— И насчет косметики тоже, — заметила вторая, та, что была помоложе. — Мы только губы чуть-чуть блеском тронули, красавице вашей… А так больше ничего.
— А вот с руками беда, — вздохнула первая.
Неожиданно для самой себя я вспыхнула и проворно спрятала за спину обе руки. Было понятно, что имела в виду работница магазина: физические нагрузки и требования профессии оставили на моих руках несмываемый автограф: кожа на ладонях была сухой и местами потрескавшейся. А ногти — обрезаны, что называется, под корень, безо всякого следа маникюра. Не такие уж страшные руки, нормальные руки девушки, которая сама зарабатывает себе на жизнь — в том числе и тем, что умеет быстро и прицельно стрелять с обеих этих рук, падая пузом в грязь. На улице или, скажем, в метро никто бы не заметил, что у меня такие короткие ногти и красноватые пальцы. Но вечерний наряд налагал свои требования — и мне вдруг показалось, что даже манекены в глубине магазина смотрят на мои руки с осуждением.
— Спасибо, девочки, я доволен на все сто, — весело сказал Аркадий и полез в карман за бумажником. — В десять минут вы уложились, как договаривались, за это каждой премия, — он вынул две стодолларовые бумажки, помахал ими в воздухе и по очереди пришлепнул их на плечо каждой из продавщиц, как будто награждал их погонами. — А нам пора.
Мы покинули бутик, нагруженные покупками, которые по просьбе Ильинского были уложены в купленный тут же большой кожаный чемодан. В него же отправились мои кроссовки и спортивный костюм.
В «Дворянское гнездо» я входила на высоченных «шпилях» на ногах, обтянутых шелковыми чулками а-ля паризьен, с побрякивающими на груди и в ушах украшениями от Сваровски и в непривычно коротком платье из темно-малинового органди, которое уверенно облегало грудь и как будто стекало мелкой рябью по бедрам. «Черт возьми, ну просто женщина-вамп!» — подумала я, в очередной раз поймав в зеркале свое отражение.
— Привет, пап! А кто это? У нас гости? — громко спросила младшая дочь адвоката Аня, как только Ильинский, пропустив меня вперед, зашел в квартиру и громко щелкнул дверным замком.
Я поняла, что встретившая нас девушка — именно Аня, потому, что, во-первых, на вид ей было как раз тринадцать лет, а во-вторых, девчонка была очень похожа на отца: те же резковатые черты лица, те же узкие губы и светлые до прозрачности глаза, правда, полускрытые за огромными очками в тяжелой старомодной оправе.
Одетая в просторную майку с вышитой бабочкой на плече и короткие голубые бриджи, она стояла в глубине просторной прихожей с книгой в руках и смотрела на меня исподлобья.
— Здравствуй, дорогуша. Познакомься, это — Женя. То есть не Женя, а Евгения Максимовна.
— Кто она? И зачем она? — Аня еще больше насупилась.
— Ты пройди пока к себе, Анюта.
— Почему это?
— Потому что я тебя об этом попросил.
Это было сказано таким тоном, что ослушаться было невозможно. Девочка ошпарила меня презрительным взглядом, резко развернулась и устремилась в анфиладу комнат. Ее тяжелые для подростка шаги слышались довольно долго, пока не оборвались звуком громко захлопнувшейся двери.
— Проходите, Женя, — Аркадий вежливо пропускал меня вперед.
— Мне кажется, нам надо хотя бы для вида перейти на «ты», — заметила я вполголоса. — Ведь я же ваша будущая супруга.
— Да, конечно. Вы… то есть ты права.
Ильинский провел меня по выложенному паркетом коридору (бог мой! Сколько здесь было комнат? Шесть? Десять? Пятнадцать?) и распахнул двери гостиной.
На секунду я зажмурилась от хлынувшего мне навстречу потока солнечного света: на дворе уже стоял яркий, солнечный день, домашняя прислуга еще несколько часов назад подняла портьеры во всем огромном доме. Весенние лучи, пробивая себе дорогу сквозь огромные окна из специального стекла (мне уже приходилось встречать такие — кажется, какой-то особый хрусталь), гоняли солнечных зайчиков по поверхности палисандровых столиков, инкрустированным полочкам, тяжелым напольным вазам, картинам и витражам.
Иными словами — обстановка в доме у известного адвоката Ильинского была поистине шикарной. (Мне невольно вспомнился анекдот про нового русского: «Бедненько, но чистенько», — сказал тот, выходя из Эрмитажа.)
— Прости, Женя, оставлю тебя буквально на минуточку — нужно срочно сделать пару деловых звонков. А впрочем, я пришлю кого-нибудь, чтобы тебя познакомили с домом.
Аркадий вышел, а я опустилась на роскошный, лакированной кожи, диван и еще раз огляделась по сторонам. Это была минута, за которую я решала, как следует держать себя дальше. Судя по тому, как неприветливо меня встретили, женщин со стороны в этом бабьем царстве никто не ждал и не любил. Но приноравливаться ко вкусам и желаниям каждого из членов семейства в мои обязанности не входило: клиент платил вовсе не за то, чтобы я к месту и не к месту включала свое обаяние. Вывод: надо держать удар и разыгрывать из себя эдакую дамочку с порочной улыбкой на бесстыжих губах и холодными акульими глазами.
Верная этому образу, я положила ногу на ногу, вздернув и без того короткий подол платья до последней границы приличия, и оскалилась навстречу своему отражению, репетируя ту самую «порочную улыбку».
И, как оказалось, вовремя — в комнату вошла, нет — влетела, хотя и мелко семеня ножками, маленькая полная женщина с высокой седой прической. С порога она бросилась ко мне так, будто внезапно встретила пропавшую несколько лет назад родную дочь или, на худой конец, наследницу всего своего состояния:
— Евгения Максимовна! Боже мой, как я рада! Какой сюрприз, господи, какой сюрприз! Почему же Аркадий Эмильевич заранее ничего мне не сказал?! Да если бы он хотя бы намекнул, я бы непременно приготовила к обеду что-нибудь особенное! Необыкновенное что-нибудь! Ах, в какое же положение вы меня поставили!
На ней было синее форменное платье строгого фасона. Униформа домоправительницы (почему-то с первого взгляда становилось ясно, что эта женщина — именно домоправительница, а не, скажем, домработница или приходящая прислуга) не слишком вязалась в эту минуту с восторженным выражением ее подвижного лица. Казалось, еще секунда — и в порыве непонятного восторга женщина бросится мне на шею.
— Здравствуйте, — сказала я. Увы, в тот момент мне не пришло в голову ничего поумнее.
— Здравствуйте-здравствуйте-здравствуйте! Я рада, я рада. Вы знаете, Женечка (вы ведь позволите мне называть вас просто Женей?), все то время, что я работаю у Аркадия Эмильевича, а тому уж добрых пятнадцать лет, я мечтала, чтобы он привел в дом женщину, которая осталась бы здесь навсегда и стала бы не только хорошей женой хозяину этого дома, но и нежной матерью его малюткам.
На словах «нежная мать» и «малютки» она все-таки запнулась. Видимо, мой внешний вид не вполне соответствовал нарисованному в ее воображении образу Мадонны с двумя младенцами на руках. Но она быстро спохватилась, набрала в грудь воздуха и, кажется, намеревалась продолжить свои восторги.
— Я бы хотела посмотреть квартиру, познакомиться с девочками и теми, кто тут еще живет или часто бывает, — прервала я ее.
— Конечно-конечно! — спохватилась Фаина. — Ведь хозяин именно это мне и поручил. Пойдемте- пойдемте! Я заведу вас в каждый уголочек — ведь вы же наша будущая хозяйка!
Она доверчиво, как маленькая девочка, взяла меня за руку, и мы переступили порог гостиной.
Когда Фаина показывала мне квартиру, вид у нее был такой, будто мы совершаем путешествие по сказочной пещере Али-Бабы. Может быть, она и в самом деле относилась к жилищу своих хозяев со священным трепетом; по крайней мере, выражение боязливого восхищения не сходило с ее подвижного лица.
— Всего в доме шесть комнат, — говорила она вполголоса, пока мы шли по застланному туркменскими
