переставляла ноги. Глаза у мамы Жемчужного были красные, и, может быть, не столько из-за слез, сколько из-за бессонной ночи.
— Как ты, мама? — заботливо поинтересовался Костя.
— А как я могу быть? — в тон ему ответила она. — Стараюсь держать себя в руках, но получается неважно.
Тут она заметила меня, отерла тыльной стороной ладони слезы с лица, поправила на голове платок и сказала:
— Здравствуйте.
Я ответила ей взаимным приветствием.
— Мама, это — Женя, — представил меня Жемчужный, взяв за руку. — Моя невеста. Женя, это — моя мама. Вера Николаевна.
— Очень приятно, — добродушно произнесла она.
— Поверьте, мне также, — сказала я. — Костя много рассказывал о вас. Примите мои соболезнования.
В ответ она только кивнула.
— Женя, ты побудь здесь, — Жемчужный все еще держал меня за руку. — Хорошо? А я отлучусь ненадолго.
— Мы пойдем на кухню, — взяла инициативу в свои руки его мать. — Хотите чаю?
Предложение было неестественным, и я прекрасно понимала, почему. Бедной женщине просто хотелось мысленно уйти от происшедшего любыми путями.
Я ничего не ответила, и мы с Верой Николаевной отправились на кухню, покинув Костю.
Честно говоря, чай я не очень любила и всем другим напиткам предпочитала кофе, но в данной ситуации возражать было бы неуместно.
Вера Николаевна поставила на плиту чайник и села за стол, сложив руки в замок прямо перед собой. Я разместилась напротив.
— Вы давно знакомы с Костей? — спросила она у меня, подтверждая изначальное предположение. Ей сейчас было все равно, о чем говорить.
— Не так чтобы очень, — туманно ответила я. — Но мы прекрасно дополняем друг друга. Костя — замечательный человек. И актер талантливый. Насколько я поняла, это тоже ваша заслуга.
— Не совсем, — она смотрела то на меня, то на свои сцепленные пальцы. — Костя — актер от бога. Те знания, которые я ему дала в институте, лишь подкрепили то, что было ему дано.
— А Георгий? — осторожно спросила я, стараясь не сильно травмировать ее, но в то же время подобраться к интересующей меня теме.
— Гошка был неудачником, прости меня, господи, — Вера Николаевна перекрестилась. — О покойниках нельзя ведь говорить плохого, да? Но мне, думаю, можно. Он ведь мой сын. Я всегда имела право пожурить его. Непутевый он.
Мать погибшего то и дело путалась, говоря о Георгии то в прошедшем времени, то в настоящем. Впрочем, я могла ее понять. Она до сих пор не может привыкнуть к мысли, что старшего сына уже нет. Это и немудрено. Не так много времени прошло.
— В чем же была его непутевость? — поинтересовалась я.
— Да во всем. Ни работу себе приличную не смог найти, ни семьей толком не обзавелся.
— Он холостяком был?
— Гошка-то? Он дважды разведенный. Первый раз еще по молодости по глубокой женился. Ребеночка завели. Хороший мальчуган такой, только Гошка их бросил и не видится даже с сыном. А второй раз развелся месяца три-четыре назад.
— Тоже дети есть?
— Нет, слава богу, — Вера Николаевна снова перекрестилась. — Не хватало ему еще один грех на душу взять. Коли он такой бестолковый у меня, так зачем же детки малые по его вине страдать должны.
— А в последнее время Георгий, значит, один жил? — уточнила я.
— Да бывали у него женщины… Мужики ведь без баб не могут.
Чайник закипел, и Вера Николаевна, достав из серванта две чашки, принялась разливать в них кипяток.
— Жениться он собирался, — продолжила она, неспешно выставляя на стол сахарницу, сушки и масло. — Говорил, через пару месяцев свадьба. Они со Светой не сегодня-завтра собирались и заявление уже подать. Да вот не успели, — на глаза Веры Николаевны вновь навернулись слезы. — Но, может, это и к лучшему. Не успел он, паскудник, еще одну девушку загубить.
— А жена его бывшая к этому как относилась? — продолжала я несильно напирать. — Я имею в виду к его новой женитьбе?
— О какой именно жене вы спрашиваете? — уточнила Вера Николаевна, прихлебывая чай. Разговор она вела как-то автоматически, полагаю, не очень-то и вникая в суть.
Я и сама чувствовала себя неловко оттого, что приходится допрашивать ее, но кто еще мог сообщить мне о погибшем достоверную информацию, как не она. В первую очередь приходилось думать о деле, а не о приличиях.
— О последней, разумеется, — ответила я. — Вы же сами сказали, что с первой он давно уже никаких контактов не поддерживал.
— Это верно, — подтвердила моя собеседница. — Не поддерживал. А с Надей они еще виделись. Все-таки живем по соседству.
— Так как она отнеслась к тому, что он опять жениться собрался? — напомнила я Вере Николаевне о своем вопросе.
— Да никак не отнеслась. Обыкновенно. Женится, и черт с ним.
— Скандалов не было?
— Вообще?
Разговаривать с матерью убитого Георгия было нелегко. Тем более сейчас, когда ее подломило семейное горе. Но и той информации, которую я получила от нее, на первых порах было вполне достаточно. Во всяком случае, я узнала о двух особах, так или иначе находившихся в контакте с покойным незадолго до его смерти. Это его последняя жена Надежда и невеста по имени Светлана. Надо в первую очередь выяснить, не было ли между ними конфликта. Все-таки налицо треугольник.
— Я имею в виду, уже после развода между Георгием и его бывшей женой не было ли скандалов по причине его предстоящей свадьбы? — все же предприняла я очередную попытку вернуть Веру Николаевну на путь здравых размышлений, хотя и осознавала в глубине души всю бесполезность этой затеи.
— Нет, после развода скандалов больше не было, — ответила она. — Да их и не могло уже быть.
— Почему?
— Так сложились обстоятельства.
Мне очень хотелось бы узнать, что за обстоятельства такие сложились между бывшими супругами Сякиными, но в этот момент в кухню вошел Жемчужный. Он курил сигарету, и вид у него был очень рассеянный. Ни слова не говоря, он прошел к плите, взял в руки чайник и налил себе чаю в первую попавшуюся под руку чашку. Сел за стол рядом со мной. Повисла длительная пауза. Наконец Жемчужный, в очередной раз затянувшись и выпустив неровную струйку дыма, сказал, обращаясь к матери:
— Мы с Женей приехали для того, чтобы отыскать убийцу Гоши, мама.
Вера Николаевна ничего не ответила, а только молча покачала головой.
— Расскажи нам, как можно подробнее, что произошло? — попросил ее Костя. — Для начала, как убили Георгия?
— Вчера после ужина Гоша сказал, что сильно устал и хочет пораньше лечь спать, — начала она, разглядывая собственные ладони. — Я не стала возражать, и он ушел к себе в комнату. Я сидела в гостиной и смотрела телевизор. В половине седьмого позвонила Эльвирочка и сообщила мне, что завтра она задержится и придет к нам не как обычно, в десять, а часикам к двенадцати. Я была не против. Еще звонила Аня, просила позвать к телефону Георгия, но я сказала ей, что он спит. В начале восьмого я вышла в магазин, купить к завтраку масла и хлеба, а когда вернулась, обратила внимание, что дверь в комнату Гоши
