– Еще какая!
Поговорив еще немного об этой некрасивой истории со своим старым другом, я отправилась домой, твердо надеясь, что больше мне о ней говорить не придется.
Закончив это дело, я, вопреки обыкновению, не испытывала ни радости, ни удовлетворения от проделанной работы. Выбранная мной профессия довольно часто сталкивала меня с личностями, подобными старому антиквару и его дочери, которая, так же как и ее отец, была уверена, что, отказавшись помочь Новоселову, она не сделала ничего плохого.
Но, встречаясь с такими типажами весьма часто, я все-таки была еще очень далека от того, чтобы считать их само собой разумеющимися, и каждый раз подобные встречи действовали на меня удручающе. Поэтому и сейчас, успешно завершив очередное дело и распутав весь этот клубок, я не чувствовала удовольствия. Да и чему было радоваться?
С Новоселовым поступили нехорошо, да что там нехорошо – прямо скажем, подло поступили, и в результате он же оказался виноват. И, что хуже всего, нельзя было эту историю... как бы это... немножко замять.
Мне и раньше случалось сталкиваться с такими неоднозначными событиями, когда непонятно, кто больше виноват: преступник или потерпевший? И, как правило, я всегда умела находить компромисс, позволяющий и интересы заказчика соблюсти, и горе-преступника не слишком наказывать. Но здесь, похоже, был не тот случай.
Заводить с Верой разговоры о снисхождении было абсолютно бессмысленно, да и сам Новоселов, кажется, уже равнодушен к своей дальнейшей участи. Он осуществил возмездие, а больше его ничто не интересовало. Но я еще не достигла той степени равнодушия, которая позволяла бы мне спокойно и объективно относиться абсолютно ко всем проявлениям сложной и неоднозначной человеческой натуры, поэтому, сталкиваясь с некоторыми из этих проявлений, я испытывала ощущения очень неприятные. Вот как сейчас, например.
Прав был Андрюша: некрасивая история. Это еще слабо сказано! Хорошо, что она уже закончилась, клиентка со мной уже расплатилась, старый друг нужные ему сведения уже получил, и мне не придется больше уже ни с кем говорить на эти темы.
Но оказалось, что поговорить на эти темы мне таки было суждено – еще раз.
Не успела я подняться в свою квартиру, как зазвонил телефон.
– Танюша? Ну куда ты пропала? И не звонишь, и не пишешь. Обиделась на что-то?
– Нет, Володечка, не обиделась. Дел много было, все никак не могла тебе позвонить.
– Ах, какие мы деловые, какие мы занятые... Все преступников ловим?
– Их, родимых.
– Ну хоть удачно?
– Это уж как обычно.
– Тогда предлагаю отметить это знаменательное событие походом в ресторан.
– Ничего не имею против.
Мы сидели за столиком в ресторане, и, в очередной раз рассказывая набившую уже мне оскомину мерзкую историю, я слушала очередные изумленные восклицания. На этот раз от Володи.
– Так ты говоришь, кражи Гиль организовывал? Ну и фрукт! И ведь не боится! Ведь тут все всех знают, заложить его – пара пустяков.
– Все всех знают, и все со всеми повязаны. Один ворует, другой продает. Краденое, заметь, продает! Так что закладывать кого-то – себе дороже выйдет. Сегодня ты его заложишь, завтра – он тебя.
– Тоже верно. И ты говоришь, они поддельного Рембрандта обменяли на человеческий орган?! Ну и дела! Вот почему он нигде не всплыл. Значит, все время после кражи он находился у этого... Новоселова?
– Ну да.
– Надо же, его чуть не по всему миру искали, а он все это время в Тарасове пролежал! А как ты узнала-то обо всем этом? Об операции, о том, что Шульцман рисунком расплатился?
– Узнавать такие вещи – это моя работа, – скромно сказала я.
– Нет, я бы в жизни не догадался! А Шульцман-то каков, а? А я его еще порядочным человеком считал!
– Эх, Володя! Поработал бы ты с мое с этими людьми... порядочными! После таких дел, как это, кажется, что последний порядочный во всемирном потопе затонул. Безвозвратно.
– Ну, откуда такой пессимизм? – улыбнулся Володя. – Вот хоть бы Новоселов твой, за которого ты так заступаешься, он что, тоже непорядочный?
– Он человека убил. И вовсе я за него не заступаюсь! Придумал тоже! Просто... не знаю... иногда так перепутано все... Кто прав, кто виноват? А уж Вера эта... Конечно, она не обязана давать деньги на операцию, но неужели у нее... не знаю, элементарного сострадания нет? Ведь человек погибает из-за того, что помог ее отцу! Элементарная благодарность... Не знаю... Что за люди?!
– Люди как люди. Как обычно, не ведают, что творят. И, знаешь, хватит об этом. Давай-ка мы с тобой лучше вина выпьем и потанцуем.
В ресторане играла тихая музыка, и мы с Володей, как и в первую нашу встречу, медленно танцевали и обменивались незначительными фразами. Только теперь он уже не говорил, что такая очаровательная девушка, как я, не может ловить преступников. Нет. Теперь он только и делал, что выражал свое восхищение тем, сколько разных, совсем неожиданных, способностей может порой скрываться за легкомысленной внешностью «обыкновенной» очаровательной девушки.
