— Кто бы мог подумать, — отозвался он, — что изящная особа, которую я встретил на презентации, окажется профессиональным детективом.
— Вам очень повезло, что первой нашла вас я, а не братки. Вы же знаете, что случилось с Ларионовым, а он никого не пытался шантажировать.
— Да, мне повезло, — уныло констатировал Семен Григорьевич.
Когда мы проехали под железнодорожным мостом, Лысенко удивленно спросил:
— Вы что, знаете, где я живу?
— Я же сыщица.
Я въехала во двор его дома и подрулила прямо к лысенковскому подъезду, сняла наручники. Когда мы поднялись к его квартире, он достал ключи и, открыв дверь, пригласил меня войти.
Я шагнула в прихожую…
И прежде чем я успела что-нибудь понять, входная дверь, образно говоря, дала мне пинка под зад, с грохотом захлопнувшись за моей спиной. Ключ дважды повернулся в замке.
И вот тут до меня наконец дошло, что я сделала непростительную ошибку. Я немного расслабилась, полагая, что документы уже у меня в кармане, но не тут-то было.
— Открой, кретин, — я неистово забарабанила в дверь, — ты не жилец, если уйдешь сейчас.
Но в ответ я услышала только топот ног, торопливо сбегавших по лестнице. Потом до моего слуха донесся слабый вскрик, какая-то возня, приглушенные мужские голоса.
Дерьмо!!!
Я с досадой вспомнила, что отмычки остались в рюкзаке, в машине.
Не было смысла обыскивать это убогое жилище. Если бы документы были здесь, Лысенко не поступил бы так со мной. Скорее всего он вообще не вернется сюда, не вернется, я думаю, он и в редакцию. Теперь он пустился в бега в надежде разбогатеть на похищенных документах. Только вот долго ли он протянет? Что-то не нравится мне этот шум на лестнице. А не отлетался ли ты, голубь сизокрылый, уже прямо сейчас? Что это за мужички там появились так вовремя? Кто и почему вскрикнул?
Ладно, оставим размышления и выводы на потом, сейчас лучше подумаем, как выбраться отсюда.
Еще после первого посещения квартиры Лысенко я знала — замок у него старый, совдеповский, отпирающийся ключом и снаружи, и изнутри. Деревянная дверь тех же времен — не чета нынешним пустотным, обитым с двух сторон ДСП. Можно, конечно, попытаться выбить ее, но не с моей массой. Телефона нет. Можно попробовать достучаться до соседей, но, во-первых, это маловероятно, а во-вторых, даже если кто-нибудь и придет, как я через дверь смогу им все объяснить? Без милиции не обойдется, а мне это нужно?
Единственным выходом во внешний мир остается балкон. Но пятый этаж…
Попробуем через соседей. Я подошла к шкафу, выбрала три простыни поновее, надежно связала их и сделала еще по узлу через каждый метр — получился такой импровизированный канат с шишечками, чтобы не скользили руки. Можно бы было обойтись и одной простыней, если бы я была уверена, что на четвертом этаже кто-то есть и мне не придется спускаться на третий.
Выйдя на балкон, я привязала один конец к горизонтальной перекладине ограждения, а другой — закинула на балкон четвертого этажа. После этого я перелезла через ограждение, ухватилась обеими руками за канат и, повиснув на нем, начала свой спуск, давая канату потихоньку убегать наверх, то ослабляя, то вновь усиливая свою хватку.
Мои ноги наконец нащупали ограждение нижнего балкона, я не стала тормозить и скользнула ниже. Все, спуск удачно завершен.
Оторвавшись от каната, я шагнула к балконной двери и толкнула ее. Черт, закрыта. Я забарабанила в оконное стекло с криком: «Пожар, срочно откройте!»
С другой стороны окна я увидела какое-то движение. Прислонив лицо к стеклу, я разглядела здоровенного пузатого бородача в майке и спортивных штанах.
— Откройте! — Я снова загромыхала по окну.
Здоровяк подошел к двери и начал открывать шпингалеты. Когда дверь открылась, я бесцеремонно вошла в квартиру удивленного бородача и по-военному отчеканила первое, что пришло в голову:
— Майор Сидорова. Пятый десантный полк. Проводим совместные учения с МЧС по освобождению заложников с верхних этажей, — я поднесла лицензию частного сыщика к его носу и тут же спрятала ее.
— Но у нас нет заложников, — неуверенно протянул мужик.
— Я же четко объяснила, это учебная операция. Телефон есть?
— В прихожей.
— Кто-нибудь еще есть в квартире? — не давая ему опомниться, спросила я.
— Нет, я один, жена на работе.
— Как ваша фамилия? — подходя к телефону, обратилась я к ошалевшему пузану, который, как на веревочке, проследовал за мной.
— Буц Олег Николаевич.
— Хорошо. — Я набрала первый попавшийся номер и, не дожидаясь ответа оттарабанила в трубку: — Товарищ генерал, майор Сидорова. Операция «Альфа» завершена. Неоценимую помощь в проведении операции оказал товарищ Буц Олег Николаевич. Слушаюсь, товарищ генерал. Есть, товарищ генерал.
Я положила трубку и обернулась к Буцу.
— За поддержку, оказанную вами в проведении операции «Альфа», вы будете награждены Почетной грамотой Министерства чрезвычайных ситуаций и денежной премией в размере трех минимальных размеров оплаты труда. Благодарим за оказанную помощь.
— Да я… всегда… рад… — промямлил вконец растерявшийся Буц.
Я снова подняла трубку и набрала номер Степана, он ответил сам.
— Степан, это я. Скажи мне, у Лысенко есть женщина?
— Да, Нинка Воробьева, он с ней года полтора живет, — с готовностью ответил Сергеев.
— Ты знаешь, где она живет?
— Конечно, пили там не раз.
— Давай адрес, — поторопила я его.
— Я точного адреса не знаю, но объяснить могу.
— Ну так объясняй.
— Знаешь девятиэтажку башенного типа на Вавилова, ну, там еще такие небольшие скульптурки какого-то доморощенного мастера?
— Знаю.
— Первый этаж, дверь направо.
— Поняла, спасибо.
Я повесила трубку и посмотрела на пузана, который стоял за моей спиной. Он поднял на меня глаза, в которых читался немой вопрос.
— Ну, товарищ Буц, мне пора. Мы с вами свяжемся. Еще раз спасибо.
Провожаемая его недоуменным взглядом, я направилась к выходу. Молчаливой сомнамбулой он поплелся за мной.
Операция «Альфа» завершена, и мои предположения относительно доверчивости россиян вполне оправдались. Но мужик, конечно, был шокирован. И вскоре о своем приключении, которое он пережил, не покидая своей квартиры, он расскажет членам семьи и любопытным сослуживцам, если, конечно, у Буца есть работа.
Я подъехала к дому Воробьевой. Ветер поутих. Грохот трамваев, с которого начиналась утренняя жизнь этой улицы, не смолкал ни на минуту.
Стоило мне вывалиться из машины, как это трамвайное дребезжание, оглушив меня вначале, искрой пробежало по моим натянутым нервам, точно так же, как токоприемники этих разрисованных рекламой монстров скользят по дрожащим проводам.
По мокрым тротуарам тянулись толпы прохожих. Одни смотрели себе под ноги, другие вращали головами так, словно они у них были на шарнирах.
