опухшим синюшным лицом, засаленными волосами и обалделыми, в красных прожилках глазами, и с ней два гражданина, чьи лица цветом гармонировали с подружкиным. Один из этих, с позволения сказать, мужчин, отсвечивал огромным, в пол-лица, «бланшем» и еле ворочал языком, объясняя что-то своей красноглазке. Второй имел более «благородную» наружность. Вероятно, когда-то он имел счастье принадлежать прослойке общества, называемой интеллигенцией, так что его с полным правом можно было именовать бичом.
Несмотря на то, что повсюду стоял устойчивый запах дыма и гари, от этой троицы веяло характерным отвратным душком. Морально подготовив себя к эстетическим лишениям, я подошла к пьянчужкам и задала первый вопрос:
— Где я могу найти Павла?
Окинув меня косящим нетрезвым взглядом, красноглазка пробормотала:
— Зачем он вам?
— Мне нужно с ним поговорить, — сдержанно ответила я, делая усилие, чтобы не скривить в брезгливой мине лицо.
— Мы не знаем, где он. — «Интеллигент» лучше других связывал слова. Видимо, сказывалась сила привычки.
— Да грохнули, наверное! — с чувством, которое зачастую переполняет всех алкоголиков, заявил отсвечивающий бланшем гражданин.
— Не болтай лишнего! — оборвал его «интеллигент».
Уяснив, что дружки интересующего меня Пашки что-то знают, я предложила продолжить нашу беседу в более спокойной обстановке, вдали от чрезвычайных ситуаций и посторонних ушей.
— Поговорить — это хорошо, — с трудом подыскивая слова, осклабилась пьянчужка, обнаружив при этом практически полное отсутствие жевательных составляющих рта. — Только сушняк что-то душит.
Намекать два раза не было необходимости. Женский алкоголизм неизлечим, как известно, так что не жалко. Совесть меня мучить не будет, а мужиков, вернее, то, что от них осталось, и подавно. Пообещав быстро вернуться, я скрылась за углом дома. Когда же, вооруженная бутылкой водки и копченой мойвой, я вновь смогла лицезреть сцену пожара, то увидела, как сильно обгоревшего мальчика лет пяти укладывают на носилки подъехавшей «Скорой помощи». Квартиру, из которой валил дым, в это время пожарные поливали из брандспойта.
Жаждущая «принять на грудь» троица предложила мне посетить их жилище, находящееся в подвале соседнего дома. Я вежливо отказалась и предложила пройти на пустынную в данный момент детскую площадку. Поймав напоследок испепеляюще-осуждающий взгляд тетки с «мушкой», я в сопровождении сомнительного окружения прошествовала мимо любопытствующей на пожаре толпы. Усевшись на красиво выложенный из камня выступ детского бассейна, «отсвечивающий» гражданин потер руки.
— Хороший выбор. Давно уже не пил «Столичную».
Синюшная гражданка удивилась, увидев, что мною куплено всего три одноразовых стаканчика. Кажется, она даже представить себе не могла, что кто-то не дрожит от вожделения при виде водки.
Для затравки я налила троице по пятьдесят граммов. Теперь нужно быстренько все выяснить, пока мои собеседники не совсем еще утратили способность соображать.
— Когда вы в последний раз видели Павла? — обратилась я прямо к «интеллигенту», рассчитывая услышать от него наиболее внятный ответ.
Медленно пережевывая рыбу, он заговорил, оправдав мои ожидания:
— Мы пили в субботу вечером у него дома. Потом он пожаловался на боли в животе, и мы ушли. В последующие два дня мы к нему приходили, но нам никто не открывал. А вчера мы застали там новых хозяев.
— Хозяйка, налей еще, — заканючила беззубая «красотка».
Отцедив каждому еще по пятьдесят граммов, я опять обратилась к самому вменяемому из пьяниц:
— В котором часу в субботу вы ушли от него?
Этот совершенно обычный для нормальных людей вопрос вызвал у моих собеседников замешательство. Часов у них, естественно, не было — все, что можно, они уже пропили. И вообще следить за временем они давно перестали.
— Слышь, Академик, — обратилась красноглазка к «интеллигенту», — по телику футбол ведь был: из открытой форточки первого этажа, помнишь, слышно было, как мужик орал: «Гол, гол!» Ты нам еще долго потом надоедал своими воспоминаниями, как ты в детстве в футбол гонял.
— Она права, — важно кивнул Академик. — Было такое.
Уже что-то. А этой потасканной гражданке не откажешь в сообразительности. Значит, остатки разума иногда дают еще о себе знать.
— Я ж говорю, его прикончили, — не унимался второй. — Говорил ты ему: не связывайся с этим патлатым.
— Что ты каркаешь! — разозлился Академик и закинул голову от мойвы в бассейн.
— Так о чем вы предупреждали Павла?
«Интеллигент» нахмурился.
— Вы из милиции?
— Так точно.
— Знал я, что плохо все закончится. Павла уже нет в живых?
— Вполне возможно. Поэтому мне нужна ваша помощь. Кто это, патлатый?
— Был тут один… Предлагал Пашке одну комнату под склад отдать. Мол, тут недалеко на рынке он торгует бананами, а у Пашки первый этаж, квартира как раз под склад подходит. Дал этот тип ему задаток и предложил кое-какие бумаги подписать. Пашка, молодец, сообразил сказать, что подумает.
Мойва закончилась, и вся троица обтерла о свою верхнюю, и без того грязную, одежду жирные руки.
— Я сказал тогда Пашке, чтоб не вздумал ничего подписывать. Подсунут генеральную доверенность, и прощай, квартира. Когда мужик еще раз пришел, Пашка ему отказал. Патлатый стал требовать деньги назад, угрожая расправой. Денег у Пашки уже не было — мы их пропили. Мужик обещал вернуться. Что стало с Павлом — не знаем. Жаль только, что квартиру потерял.
— Ой, только не строй из себя благодетеля, — вмешалась красноглазка и обратилась ко мне: — У него на Пашкину квартиру свои виды были. Сколько раз ему предлагал поменяться на однокомнатную, а доплату пробухать.
Академик зло сверкнул глазами на женщину:
— Молчи лучше! Если б он меня послушал, то хоть в однокомнатной на выселках жил. А так — где он теперь? Никто не знает. С такой квартирой в центре его все равно в покое бы не оставили.
Красноглазка решила выдать свою версию:
— Ой, да небось продал втихую квартиру и пропивает где-нибудь деньги, сука. С друзьями даже не поделился! А вы уж страху нагнали!
— Были ли у Павла какие-нибудь родственники? — задала я новый вопрос, пытаясь направить собеседников в нужное мне русло разговора.
Ответил Академик, которого не переставала терзать злость, ведь его планы в отношении квартиры собутыльника Пашки были с такой легкостью открыты постороннему человеку, да еще сотруднику милиции.
— Жена развелась с ним три года назад и уехала с сыном в Прибалтику, к матери. Больше он ни о каких родственниках не упоминал.
Задав еще несколько вопросов порядком осоловевшей троице, я вернулась к машине. Сюжет требовал дальнейшего развития событий, причем незамедлительно. Мини-компьютер, служивший мне записной книжкой, послушно выдал телефонный номер городского морга. Может быть, труп Павла Логинова уже обнаружили? Трудно поверить в такое везение, но все же… На прикосновения моих пальцев мобильник ответил тональными переливами.
Когда мне ответили, продиктовала приметы: мужчина лет сорока — сорока пяти, алкоголик, со жгуче- черными волосами, невысокого роста, худой, со следами насильственной или естественной смерти,
