бесплатно. Главное же (тут оратор прикладывал палец к губам) в том, что этот канал тому самому Найденову и нужен!
Для того чтобы его флот в любой момент мог оказаться в Средиземном море, минуя Дарданеллы и засевших там англичан. Но афишировать свое участие канцлер не хочет, поэтому на начальном этапе и нужны акционеры. Ближе к делу он выкупит их паи по десятикратной цене! Не верите? И зря, спросите, кого хотите – Найденов человек не бедный и не жадный. Вон немец Цеппелин до знакомства с Найденовым и на один-то дирижабль денег не имел, а сейчас богатейший человек Германии! Разве что Крупп богаче его, да и то потому, что недавно он тоже с русскими связался. В общем, уважаемые, не упустите свой шанс, такое бывает далеко не каждый день.
Смысл этой деятельности состоял в постоянно ухудшающемся состоянии нашего хлебного экспорта. Не то чтобы я сильно надеялся, будто мне дадут прорыть эту канаву, но нужно было что-то, от чего я, движимый стремлением к миру, так уж и быть, готов отказаться, если попросят. Ну и сделают встречные шаги, разумеется…
Пятнадцатого мая произошли, так сказать, массовые роды. Сначала, почти с самого утра, Кака разродилась-таки проектом конституции. Проект был практически мой, главное – ни про какое всеобщее и равное избирательное право там не было и речи. Даже на уровне местного самоуправления грядущему Крестьянскому съезду было поручено продумать, как не допустить в избиратели откровенных бездельников, люмпенов и просто пьяниц. На губернском уровне избирательные права мог получить каждый, прошедший специальный курс политграмоты и сдавший экзамен. Причем для отслуживших в армии этот курс предполагался бесплатным, а по ходатайству командира части еще и со стипендией. Остальным же желающим принять участие в реализации своего избирательного права предстояли расходы. Наконец, при выборах в высшие имперские органы был предусмотрен еще и имущественный ценз. Проект был отправлен нашим экспертам. Отличия от исходного варианта хоть и были малозаметными, но их предстояло проанализировать – а не является ли какое-то из них хитро замаскированной миной? – после чего проект будет либо подписан императором, либо возвращен на доработку.
А вечером, то есть уже почти ночью, вдовствующая императрица родила дочь Анастасию. «Опять дочь»,– подумал я, велел срочно нарвать каких-нибудь цветов на клумбах и помчался в Зимний.
В комнате роженицы уже толпились Маша, две явные кормилицы (а иначе зачем им такие сиськи?) и еще какая-то пожилая тетка. Меня заставили надеть халат и отобрали цветы. После чего запустили…
Мари выглядела весьма неплохо. Я поздравил ее, наябедничал про цветы и попросил дать посмотреть дочку. Пожилая тетка протянула мне сверток с торчащей оттуда сморщенной рожицей. Весил этот сверток килограмма три с небольшим. Оказавшись у меня на руках, рожица открыла глаза, окинула меня вполне осмысленным взглядом и разоралась.
– Хорошая дочь,– кивнул я и вернул ее тетке.– Только вы ее тут не перекормите? А то как бы ей много не оказалось…
Я еще раз покосился на внушительное вымя стоявшей поблизости от меня дамы.
– Я же тебя не учу, как правильно к чему-нибудь прикрутить гайку или кому-нибудь открутить голову? – осведомилась Мари.– Вот и не надо тут нас учить. И смотреть, кстати, следует уж точно не туда, куда ты… В общем, займись, пожалуйста, чем-нибудь полезным, а я устала, да и вообще нам с Настей спать пора. Завтра приезжай, и желательно, не на ночь глядя.
Я поехал к себе – у меня еще оставались недочитанные бумаги на хлебную тему. Специфика же состояла в том, что поручить это экспертам было нельзя. Дело в том, что наметились явные расхождения в истории нашего мира и этого, причем в той области, куда я почти не вмешивался.
Итак, в нашем мире Россия голодала три года подряд – 1906, 1907, 1908. Максимум пришелся на седьмой год. Здесь же ничего подобного не было! И, как ни странно, помогла в этом черногорская война. Обидевшиеся англичане различными методами резко сокращали нам фрахт судов для хлебного экспорта, создавали нашим кораблям препоны в проливах, гадили по дипломатическим каналам… В результате хлебный экспорт упал в два с половиной раза. Чтобы не допустить обвала цен, правительство скупало часть хлеба для создания стратегических запасов – и, кажется, это помогло… Более того, несмотря на то что седьмой год только начался, но эксперты, хотя и неуверенно, предрекали нормальный урожай.
«А ведь действительно,– подумал я,– если после голодной зимы наступает не менее голодная весна, то часть крестьян ведь будут еле таскать ноги! А кто-то и вообще помрет. Вот вам и причина для грядущего неурожая…»
Пока наши потери от сокращения хлебного экспорта перекрывались поступлениями от продаж лицензий и хайтека. Но только для государства, а не для частных лиц… К сожалению, от продажи хлеба государство имело только налоги, а основные суммы оседали в карманах хлеботорговцев. Зато с техники большая часть прибыли шла, наоборот, государству…
В общем, по прочтении документов у меня сложилось впечатление, что признаков катастрофы в этом вопросе не просматривается.
С Крестьянским съездом все было нормально, зимой прошли выборы, и делегаты уже начали съезжаться в Москву.
Гоша слегка поумерил реформаторский пыл Столыпина, и теперь у нас реформа шла плавнее, чем в известной мне истории. Она началась не по всей России, а в избранных губерниях, там, где затевались большие стройки. Далее Крестьянский съезд должен был обсудить получившиеся результаты, внести необходимые коррективы в курс и освятить продолжение реформы своим авторитетом. То есть этот съезд должен стать не цирком, как первый Собор, и не водевилем, как второй, а, по возможности, рабочим собранием. «Ну, посмотрим,– зевнул я.– Ладно, пока перерыв в сельскохозяйственных вопросах, послезавтра ко мне приезжает Генри Форд».
Встречать его в порт я поехал лично, причем не на бронированной, а на обычной «Оке». Мне хотелось произвести впечатление высокой (по местным меркам) удельной мощностью машины – сорок пять лошадей на восемьсот килограмм веса, а также ее отличной (опять же по местным стандартам) управляемостью. И это удалось. По приезде в Гатчину Форд отказался отдыхать с дороги – мол, уже больше недели только этим и занимается, – а попросился за руль. В результате в течение часа происходили покатушки вокруг дворца. На обычной «Оке», на бронированном лимузине, на армейском броневичке, на «чайке», нормальный выпуск которых уже начался, потом на всех трех имеющихся в России разновидностях мотоциклов. Вообще-то их тут было больше, но свою «сибиэрку» я ему показывать не стал.
Как и следовало ожидать, Форд, хоть и восхитился отличными ездовыми качествами «Оки», наибольшее внимание обратил все же на «чайку» и самый маленький из мотоциклов. Это был скорее зародыш скутера – с вариатором, автоматическим сцеплением и рамой вроде как у дамского велосипеда – и отличался феноменальной простотой управления. Ручка газа, два тормоза – вот все, что должен был освоить водитель. За обедом я рассказывал об особенностях конструкции моих машин, а после него мы отправились на аэродром. Там Форду предстояло ознакомиться с еще одной разновидностью автомобиля – воздушной.
Как я уже упоминал, наш «тузик» был модернизирован путем замены двухтактного мотора на трехцилиндровую четырехтактную звезду и теперь занимал у нас примерно ту же нишу, что и По-2 в СССР – маленький универсальный самолетик на каждый день. В числе прочего имелась разновидность с закрытой кабиной, которую я и собирался показать.
Как выяснилось, моему гостю уже доводилось летать на самолете – американском аналоге нашего «святогора». «Ну что же,– подумал я,– тем разительнее будет контраст»,– и пригласил автомобильного гения Америки в кабину. Дождался, пока тот закроет дверь, качнул рычаг подсоса, нажал кнопку электростартера… Как офигел Форд – это надо было видеть!
Взлетев после короткого разбега, самолетик начал бодро набирать высоту. Я полетел на юг, там у меня был приготовлен небольшой сюрприз.
В закрытом салоне вполне можно было разговаривать, и я, полуобернувшись к пассажиру,
