старого спортинвентаря. Только на крышку надо положить большой камень. Он там рядом лежит. Видел?
— Видел. А воздуха там хватит?
— Разумеется, хватит. Это ж всего на два-три дня. Пока нас к Вите пустят. И потом, это же че-ре-па- ха. Ей воздух что пища: есть — хорошо; нет — и так проживёт. Я об этом в книжке читал. Читать надо, товарищ Василь. Книги — они сила. Вот я, например…
— Знаю, знаю, что ты самый умный и начитанный. Но вот как бы черепаха у нас не задохнулась.
— Не задохнётся. Она без воздуха может прожить очень долго. Это же древнейшее пресмыкающееся. Она произошла от котилозавров. Сотни тысяч лет…
Толя явно хотел поразить Василя своими знаниями. Но мальчикам надо было догонять вожатую, и Толе пришлось прервать свою лекцию о черепахах.
В другое время Василь с удовольствием бы его послушал, но сейчас только спросил:
— А ты успел прочитать на панцире?
— Ничего не успел. Хотя первые буквы видел. По-моему, там было «О», ещё раз «О» и «Т» или «П»… Эти четыре буквы я разобрал.
КОСТЯНОЙ ДОМИК
Вахтёр больницы, старичок-добрячок, сказал таким решительным и звонким голосом, что в нём было больше металла, нежели в тарелках духового оркестра:
— Это что ещё за грязный мешок?! А ну положь!
Тут только Вера заметила, что мальчики несли что-то в руках. Они так ловко прятали этот арбуз или дыню в мешковину, что ей показалось чудом появление в руках у мальчиков предмета, которого не было ни в маленьком автобусе-«рафике», на котором они ехали из Артека, ни только что, когда они входили в ворота больницы. И никакой это был не арбуз и не дыня.
А чуда тоже никакого не было. Просто Василь нёс черепаху, а Толя его прикрывал. В автобусе же круглый предмет в мешковине лежал под лавкой, и четыре ребячьих ноги заслоняли его от вожатой.
Теперь вахтёр развернул мешковину, и на столе проходной будки, выпростав ноги и вылупив свои и без того выпуклые глаза, вертела головой во все стороны черепаха, как будто удивлённо спрашивая: «Куда это я попала?»
— Ну знаете! — Вера схватилась за щёки. — Вы где ж её прятали?
— Хм… — сказал Василь.
— Нигде, — сказал Толя. — Она же не простая. Она — почтальон. О ней ещё Вита рассказывала Василю. У неё на панцире письмо написано.
— Вита? — удивлённо воскликнул Иван Павлович. — Я Витин папа. Мне она ничего не рассказывала. Почему же этот зверь почтальон? Смотрите, какая умница: рот раскрыла, на нас смотрит и хочет что-то сказать.
Толя ткнул черепаху в панцирь, и она сразу же подобрала ноги и втянула голову.
Василь нагнулся к столу и стал читать по складам: — «О»… В общем, «ОТ» Вот тут что-то нацарапано. Вот буква «Т» и опять «О», а дальше снова «Ш».
Теперь черепаху разглядывала и Вера.
— А вот, — сказала она, — ещё одна буква. Только все они неясно видны.
Тут в разговор вмешался старичок вахтёр.
— Ну и что ж, что неясно. У нас в Ялте про эту черепаху тоже слыхать было. Говорят, что на ней написано, где графы свои богатства спрятали. Молодцы ребята, что её поймали. Она вроде бы исторический экспонат. А надпись разобрать — разберут. У нас тут и лупа есть — рентгеновские снимки рассматривать. А хошь микроскоп. Какую там ни возьми инфузорию, враз рассмотрит и название её тут же — будьте покойны. Только одно я вам скажу: как сидит она тут в проходной в своём собственном домике, спрятамшись, так пущай и сидит. Больница — учреждение лечебное. Черепах туда пускать не дозволено. Пущай она хоть почтальон, хоть историческая — всё одно нельзя.
Сказав эту, должно быть, самую длинную для него речь, вахтёр сел на табуретку и не торопясь закурил.
Теперь ни ног, ни головы черепахи не было видно. Вся она спряталась в свой костяной домик.
Иван Павлович нагнулся к этому панцирному домику, прищурился, стал его разглядывать и гладить кончиками пальцев. Так он ощупал весь куполообразный панцирь.
— Ну?! — нетерпеливо воскликнул Толя и при этом получил от Василя тычок в бок. Василь уже давно заметил, что Толя не так-то уж вежлив со взрослыми. Простите, — поправился Толя, — я хотел спросить, что там написано. У меня была черепаха, и я…
— Да, да, — сказал Иван Павлович, — у тебя, значит, была черепаха, и ты считаешь себя большим знатоком по черепахам. Эти буквы ты расшифровал?
Толя неопределённо пожал плечами.
— Вот что я вам скажу, ребята. — Иван Павлович протянул руку, приглашая мальчиков и Веру подойти поближе к столу. — Смотрите: черепаховый панцирь состоит из роговых пластинок правильной многоугольной формы. Пластинки эти соединяются друг с другом швами. Вот они, швы. Видите?
— О! — воскликнул Толя.
— Те! — сказал Василь.
— А вы что скажете? — обратился Иван Павлович к Вере.
— Похоже на буквы.
— То-то и оно, что похоже. Но это никакие не буквы, а швы из окостеневшей кожи. И поскольку можно определить на глаз и на ощупь, на этой черепахе ничего не нацарапано.
Тут в разговор вмешался вахтёр. Он встал с табуретки, загасил сигарету и сказал:
— Не может такого быть. Люди видели. На ей точно чего-то написано. Такие люди видели, что ни в жисть не сбрешут.
— Правильно. — Иван Павлович не стал спорить с вахтёром. — На черепахе что-то написано, но только не на этой, а совсем на другой. Разве в Крыму одна черепаха? Их тут, может быть, тысячи. Вот и надо найти ту, которую называют почтальоном. А эту отдать в зооуголок Артека. Вера, есть у вас такой уголок?
— Будет, Иван Павлович.
ПРОЩАНИЕ С НАДЕЖДОЙ НА ВСТРЕЧУ
Итак, Виту выписали из больницы. В этот день, чуть только она вышла на крыльцо из коридора, где пахло лекарствами, сразу попала в мир разноцветной земли. Казалось бы, зелень может быть только зелёной. Нет, тут было столько оттенков оливковых деревьев, блестящей листвы лавров, густой и мрачноватой окраски свечкообразных тёмно-зелёных кипарисов и светлых ярких побегов плюща, что Вита воскликнула:
— Смотри, папа, зелень совсем разная!
А потом сверкнуло море, как зеркало, отражающее солнце. Оно приветливо мигнуло Вите сквозь тёмную хвою.
— Здравствуй, море! — воскликнула Вита. Ей хотелось прыгать (а это было, вообще-то говоря, запрещено на ближайшие две недели), хотелось петь, танцевать и… плакать.
