новым.
— Но для этого требуется обоснование, — возразил голос. — А ведь данное имущество находится на балансе нашего предприятия, и для того, чтобы списать его, необходима веская причина.
— Делайте, а затем придумайте причину. Я, кажется, вам доверяю часть своего имущества не шутки ради. И надеюсь, что у вас достанет ума для того, чтобы все сделать как надо. Никакого фона в цехе быть не должно.
— Но списать целую производственную линию…
— Думайте! — рявкнул Волоков. — И смотрите, чтобы эта девчонка не узнала все наши секреты.
Дмитрий Сергеевич отключил связь и вернулся к своему молоку.
«Будь неладна эта тарасовская администрация со своими инспекциями. Свалилась на нашу голову. Может быть, пронесет и все спишут на этот итальянский завод, а нас обойдут стороной? Рано или поздно это оборудование все равно пришлось бы менять, но сейчас экономическая ситуация была очень неблагоприятной, и тем не менее надо найти средства для того, чтобы сделать все надлежащим образом».
Волоков поднялся со своего места и мельком посмотрел на часы. Восьмой час вечера. Он не должен пока уходить с работы. В восемь обещал прийти его доктор. Послушать, померить давление.
«После тех дней в Чернобыле я сильно сдал, — подумал Волоков, подходя к зеркалу и расчесывая седые жиденькие волосы. — Жаль, а мне нет еще и пятидесяти. На сколько меня еще хватит? — Он вернулся на свое место и медленно опустился в кресло. — Тем, кто был там со мной, повезло намного меньше. Они не нашли денег на операцию по пересадке костного мозга, а я нашел». — Он закрыл тяжелые веки и позволил себе отключиться. До прихода врача оставалось не больше пятнадцати минут.
Перед моими глазами стояло серо-зеленое пятно. Сколько я уже сижу над картой? Я не засекала время, и теперь мне оставалось только гадать: пять часов или шесть? Этих адресов оказалось очень много. Кроме того, я не знала город, и, чтобы найти какую-нибудь улицу, уходило по несколько минут.
Волосы у меня на голове были всклокочены из-за того, что по ним непрерывно путешествовала моя пятерня. Под глазами явно намечались круги, так как я просидела уже большую часть ночи.
Я встала и начала ходить по комнате в поисках своих часов. А, вот они, на диване. Пятнадцать минут четвертого. Я вернулась к столу, по пути разминая затекшую поясницу.
В результате моих изысканий четко выявились два района города, где количество смертных случаев было больше, чем в других местах. На доме, где умирал человек, я ставила крестик. С частным сектором было сложнее, так как на карте были отмечены только многоэтажные дома в центре города, приходилось ставить крестики просто на ту или иную улицу.
Я за ночь отметила примерно половину всех адресов и принципиально выбирала людей помоложе из тех, что отправились на небеса. Один очаг располагался около хлебозавода, а второй непосредственно в центре, рядом с местным универсамом.
Я решила отдохнуть, но уже рано утром хотела выехать и замерить уровень радиации в этих районах. Причем на этот раз я намеревалась прогуливаться пешком, чтобы гарантировать обнаружение источника. Похвалив саму себя за проделанную работу, я повалилась спать.
Утро для меня началось в половине девятого. Приехав к универсаму, я положила дозиметр в карман и отправилась рассматривать самый большой из местных магазинов.
Ажиотажа никакого не наблюдалось, народ вяло покупал самое необходимое, игнорируя завезенные из областного центра импортные моющие средства и консервы также зарубежного производства. Люди в основном брали наш дешевый порошок, хозяйственное мыло, спички. В продовольственном отделе расходился в первую очередь хлеб. Обычная картина для города, где люди не имеют высоких заработков. Пройдя из конца в конец, я снова вышла на улицу и вынула из кармана прибор.
— Что же ты молчишь, мой дорогой?
Я самым что ни на есть прогулочным шагом обошла вокруг магазина, затем решила пройтись по дворам домов, где было больше всего похорон за этот год. После двух часов безрезультатного топания меня стала мучить мысль, что в этом ребусе не все так просто. Плюнув на все, села в машину и отправилась на завод, где из пластмассы штамповали всякую домашнюю утварь.
Новенький цех, смонтированный из стандартных металлоконструкций, смотрелся очень нарядно. Красочка свеженькая, нигде ничего еще не успело облезть или облупиться. Порядочек наведен. Заборчик из сетки рабицы, покрашенный. На въезде для транспорта поставили шлагбаум. Культурно.
Я не стала проходить на территорию завода, обошла его вокруг, постояла. При этом я уже не доверяла звуковому сигналу, предпочитала время от времени бросать взгляд на жидкокристаллический экран, дабы лично убедиться, что никаких изменений не происходит.
У меня не было никакого желания болтаться по улицам, которые были расположены ближе всего к заводу. Но не могла же я не проверить свои собственные выкладки, которые делала всю ночь. Надо ли говорить, что, кроме мозоли на ноге, я ничего на своем хождении не заработала.
После столь длительных и, что самое главное, бесцельных прогулок я почувствовала насущную потребность в пище. Нельзя сказать, что в Верескове было много заведений, где можно было бы перекусить, тем не менее парочка кафе имелась. А что еще нужно человеку в командировке?
Я села за один из пяти столиков, заказав пельмени и блины со сметаной.
— Не слишком ли калорийно? — спросило меня мое второе «я».
Но я напомнила себе, что пришлось очень много болтаться пешком. Теперь мне требовалось восполнить потери.
Я села так, что могла видеть входную дверь. Я сделала это не специально, просто так получилось. К тому же можно было время от времени отрываться от еды и рассматривать интерьер заведения.
Так, ничего особенного. Но не грязно. Светильнички над головой, потолок, покрытый декоративной плиткой. Интересно, из чего ее делают? Пол из мраморной крошки. Нельзя сказать, что это дешево.
Еда понравилась: то ли проголодалась сильно, то ли на самом деле сносно готовили.
Сытая и довольная, я вывалилась на улицу и посмотрела по сторонам. Немногочисленный народец топал по своим делам. А меня потянуло в сон. Дабы хоть как-то прогнать дремоту, я решила пройтись до газетного киоска и вернуться обратно.
Я как раз размышляла о том, что сегодня же надо выйти на детей Лидии Федоровны, для того чтобы объяснить им ситуацию, после чего старуха должна стать более разговорчивой, и в этот момент «ДП-10», лежащий у меня в кармане пиджака, подал голос. Я вытащила его и заставила прекратить подавать сигналы. Посмотрев на индикатор, я увидела, что уровень радиации подпрыгнул до сорока микрорентген в час.
Покрутив головой из стороны в сторону, я ничего подозрительного не увидела и решила пройти несколько метров вперед. По мере того, как я шла, цифры на экране стали бежать вниз к отметке «естественный фон». Что же это такое было? Что я оставила у себя за спиной?
Чтобы не привлекать внимания прохожих, я решила не бегать с дозиметром по улице и не подносить его к каждому попавшемуся на глаза предмету. Я напрягла память и вспомнила, что за моей спиной остались два автомобиля, фонарный столб, несколько ящиков из-под молока, урна и мальчишка, накачивающий велосипедную шину. Развернувшись, я пошла в обратную сторону, изредка посматривая на «ДП-10».
Когда я проходила мимо «Нивы», уровень радиации возрос на несколько микрорентген. По мере того, как я приближалась обратно к кафе, счетчик все стремительнее повышал свои показатели. Столб, машины и мальчишка остались позади.
Вот, стоп! Снова сорок! Я стою напротив пустых ящиков из-под молока. Как это может быть? Хватит гадать! Подойдя к ним поближе, я покрутила головой по сторонам. Пока осматривалась, уровень превысил сто микрорентген.
— Черт! — выругалась я себе под нос. — Это уже нехорошо.
Из подсобки вышел мужик в синем халате и поставил к выставленным на улице ящикам еще несколько.
— Простите, — обратилась я к нему.
Он посмотрел на меня исподлобья, но тем не менее кивнул в знак того, что готов меня выслушать.
