- Сам катись! - отозвалась Матильда. - Трус-вояка, шотландская собака! Я и сама, между прочим, могу быть оруженосцем, не хуже тебя.
- Побрить тебя надо будет, - заметил Причард. - В смысле, волосы обкорнать!
- Я вот сейчас тебе что-нибудь обкорнаю! Волосы можно и под шлем спрятать.
- Ага, и ходить, как стукнутая? Тоже мне, Голова в Шлеме!
- А ты - Голова-Шишка!
- Окей, ребята, хватит! - не выдержал я. - Причард, она не отстанет. Раз уж ты до сих пор не отстал... Поедет с нами, при дворе пристроим ее в Прекрасные Дамы, а то и замуж. Пока пусть готовит и гоняет пчел.
- Уломал, - проворчала сестрица. - Только посуду сами будете мыть, мне руки портить нельзя. При дворе ручки ценятся изящные.
И она продемонстрировала всем желающим собственные изящные ручки, ударом одной из которых она без труда валила быка, а двумя - усмирила даже сводного кузена Троллопа по прозвищу Одним Махом Семерых Побивахом. Про него еще говорили: 'Если он семерых одним махом побивает, то скольких же он тогда уложит руками?' Со временем прозвище кузена сократилось до 'Тролль-с-Битой'.
Так я к чему? На одном из празднований Первомая кузен, будучи слегка под хмельком (подумаешь, выдул пару бочек эля), выдернул из земли Майский шест и сим шестом принялся задорно гонять собравшихся по округе. Матильда, выбранная на этом празднике Майской королевой, грозно сдвинула набок свой королевский веночек и устроила Троллю с его битой отменную нахлобучку. Остановив его на всем скаку легким движением руки между глаз, Тиль хорошенько отметелила его шестом, после чего схватила за штаны, сволокла в замок и сбросила в подвал, где он пересчитал ребрами все ступеньки лестницы. Ей же потом пришлось за ним ухаживать. В смысле, лечить. А Тролль, когда протрезвел и подлечился, тут же принялся ухаживать за сестрицей и даже сделал ей предложение, от которого, как ему думалось, она не сможет отказаться. Тильде пришлось его еще раз хорошенечко отдубасить, дабы выбить из его бочкообразной головы эту идею. Наша мать ужасно хотела их поженить. И поженила бы, кабы не один несчастный случай на сеновале, после чего его уже называли не иначе как 'Тролль-с-Тросточкой'. Кузен после этого срочно уехал, показав на прощанье Леопольду 'Камелот', то есть, поднял его с земли, взяв обеими руками за уши. Эта гадкая проказа до сих пор пользуется популярностью в нашем поместье.
ГЛАВА 7
... В самом деле, почему мед так нравился ему?
Из эпитафии
- Чего рот раззявил? - оторвал меня от воспоминаний дребезжащий голос моего славного оруженосца. - Давай помогай!
Мы упаковали заново свои съестные припасы, добавив к ним то, что привезла Матильда, и принялись решать важную проблему: кто на ком будет ехать.
- Вот что, друзья мои, - решительно заявила Тиль. - Как хотите, но на этом хвостатом поеду я. Он помощнее Вадика будет. Только в седле. Дамам нельзя без седла.
Ломовоз Вадик, и правда, судя по всему, утомился нести на себе дородную сестричку. Сколько она весит - оставалось только догадываться (я ее, извиняюсь, не вешал).
- Да я не против, - ответил Кутя. - Надеюсь, обзывания ты оставишь при себе. А то - сброшу.
Он галантно припал на одно колено, дабы Тильда смогла на него взобраться (видимо, не хотел пачкать хвост, но это сугубо мое мнение). Но, так как колен, как и ног, у Штуши было шесть, то он не удержался и шлепнулся набок, с хрустом придавив несколько кустов. Мы захохотали.
- Дураки, - вздохнула Матильда, помогая животному подняться. Помогла столь рьяно, что Кутя опять шлепнулся, на этот раз - на спину. Тут бросился помогать и я. Причард не мог помогать: он лежал на спине и трясся от хохота. Мы с Тиль, подняв Кутю, некоторое время ждали, пока закончится этот противный верещащий и икающий звук, а потом вывернули (с помощью Штуши) солидный кусок торфа и накрыли им мерзкого хохотуна. Смех прекратился.
- Я с вами потом поговорю, - сухо сказал бурый с зелеными пятнами Причард, вырвавшись из-под торфа и отправляясь отмываться к ближайшему озерку. Стоило ему отойти на несколько шагов, как прорвало и нас. Даже Штуш, прислонившись для страховки к могучей сосне, дико хохотал, тряся головой и распахнув пасть. Отдышавшись, мы с Матильдой переделали седло Громобоя, чтобы ей можно было ехать на Куте. Тильда взобралась на хвостатого и сделала несколько пробных кругов по поляне.
- Шатает и мотает, - сообщила она, спрыгивая. - Но жить можно.
- Забавно смотрелось, - прокомментировал я. - Как тот мужик с картинки, что нам священник показывал. Помнишь, нет? Ну, на голове у него еще простыня была намотана, и он в домике сидел. В каком, в каком? Нужник знаешь? Вот...
- А при чем тут я?
- Так он на такой же туше ехал! Только четырехлапой и с длиннющим носом! Там еще было написано, что она очень громко этим носом трубит и может срывать бананы.
- Что срывать?
- Бананы. Типа шишек, на пальмах растут.
- На чем растут?
- На пальмах. Типа сосен, только без иголок.
- А ты откуда про это знаешь? - прищурилась Тильда.
- Так я же говорю: священник показывал.
- Что за священник?
- А ты что - священника не знаешь? Из Эстора приезжал. Молодой такой. А умный! Я у него почти три дня просидел. А потом он уехал. По делам, сказал. Больше не приедет. А жаль.
- А звали его как? - встрепенулась Тиль.
- Вот запамятовал. Что-то с Римом связанное... Рем? Ромул? Нет, не вспомню.
Матильда явно казалась огорченной.
- А я где была?
- Где? Да за облепихой своей вшивой скакала по горам, как коза! Зато я видел тварь с носом, а ты нет! И про бананы знаю!
Но Тильда уже не отвечала, а, нахлобучив на голову рогатый шлем, пыталась меня забодать.
- Два удара - четыре дырки! - обещала она, с пыхтеньем наскакивая на меня. Я спасся от нее на дереве, где, к своему счастью, обнаружил пчелиное дупло.
- Ура! - крикнул я сверху. - Мед!
- Я же говорила, что нюхом чую! - обрадовалась сестра.
- Тиль, тащи скорее флягу!
Матильда тут же забыла о намерении пропороть меня в четырех местах и кинулась к багажу. Тут ужасно некстати вмешался Кутя, до тех пор мирно топтавшийся на другом краю поляны и разминавший лапы.
- Слушайте! - ликующе возгласил он. - Я тоже могу носом трубить!
И он издал ТАКОЙ звук, что я мигом слетел с дерева, а Тильду стало на бегу мелко-мелко трясти - Кутин рев срезонировал внутри ее шлема. Как она мне потом описывала, ощущение было такое, будто ей в уши засунули штырь, дали по нему молотком и в то же время медленно проворачивали. Мне сразу же пришли на ум строки: 'И в ухи я успел воткнуть и там два раза провернуть мое орудье...', однако делиться ими с сестрой я даже и не подумал.
Самое противное то, что от вопля нашего маленького трубача прорезались пчелы. Может, проснулись, может, разозлились, может - и то и другое. Факт в другом. В том, что в следующее же мгновенье я уже мчался, ломая ветки, к озерцу и рухнул туда, обдав фонтаном мутной воды только что вытершегося насухо Прича. Выяснилось, что сделал я это вовремя - рой в рассуждении кого бы покушать ринулся на него. Бравый оруженосец с медвежьим ревом опять бухнулся в воду. 'Голодный, но тяжелый', мелькнуло у меня в голове, так как Прич буквально вдавил меня в дно пруда. Когда я уже начал задыхаться, мой убийца резко перестал меня давить и исчез. Спустя миг и я оказался над водой, глотая ртом воздух. Спасительницей оказалась Тиль - она, грозно нахмурившись, держала нас за шиворот, а мы висели в ее руках, мокрые и грязные, как нашкодившие котята.
- Где пчелы? - откашлявшись от воды, спросил я.
- Я их прогнала, - пожала плечами сестра. - А он - вон чего...
