нервничала и была в дурном расположении духа, она бралась за сигарету.
И я пододвинула ей пепельницу и поднесла зажигалку. Хотя, конечно, дымить у меня в квартире не принято. Но сейчас был не тот случай, чтобы говорить о моих привычках и нормах поведения в моей квартире.
— Так что такое случилось?
— Моего сына…. его… вот так, — выговорила она и захлебнулась глухим, без слез, хриплым рыданием. По всей видимости, она была так потрясена, что даже не могла плакать — слезы теснились где- то глубоко, но никак не могли прорваться, чтобы хоть немного снять это жуткое напряжение.
Откровенно говоря, я многое повидала на своем веку, мне приходилось видеть кровь и слезы, но такого лица, какое было сейчас у этой жизнерадостной, молодой и привлекательной женщины… такого еще видеть не приходилось.
— Что… что-то случилось с Петей?!
…Насколько мне было известно, у Екатерины Ивановны было двое детей: старший сын Петя и дочка Аня.
— Нет… не Петя. Саша… это мой сын от первого брака. Я же второй раз замужем… и вот он.
Дальше Екатерина Ивановна продолжать не смогла: бог сжалился над ней и ниспослал ей возможность выплеснуть свое горе в безудержной слезной истерике.
Успокаивать ее пришлось долго. Отпаивать кофе, раз за разом подносить к сигарете огонек зажигалки, пока наконец Екатерина Ивановна не обрела способность говорить.
— Саша… это мой старший сын. От первого брака. Я тогда была совсем еще молода… не сложилось. Тот, первый… у него сейчас другая жена. Сашу забрали в армию. И вот…
Голос ее прервался, но я и без того поняла, что именно последует за этой жуткой паузой. Да и что может ожидать мать солдата, который в пору кровавой чеченской войны призван в доблестные армейские ряды?
— В общем, они прислали запаянный цинковый гроб и написали… что, дескать, так и так… погиб при исполнении. Но Витя… мой первый муж… он по образованию врач. Он открыл гроб, чтобы… в общем, чтобы похоронить по-человечески… нашего Сашу. Похоронить. А там… а там… — Екатерина Ивановна прижала ладонь к мокрым глазам и, хрипло, с надрывом выдохнув, произнесла: — Одним словом, Витя сказал, что такого не может быть. Что Саша погиб не от пули и не от разрыва снаряда. Такое впечатление… будто он обгорел. Но Витя говорит, что ожоги так не выглядят… Это что-то… он сказал про бактериологическое оружие… с Сашей… делали что-то жуткое.
В общем, это было странно, если даже не учитывать того, что произошло с телом Саши Путинцева. Цинковый гроб вскрыли? Но ведь это само по себе — вопиющее происшествие. Ведь, как известно, гроб должны сопровождать посланцы из воинской части, в которой служил покойный. Так сказать, почетный караул. И пока гроб не опустят в землю, они, эти люди, должны находиться при нем неотлучно.
И никакое вскрытие гроба — само по себе дело нелегкое и весьма трудоемкое — не может произойти без ведома этих посланцев. Ведь можно и поплатиться: полетят их погоны, как осенние листья, отступи они в чем-то от буквы армейского закона.
Но, конечно, все это я не стала вываливать на Екатерину Ивановну. Ей, бедной, и без того хватит.
— Я не понимаю, — медленно проговорила я, — что же конкретно говорит ваш бывший муж?
— Он сам ничего не может понять… он сказал, что характер поражения… как будто Сашу долго… нет, я не могу! — И она снова разразилась рыданиями.
Я уже не пыталась успокаивать ее. Да и был ли в этом смысл? Что можно сказать матери, потерявшей сына на войне? Особенно когда в цинковом гробу присылают даже не тело, а сильно изуродованные останки… над которыми вытворяли невесть что. Жутко, но такова беспощадная правда жизни.
— Значит, так, тетя Катя, — проговорила я, — сегодня постарайтесь успокоиться… — я замялась, — а завтра я займусь этим делом. Поговорю с Виктором. Я обещаю вам, что смерть вашего сына не останется… вы слышите, тетя Катя, я непременно разберусь, что произошло с ним! Конечно, бывает, что все расследования бессмысленны, но все-таки… Как зовут вашего мужа?
— Путин… цев. Путинцев Виктор Сергеевич…
Сложно говорить что-то в такой ситуации. Тетя Катя умоляюще смотрела на меня красными воспаленными глазами.
Шок — это по-нашему, пронеслись в голове слова развеселой рекламы, получившие такой горький и разительно беспощадный привкус…
Екатерина Ивановна ушла после того, как я втолковала ей, что зайду завтра прямо к ней домой — ни на какую работу, разумеется, она идти не собиралась — и мы поедем к Виктору Сергеевичу.
Но на этом вечер разнообразных и содержательных впечатлений не закончился.
Во-первых, мои креветки превратились в груду дымящихся угольев, издающих не самый приятный запах. Во-вторых…
Об этом «во-вторых» следует сказать отдельно.
Я включила телевизор примерно в половине одиннадцатого и, наткнувшись на какой-то футбол, в котором я понимала не более, чем среднестатистическая домохозяйка — в космических технологиях, тут же переключила на СТС. Для тех, кто предпочитает телевизионному досугу более содержательные и полезные занятия, скажу, что это такой канал, на котором крутят сплошные американские телесериалы и «мыльные оперы» — бразильские, мексиканские и аргентинские.
Все это великолепие чередуется с музыкальными передачами, составленными по принципу «поздравляю дорогую бабушку со столетием и про-шу передать для нее песню в исполнении Клавдии Шульженко, какую-то там про вальс».
И надо же такому случиться — в тот момент, когда я включила СТС, на экране — большими белыми буквами по синему фону — было начертано следующее знаменательное поздравление:
…
БАГИРЕ
Поздравляю с днем рождения.
Счастья тебе в личной жизни и в работе.
Пусть всегда будет солнце. Ты же знаешь,
оно всегда восходит на востоке.
ГРОМ
Господи, как же я могла забыть! Ведь он предупреждал меня, что нужно посмотреть именно эту программу. Нашла же я накануне в почтовом ящике газету с телевизионной программой, где была обведена именно эта музыкальная передача с поздравлениями!
Ну и ну!
У меня просто перехватило дух: едва ли не первый раз в своей карьере я проявила такой вопиющий непрофессионализм, за который он — ГРОМ — мог сурово спросить. И никакие отговорки типа «подгорели креветки, уничтожала следы пожара» не помогли бы.
Просто я так непозволительно прониклась эмоциями Екатерины Ивановны, что едва не села в лужу. А ведь то, что я прочитала в программе музыкальных поздравлений, — это очень важное послание. И мне понятное.
«Счастья в работе» — совершенно очевидно, что у Грома есть ко мне дело.
«Пусть всегда будет солнце» — таким поэтическим манером он напомнил мне, что в городе Тарасове существует улица Солнечная, на которой расположено кафе «Восток», где он не раз назначал мне явки.
Итак, место известно. Время тоже определить несложно. Конечно, Гром мог написать мне прямым текстом, что так, мол, и так, жду тебя во столько-то. Но всегда предпочитал страховаться.
Итак, отрывной календарик за 1999 год. В принципе подошел бы любой, если учесть, что солнце каждый год восходит одинаково.
А мне была нужна именно дата восхода солнца завтра, восемнадцатого ноября. Так, шестнадцатое,
