ним.
Я прождала еще две минуты и уже хотела было просить Галочку позвонить наверх и узнать что-либо о результатах осмотра моей тети, но тут на лестнице послышались шаги, и в холл вышел худощавый мужчина в белом халате.
— Вы — Женя Охотникова? — обратился он ко мне.
— Да, — я встала с дивана.
Он сухо по-мужски пожал мне руку:
— Решетников. Александр Михайлович.
— Очень приятно, — улыбнулась я.
— Я осматривал вашу тетю. Могу заверить, что ничего страшного нет. Произошло незначительное защемление коленного сустава.
— Это ненаучное название перелома кости? — Волнение отступило, и я позволила себе пошутить.
— Нет, — ответил он. — Это совсем другое.
Лицо Решетникова при этом осталось хмурым. Ему явно было не до шуток.
— Что-то не так, доктор? — вновь забеспокоилась я.
— В каком смысле? — Похоже, сейчас он вместе со своими мыслями был где-то далеко.
— Вы чем-то озабочены?
— Да нет. Не обращайте внимания. Это личное. К вам моя озабоченность не имеет никакого отношения. Ни к вам, ни к вашей тете.
— Я могу ее забрать?
— Кого?
Рассеянность Решетникова начинала меня раздражать.
— Я говорю про свою тетю.
— Ах да, конечно. То есть нет, — поправился он и наконец взглянул на меня более осмысленно. — Сегодня не можете. Мы сделали вашей тете укол, и она уснула. К утру боль должна пройти. Я думаю, будет разумнее забрать ее завтра.
— Во сколько?
— Часиков в десять-одиннадцать.
— Договорились, — кивнула я. — Вы врач. Вам виднее.
Он снова впал в анабиоз, и я решила откланяться. Ночевать без тети Милы не очень радостно, тем более осознавая, что она в больнице. Но, похоже, другого выбора нет. Если нахождение здесь до утра поможет ей побыстрее поправиться, я не стану возражать.
— Простите, — вдруг окликнул меня Решетников. — Вы на машине?
— Да.
— Едете в центр?
Я кивнула.
— Не подбросите меня до Старолитейной? — осторожно поинтересовался он.
— Подброшу, — милостиво согласилась я, хотя Решетников мне почему-то не нравился.
— Большое спасибо, — обрадовался он. — Подождите секундочку, только переоденусь. Я мигом.
После этих слов он ретировался в сторону лестницы.
Я вышла на улицу. Сняла «Фольксваген» с сигнализации и села за руль. Решетников не обманул меня. Он появился минуты через две одетый уже в синие джинсы и цветастую рубашку навыпуск. Александру Михайловичу на вид было лет сорок пять, не более. Как я уже сказала, он сильно худощав, нескладно сложен, и во всех его движениях сквозила рассеянность. Висячие усы и чуть крючковатый нос делали его похожим на старого голодного разбойника. Контраст составляли лишь глаза. Ярко-голубые, они совершенно не гармонировали со всей его внешностью.
— Ваша машина? — спросил он, приблизившись.
Глупый вопрос.
— А вы думаете, я забралась в чужую?
— Извините, — немного стушевался он. — Я сегодня слегка рассеян.
— Я это заметила.
Может, замечание мое и было бестактным, но я сочла уместным произнести его.
— Садитесь, — добавила, распахивая перед ним переднюю дверку.
Решетников забрался в салон, и я запустила двигатель.
— Можно закурить? — спросил он, потянувшись рукой к боковому карману.
— Курите, — разрешила я. — Только откройте окно.
Он в точности исполнил мое наставление и с удовольствием закурил.
Я развернула «Фольксваген», и мы не спеша отъехали от клиники. Краем глаза я отметила, что практически в тот же момент из соседнего переулка тронулись «Жигули» шестой модели, салатного цвета и пристроились нам в хвост. Это могло быть простым совпадением — мало ли кто и в какую сторону хочет ехать. Но меня настораживало другое. Несмотря на свою временную или постоянную рассеянность, Решетников тоже заметил «жигуленок» и чрезвычайно занервничал. Заерзал на сиденье, то и дело оглядываясь, руки его задрожали, и, дабы я не заметила этого, он засунул их в карман джинсов. Однако, вспомнив про сигарету во рту, спустя мгновение одну руку все же достал.
— Вы их знаете? — осведомилась я, намеренно демонстрируя, что от моего внимания ничто не укрылось.
— Кого? — еще больше засуетился Решетников и выкинул в окно только что прикуренную сигарету. Вытер ладонь о штанину.
— Тех двоих типов на «жигуленке».
Типов действительно было двое, но лиц их я не видела. Лобовое стекло отсвечивало.
Решетников демонстративно обернулся назад и ответил:
— Нет, не знаю. А с чего вы взяли?
— Ладно, не знаете, так не знаете, — отмахнулась я.
В самом деле, может, Александр Михайлович от природы такой паникер, а неизвестные преследователи на «жигуленке» запросто могли быть и по мою душу. Мало ли где и кому я дорогу перешла.
Кстати, заметила, что номера на «Жигулях» отсутствовали вовсе. Это опять-таки наводило на очень неприятные размышления. На всякий, как говорится, пожарный случай я незаметно для своего попутчика вынула из своей сумочки французский револьвер и положила его рядом с собой на сиденье. Проделала я это как нельзя вовремя. Когда мы свернули на пустынную улицу, «жигуленок» пошел на обгон. С такими методами атаки я была уже знакома.
— Пригнитесь к панели! — сухо скомандовала Решетникову.
— Вы думаете, что… — залепетал он.
— Пригнитесь! — гаркнула я.
Он смертельно побледнел, но команду все-таки исполнил.
— Ну, давайте, ковбои, дерзайте, — шепотом процедила я сквозь зубы и сжала в руке револьвер.
Ребята на «жигуленке» лихо поравнялись с нами, в ту же секунду боковое стекло опустилось вниз и оттуда высунулся ствол. Реакция моя была мгновенной. Я не стала дожидаться, пока мне продырявят череп, а сама, не сбавляя скорости, вскинула руку с оружием и, не целясь, пальнула по предполагаемому противнику. «Жигуленок» вильнул, а я, не теряя времени понапрасну, резко бросила руль вправо, и мы исчезли в маленьком проулке, прежде чем во вражеской машине успели что-либо понять. Выстрелить они так и не успели.
Однако, как оказалось, я рано праздновала победу. Мои противники были довольно ушлые ребята, видимо, неплохо знавшие город.
— Мы оторвались от них? — поднял голову Решетников.
— Думаю, да. Можете разогнуться.
— А кто стрелял? — Александр Михайлович сел во весь рост на сиденье и завертел головой.
— Я.
— Вы? Вы стреляли? — он выпучил глаза.
