— Видите ли, — ужасный виленский акцент едва позволял понять слова маршалка сейма. — Пан Альберт вместе с панами Раевским, Зыгальским и Ружицким сконструировал машину Эйнштейна. В обиходе названную «Энигмой».
— А, знаю... Слышал сплетни. Якобы, какая-то германская машина для шифрования. Пилсудский тепло улыбнулся. Так тепло, как только может смерть.
— Мы распространяем слухи, что это немецкая машина для шифрования. На самом же деле имеется в виду машина относительных реальностей...
— Не понял?
— Машина, которая позволяет нашим агентам проникать в относительные реальности. — Пилсудский глотнул очередную таблетку и запил остатками кофе. — Нас интересует бомба Гейзенберга. Но нам известно, что это двухэтажное устройство с громадной трубой. И как прикажете такое нечто использовать? Подвезти на поезде к вражескому городу? Нет... А не лучше ли выслать агента в такую относительную реальность, где атомная бомба уже имеется? Маленькая, практичная, готовая к применению? Как это сказал бы ваш Раппапорт из «Сортира»... small, friendly, ready to use.
Пилсудский начал смеяться. Выглядело это так, будто бы стадо гиен скалило клыки.
— Езус-Мария... И это я являюсь таким вот агентом? Пилсудский кивнул.
— Боже... — Неожиданно Вищшневецкий кое-что вспомнил. — Я... Но ведь вы мне только снитесь! Это должно было быть тестовой проверкой сна «Успех в профессиональной деятельности»! Ну, что тут поделаешь, — буркнул Эйнштейн. Вообще-то, он мог говорить и на идише, Вишневецкий едва его понимал. — Это побочный эффект нашей технологии. Всем агентам кажется, будто бы они видят сон...
— Но это пройдет через несколько месяцев, — прибавил Пилсудский.
— Только... вот это название, «Успех в профессиональной деятельности» мне очень даже нравится. — Эйнштейн рассмеялся. Этот, по крайней мере, смеялся нормально. Походил на человека, а не на клубок пауков над выпотрошенной мухой.
— Сейчас сюда прибудет гипнотизер, — буркнул маршалек сейма. Он поможет вам вспомнить все из того... так называемого «сна». А вы... Вы начертите нам все планы, воспроизведете все расчеты. Понимаете?
— Да. Нет... — простонал Вишневецкий. Господи. Выходит, вся та реальность мне только снилась? Та реальность, где я видел сон об этой???
— Ну да.
— Матка Боска... — Еремия потряс головой. Даже великолепный коньяк не приносил облегчения. — Но ведь такая технология — это же власть над всем миром.
Пилсудский пригладил усы.
— А вы как думаете? — тихо произнес он. — К чему мы стремимся?
— Но ведь там... там имеется столько чудесных вещей... Ведь... Вы других агентов не высылали?
— Естественно. Это ваше 200-тонное самоходное орудие, ваш 300-миллиметровый «Сортирчик»... В иной относительной реальности эта машина смерти называется «Конфуций» и производится в Китае. Ваша машина снабжения — в иной реальности сверхтяжелый танк «Иосиф Сталин 6». ПЗЛ «Пулавский П-92» в ином мире — это Ф-16 «Боевой Сокол». — Пилсудский глянул на таблетки, рассыпанные по столу. — Противоревматик где-то называют «Вольтарен». И, благодаря нему, я, похоже, до сих пор живу... Вот вас ранили под Пхеньяном... Было заражение, правда? И выжили вы только благодаря антибиотикам. В этом случае мы даже название не сменили, потому что приятно звучит по-польски. Бомбардировщик «Тур» — это попросту Б-52. «Зубр» — это СУ-26... «Лося Ф2» где-то называют «Торнадо». Мне и дальше перечислять?
— Нет.
— Да. Кстати... А кто в том мире, про который вы «видели сон», сконструировал атомную бомбу?
— Оппенгеймер.
— О... даже и ничего звучит. Вместо «бомбы Гейзенберга» мы можем это «нечто» назвать «бомбой Оппенгеймера». И пускай немецкая разведка побегает, разыскивая не существующего человека...
Эйнштейн кивнул.
— Вот и хорошо. — Пилсудский взял палку, с явным трудом поднялся и подошел к окну. Поглядел на «Патрию» Кепуры, затем повернулся и оперся на подоконник.
— Хорошо... вы нам все нарисуете, а потом отправитесь в Бреслау познакомиться с Моникой Гитлер.
— В Бреслау? — Вишневецкий даже подскочил. — Почему именно туда? Пилсудский устало глянул на него.
— В Бреслау имеется наше консульство. Напротив одного такого бастиона, а точнее, горки, поросшей деревьями. Милое, романтическое местечко. Мы организуем прием, потому что Моника часто посещает Бреслау. У Хануссена, официального астролога Гитлера, там имеется собственная вилла.
— Знаю... — Вишневецкий никак не мог собрать мысли. — В той относительной реальности, о которой я видел сон... Я родился во Вроцлаве.
— Что такое Вроцлав?
— Польский Бреслау.
Пилсудский глянул своими глазками на Эйнштейна. Тот вынул трубку изо рта и, не говоря ни слова, только пожал плечами.
