Но одновременно лагерь реакции сделал попытку увести Гоголя с пути реализма. Критики и публицисты крепостнического лагеря объединились с романтически-консервативными теоретиками. Уже Сенковский пытается истолковать определенные стороны гоголевского творчества в охранительно примирительном духе. Таков смысл его похвал «Старосветским помещикам» и «Тарасу Бульбе». «Северная пчела» уже прямо призывает Гоголя «руководствоваться вкусом и благородством описываемых предметов».[11]
Легенду об охранительном характере творчества Гоголя подхватила реакционно-романтическая группа «Московского наблюдателя». Шевырев и Погодин выступили со статьями внешне положительными и сочувственными, но по существу мало чем отличающимися от статьи Сенковского. С. Шевырев в статье о «Миргороде» не приемлет установки Гоголя на «низкую» действительность, обедняет социальное содержание его повестей. Обличительно-критические элементы реализма Гоголя им были не замечены, комизм Гоголя понят как «безвредная бессмыслица», простодушно-анекдотический юмор. Не случайно Шевырев совпал с Сенковским и в критических замечаниях и в призывах к Гоголю обратиться к светской тематике, к изображению «высшего и образованного класса».[12] По меткому определению Чернышевского, Гоголь для Шевырева «беззаботный весельчак, который для столичных светских людей рисует преуморительные карикатуры провинции, не имеющей понятия о модных галстуках».[13]
Только Пушкин и Белинский были в числе немногих, понявших новаторское значение Гоголя, утвердившего русскую реалистическую прозу.
Белинский выдвинул Гоголя в качестве главы новой литературы как раз за то, что великий сатирик предпочитал «обыкновенное» необыкновенному. Гоголевское творчество помогло Белинскому отчетливо и ясно сформулировать основные требования художественного реализма.
Подобно Белинскому Гоголь настойчиво разъяснял, что главный и единственный путь отечественного искусства — реализм. Более того, великий сатирик указывал, что в основе реализма лежит стремление художника к раскрытию коренных начал, внутренних законов общественной жизни. «Нынешняя драма, — отмечал Гоголь, — показала стремление вывести законы действий из нашего же общества. Чтобы заметить общие элементы нашего общества, двигающие его пружины, — для этого нужно быть великому таланту».
Именно эта сторона гоголевского реализма привлекла особое внимание Белинского. В центре полемики Белинского с реакционной журналистикой и «Московским наблюдателем» был вопрос о характере и значении творчества Гоголя. Уже в «Литературных мечтаниях» Белинский дал высокую оценку Гоголю. В краткой заметке в апрельском номере «Молвы» (1835) критик писал: «Новью произведения игривой и оригинальной фантазии Гоголя принадлежат к числу самых необыкновенных явлений в нашей литературе».[14]
Когда в 1835 году повторные гастроли в Москве четы Каратыгиных снова возбудили старый спор, Белинский выступил со статьей «И мое мнение об игре Каратыгина», в которой решительно заявил, что в русском искусстве уже сложились два взаимно исключающие типа художника: с одной стороны реалисты — Гоголь, Щепкин, Мочалов; с другой романтики — Марлинский, Каратыгин, Кукольник. Историческая правота, по его изумительному прозрению, на стороне первых. Нужно добавить, что Белинский подчеркивает «плебейский» характер нового искусства. Тем самым он с гениальной проницательностью устанавливает связь реализма с новыми, еще только нарождавшимися прогрессивными общественными силами.
Через полгода после выхода «Миргорода» и «Арабесок» появляется в сентябре 1835 года знаменитая статья Белинского «О русской повести и повестях Гоголя», напечатанная в «Телескопе».
Белинский начинает свою статью о гоголевских повестях с полемически заостренной постановки вопроса о русской прозе. В расцвете отечественной прозы усматривает он выражение органической связи литературы с запросами русского общества. Роман и повесть — следствие «общей потребности и господствующего духа времени». В самом появлении такого писателя, как Гоголь, Белинский видел признаки все большей демократизации русской литературы, созревание оппозиционных самодержавию общественных сил.
Гоголь стал для Белинского знаменем не только новой литературной школы, но и растущего освободительного движения. В эпоху, когда «правительственная сфера», по словам И. С. Тургенева, «захватывала и покоряла все», когда оставалась в прежней силе «литературно-канальская шайка грече- булгаринская» (Вяземский), Белинский выступил с призывом к широкой демократизации русской литературы. Он наносил сокрушительные удары реакционной клике. Вражда к крепостному строю, пропаганда просвещения и новых форм жизни, искренняя защита народных интересов составляют содержание идейных исканий молодого Белинского и особенно отчетливо проявляются в его статьях о Гоголе.
В статье «О русской повести и повестях Гоголя» — новый важный шаг в разработке теории реализма под непосредственным плодотворным влиянием художественных и теоретических произведений Гоголя. В заметке «Несколько слов о Пушкине» Гоголь сопоставлял два художественных метода: гражданского романтизма и художественного реализма.
«Никто не станет спорить, что дикий горец в своем воинственном костюме, вольный как воля, сам себе и судья и господин, гораздо ярче какого-нибудь заседателя, и, несмотря на то, что он зарезал своего врага, притаясь в ущелье, или выжег целую деревню, однакоже он более поражает, сильнее возбуждает в нас участие, нежели наш судья в истертом фраке, запачканном табаком, который невинным образом, посредством справок и выправок, пустил по миру множество всякого рода крепостных и свободных душ. Но тот и другой, они оба — явление, принадлежащее к нашему миру, они оба должны иметь право на наше внимание, хотя по весьма естественной причине то, что мы реже видим, всегда сильнее поражает наше воображение, и предпочесть необыкновенному обыкновенное есть больше ничего, кроме нерасчет поэта».[15]
Образ горца, гордого и мятежного, ведущего борьбу за вольность, символизирует типичную тематику гражданского романтизма декабристов. Внутренне Гоголь сочувствует этому мятежному образу, признает историческое значение декабристской вольнолюбивой поэзии. Но в новых исторических условиях громадное общественное значение приобретает реалистическое изображение обыденной, будничной, страшной именно в своей заурядности, жизни феодально-крепостнического общества.
Гоголь в этот период еще считает закономерным сосуществование романтизма и реализма, объясняя их тем, что жизнь многостороння и разнообразна. Именно это положение разъясняет наличие романтических элементов в раннем творчестве Гоголя.[16] В полном соответствии с требованиями передовой общественности 30-х годов XIX века Гоголь защищает право художника на всестороннее изображение жизни. Признавая законность и важность романтических характеров вольнолюбивых горцев, Гоголь основной задачей современной ему литературы считает изображение «подлой современности».
Белинский выдвигает близкое Гоголю положение о двух родах поэзии — идеальной и реальной. «Поэт или пересоздает жизнь по собственному идеалу, зависящему от образа его воззрения на вещи, от его отношений к миру, к веку и народу, в котором он живет, или воспроизводит ее во всей ее наготе и истине, оставаясь верен всем подробностям, краскам и оттенкам ее действительности. Поэтому поэзию можно разделить на два, так сказать, отдела, — заключает Белинский, — на идеальную и реальную».[17]
Признавая возможность существования романтической и реалистической поэзии, он большое значение придает последней. Именно «беспощадная откровенность» новейших произведений, рисующих «жизнь во всей ее наготе», является новым шагом в развитии мирового искусства. Из этого Белинский делает тот же вывод, что и Гоголь: изображение современности требует реалистического метода. «Вот поэзия реальная, поэзия жизни, поэзия действительности, наконец истинная и настоящая поэзия нашего времени».
Именно с высоты этих позиций повести Гоголя представляются Белинскому вершиной русской прозы. Всем его предшественникам — Марлинскому, Одоевскому, Погодину, Полевому и Павлову — недостает
