попутно с его садовником путается. Возможно, тот проболтался, или сам как-то заметил.
Только решил он с Ладой порвать и пленку себе оставить. Поделился мыслями с женой: «Много, мол, просить не буду у дружка. Пусть особняк на меня целиком переделает, а потом уничтожу пленку на его глазах!» На такое Антон согласился бы – ему наверняка с быдловатым другом юности надоело общаться. Даже время от времени. Единственное, с кем ему жаль было бы расставаться, – так это с Аней, его давнишней любовью. Но это не по теме.
Однако для Лады это был полный крах всех ее мечтаний о богатстве.
И вот в ту ночь Андрей, аферист по натуре, да еще и мелкий шантажист по призванию, решил разыграть фарс, чтобы до конца отрезать от себя Ладу и обострить отношения с Антоном. Так Кирееву легче было потом подельнику условия диктовать. Скажу, что и мне отводилась роль в его спектакле. Я должна была быть главным и бесстрастным свидетелем. И то, что у меня имелось оружие, вселяло в Киреева дополнительную уверенность. Он ведь не напивался – только прикинулся пьяным! Вернее, хотел, поскольку не знал, какую злую шутку с ним сыграла дочь. Катя попросту ревновала его к Ладе и подлила ему в водку клофелин. Так что отрубился господин директор вполне натурально!
И Лада поняла, что такой шанс упускать нельзя. А тут мы еще с ее братцем увлеклись друг другом. Единственное, мы мешали ей залезть в сейф, пока оставались в холле. Но только Антон и я вышли на улицу, Лада прямиком направилась туда. Код замка выяснить было несложно – его знал Семенов. От кого, трудно сказать. Может, сам Киреев выболтал по пьяни. Катя говорила мне в первый день нашего знакомства, что в доме он ни для кого не был секретом. И цифры назвала. Да и Киреев о том же упоминал.
Действовать нужно было быстро, поскольку другого шанса просто не представилось бы. Но вот незадача: в самый неподходящий момент Киреев очнулся, и Ладе ничего не оставалось, как выстрелить. Благо пистолет лежал тут же в сейфе.
– Я обязана это слушать? – неожиданно перебила Лада мой рассказ. – Я арестована?
– Нет, пока нет, – сказал следователь и перевел взгляд на меня. Я еле заметно кивнула.
– Можете уйти в любой момент. Только помните, что я упоминал о чистосердечном признании.
– Тогда всего вам доброго.
В голосе слышались легкие нотки торжества. Взгляд говорил о том же. Едва она открыла дверь, я выскользнула следом.
– Прежде чем уйти, посмотрела бы, кто тебя на улице ждет, – усмехнулась я ей в спину. – Думаешь, просто так тут тачка Злого стоит?
Мои слова настигли ее, точно пуля. Лада даже вздрогнула и дернулась вся как-то вверх.
– Злого? – растерянно переспросила она.
– Подойди к окну, сама увидишь.
Напротив РОВД с утра красовался черный «мерс» с московскими номерами.
Ладу словно током ударило. Она едва не упала на пол. Я успела подхватить ее.
– А теперь слушай меня.
Когда я говорила это, во мне не было и намека на сочувствие. И грохнуться ей не дала только потому, что она мне нужна была живая. Хотя стоило Ладе приложиться затылком о пол. Чтобы набила такую же шишку, какую отвесила мне в домике сторожа. Я еще тогда удивилась – почему нападавший выбрал именно скалку? Просто рука взяла привычное: Санек, например, схватил бы пустую бутылку. Ну, да ладно.
– Я в кабинете не все рассказала. Кое-что приберегла специально для разговора наедине. Я знаю о том, как вы с Артистом кинули Чечена. Он пас целый месяц Ростислава Шестакова, готовил дело, а вы его у него из-под носа увели. А слила информацию Артисту ты. Интересно, это он предложил так вашу новую дружбу скрепить или тебе денег хотелось?
Но ответить она мне ничего не смогла, потому как еле держалась на ногах.
– Я сейчас выйду и отдам признание Крота бойцам Чечена. Долго ты после этого проживешь? Артист дальновиднее тебя – он сразу на тюрьму согласился...
Договорить я не успела, поскольку при последних словах Лада упала предо мной на колени.
– Что хочешь... все отдам!
– Все не нужно! Вернешься в кабинет к следователю и напишешь чистосердечное признание. Выбирай – или в тюрьму, или к Злому.
Через пятнадцать минут я с легкой душой вышла на улицу. Около «Мерседеса» меня встретил мой приятель и Марина. Она еще переживала, не веря в свою амнистию. Это было сильно заметно по ее лицу. Ну и пусть. Это только пойдет ей на пользу.
Мой приятель, узнав, что все прошло лучше некуда, убрал московский номер и поставил родной, тарасовский. Затем укатил по делам.
А мы с Мариной остались ждать. Если верить майору, он заранее похлопотал, чтобы выпустили девочку, едва он даст сигнал. А сигнал он обещал дать после того, как признание ляжет ему на стол.
Оно легло полчаса назад, так что уже должно быть скоро. И все же первой она увидела меня. Подбежала и повисла на шее. Мы расцеловались с ней, как родные. Затем ее мать отозвала меня в сторону и, отчего-то смущаясь, сунула в руку пухлый конверт.
– Женя, вы для нас столько сделали.
В голосе ее прозвучало одновременно смущение и настойчивость, будто я думала отказываться.
У меня и в мыслях этого не было – я действительно много сделала.
Я остаюсь ждать, поскольку у меня есть некоторые вопросы к девушке. Конечно, Кате сейчас не до воспоминаний, но вероятность нашей дальнейшей встречи минимальна. И потому мне очень хотелось бы узнать: когда она успела выкопать пакет с негативами, что зарывал под деревом Санек?
