– Да, в наручниках и сапогах плавать тяжеловато! – заметил Сергей, грустно глядя отнюдь не туда, где исчез под водой Трофимыч, а туда, куда плюхнулся его табельный пистолет. – Куда же он делся?
И Лисовский снова исчез под водой, шаря руками по дну.
– Нашел! – Довольный Сергей снова держал в руках свой «ПМ».
– Так что будем делать? – спросила я. – Что с Трофимычем?
– Боюсь, что мы ему уже ничем не поможем, – откликнулся Сергей. – Пошли! Он сам себя наказал! Пришлю сюда ребят с баграми, пускай его ищут!
– Жалко человека! – сказала я, вглядываясь в водоворот.
– Он десять минут назад стрелял в тебя из берданки! А тебе – жалко! Пошли, хватит в воде торчать! Простудишься!
Я бросила последний взгляд на водоворот, поглотивший несчастного Трофимыча, в надежде уловить хоть какое-то движение, но ничего, кроме серой водяной воронки, не увидела.
Тем временем Сергей выбрался на берег и помог выбраться мне.
– Вот ведь! – сказал он. – Русалка его, что ли, уволокла?
Словно в подтверждение этих слов, где-то справа, в камышах, раздался сильный всплеск. Точно такой же, какой я слышала днем раньше на пристани.
– Что это? – удивился Сергей.
– Что-что! Сам же сказал – русалка! – язвительно проворчала я.
– Огромное вам спасибо, Женечка! Вы так нам всем помогли! – с этими словами Скоробогатов вручил мне гонорар, причитающийся по нашему контракту за неделю работы.
Я сидела в удобном кожаном кресле в кабинете главного режиссера. Впрочем, этот кабинет совершенно не напоминал обитель деятеля искусств. По своему ультрасовременному дизайну он скорее смахивал на офис какого-нибудь коммерсанта или биржевого деятеля. Но, как говорится, о вкусах не спорят – если Скоробогатову нравится сидеть в этом еврораю, пусть себе сидит.
– Здесь, по-моему, несколько больше, чем было указано в контракте? – спросила я, на глаз прикинув толщину пачки.
– Мы с Алей решили, что вы заслужили премиальные. Пятьдесят процентов.
– Спасибо, конечно, но за что же это? – усмехнулась я.
– Вы спасли нам жизни! – сказал Георгий Михайлович. – Если бы не вы, еще неизвестно, что сейчас было бы со всеми нами!
С того момента, как напуганные и больные с перепою театральные деятели были эвакуированы с острова Сергеем Лисовским и его командой, прошло почти трое суток. За это время я уже два раза успела побывать на допросах в милиции. Думаю, что на долю каждого из участников пикника пришлось как минимум столько же визитов в Сережину контору.
– Ну, здесь вы явно преувеличиваете! – сказала я. – А где, кстати, сама Алевтина Павловна?
– Отдыхает дома! После всего, что с нами произошло...
– Что же, я ее понимаю... – согласилась я.
– Мы ведь вчера полдня провели в милиции! Давали показания... – пожаловался режиссер.
– Не очень веселая процедура, но в данной ситуации неизбежная. Все-таки погибли два человека...
– Да, бедный Ярик! Как нелепо все получилось! Я только сегодня имел объяснение с польским консулом: выразил соболезнования, принес извинения, но человека-то не вернешь! Но каков Кремлев! Неужели его ненависть к нам достигла таких пределов? Вначале он издевался над нами, а потом вообще решил убить! Я до сих пор не могу в это поверить! Слава богу, что он теперь в тюрьме! Хотя мне кажется, что ему место в сумасшедшем доме! А уж как странно утонул Трофимыч! Этого я совсем не понимаю! Зачем ему было убегать от вас?
– Увы, ответ на этот вопрос он унес с собой на дно Волги.
– Какая ужасная смерть!
– По крайней мере достойная заядлого рыбака! – сказала я. Мне вспомнился последний взгляд тонущего Трофимыча и стало не по себе. – Насколько я понимаю, наше сотрудничество подошло к концу? – спросила я.
– Я думаю, что вам больше не стоит тратить на нас свои силы и время! – ответил Скоробогатов. – Кремлев в тюрьме и, надеюсь, надолго!
– А вы не допускаете мысли, что в трагических событиях той ночи виноват вовсе не Кремлев?
– Не Кремлев? – переспросил Скоробогатов. – А кто же еще?
– Мало ли! Прямых улик против Кремлева нет! Все, что есть у следствия, – это только факт его нахождения на острове одновременно с вами. Вот, собственно, и все! Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем его держат в СИЗО! Наверное, у человека просто нет толкового адвоката!
– Как зачем держат? – побледнел и растерялся Скоробогатов. – Он же преступник!
– Это еще необходимо доказать! Впрочем, я рада, что моя работа завершена. Если вдруг заметите что- то подозрительное – мой телефон у вас есть.
– Хорошо, хорошо! Обязательно будем иметь это в виду!
– Тогда до свидания! – Я встала и пошла к выходу.
Но, оказавшись в коридоре, я направилась не налево, к лестнице, а направо, к двери, за которой располагалась гримерная Алевтины Павловны. Я совсем не собиралась оставлять Скоробогатовой свои видеозаписывающие устройства. А мой «жучок» на столике около зеркала до сих пор еще работал!
Я подергала дверь – заперто. Ничего страшного – я достала из сумочки универсальный набор отмычек. Огляделась вокруг, прислушалась, что происходит в кабинете у Скоробогатова, – все было тихо. Тогда я принялась открывать замок Алевтининой гримерной. В общей сложности эта работа отняла у меня около трех минут. Наконец раздался звонкий щелчок, и дверь открылась.
Я вошла в комнату – создавалось ощущение, что со времени моего последнего визита сюда здесь ничего не изменилось. Тот же пуфик, та же парфюмерия и косметика на столике перед зеркалом. На обивке пуфика – темное пятно: память о том обезглавленном голубе, которого подкинул сюда Кремлев. Или не Кремлев? Все-таки насчет этого человека у меня возникали некоторые сомнения. При всей своей не очень приятной внешности и странном поведении Кремлев не производил впечатления полного психа, способного на убийство ради мести! Сам он, кстати, категорически отрицал свою причастность не только к гибели Годецкого, но и к крови, которую Алевтина обнаруживала то у себя в гримерной, то на своем супружеском ложе.
Мой секретный флакончик стоял на том же месте, где я его оставила. Я уже собиралась взять его со столика и положить в сумочку, когда неожиданно услышала в коридоре чьи-то шаги. Шаги медленно приближались. Я мысленно помолилась, чтобы человек, который двигался по коридору, прошел мимо или остановился раньше, не доходя до моего убежища. Но, по закону подлости, шаги остановились именно около двери в гримерную Алевтины.
Я услышала, как с неприятным скрежетом в замочную скважину входит ключ и начинает медленно поворачиваться. У меня было два выхода, чтобы выбраться из данной, весьма щекотливой ситуации: первый – остаться на месте и разыграть какую-нибудь безобидную сцену типа «вот просто зашла бросить последний взгляд» или «искала туалет и заблудилась».
Второй – спрятаться и переждать. Единственным местом в гримерной, пригодным для этого, был большой Алевтинин шкаф. Из двух вариантов я выбрала второй. Не знаю, почему – подсказала интуиция или просто не захотелось выглядеть идиоткой, приводя вышеупомянутые аргументы тому, кто сейчас застанет меня «на месте преступления».
Я быстро приоткрыла дверь шкафа и нырнула внутрь, постаравшись зарыться как можно глубже за висящие там наряды. Затем я прикрыла дверь, оставив лишь небольшую щелку, чтобы видеть, что происходит в комнате.
Как только мне удалось исчезнуть таким образом, дверь открылась, и в комнату вошла ее хозяйка – Алевтина Павловна Скоробогатова собственной персоной! А Георгий Михайлович только что заверял меня, что его супруга в депрессии и отлеживается дома. Алевтина Павловна как-то воровато огляделась и осторожно прикрыла за собой дверь. Потом аккуратно, словно боялась, что кто-то может услышать щелчки, повернула защелку замка, заперев таким образом комнату изнутри.
