— Что ж, — я поднялась со скамейки. — Тогда уж не обессудьте.
— Я уже говорила вам, что не злопамятна и объективна, — улыбнулась она, собирая со стола чашки и отправляясь к умывальнику во дворе.
Эпилог
Вот, собственно, и все, что можно сказать по поводу этого дела. Дачники-соседи Маргариты Федоровны не смогли подтвердить ее алиби. А сосед Шуваловой, пьяница дядя Миша Криволапов, дал весьма туманные показания, что, возможно, видел Гладилину-старшую из окна своей квартиры во дворе в тот самый вечер. Но — и это все. У милиции не было других улик. Однако суд должен был состояться, поскольку обвинение было предъявлено.
У меня состоялось еще два не очень приятных разговора. Один — с Гладилиным, другой — с Ксенией.
Владимир Сергеевич очень мрачно меня выслушал. Он был в курсе того, что к ним приходила милиция, которая интересовалась его матерью. Как ни странно, но он не очень удивился тому, что убийцей Тамары оказалась его матушка.
— Независимо от того, виновата она или нет, она моя мать, — сказал мне Гладилин. — Так что, поймите меня, я буду делать все, чтобы она не попала в тюрьму. К тому же я ее понимаю — она защищала то же, что и я. Просто я не пошел бы на такой шаг, а она пошла. И я в душе на ее стороне.
— Если вы имеете в виду хорошую защиту на суде, это ваше право, — ответила я.
— Безусловно, — хмуро бросил он. — Главное, что Данила уже в Питере, с Ксенией до отъезда он так и не увиделся. И я думаю, что с ними все будет нормально.
— Это, конечно, самое главное, — согласилась я.
Я видела, что ему не очень-то приятно мое общество, ведь я, что ни говори, оказалась косвенной виновницей того, что его мать арестована. А то, что Тамары теперь нет, похоже, воспринималось им с чувством облегчения. Но мне и не нужно было больше копаться в его чувствах, я уже сообщила Владимиру Сергеевичу все, что должна была. Теперь мне предстоял куда более сложный разговор — с заказчицей расследования, которой я должна была дать отчет о проделанной работе. Но в отличие от беседы с Гладилиным не могла говорить всей правды.
Ксения при нашей последней встрече была безрадостна и дулась. Я ее разочаровала, поскольку не смогла помирить их с Данилой. А он уехал в другой город, не попрощавшись. Даже не позвонил ей. Не дал своего адреса. Словом, Ксения явно была не расположена ко мне.
И в такой ситуации мне предстояло проинформировать ее об окончании дела. Причем финал его, без всякого сомнения, был тягостен для Ксении. Маргарита Федоровна была бабушкой Данилы, и этот факт тяжким грузом ложился на их почти уже разорванные отношения. Но я пересилила себя.
— Ксения, твою маму убила Маргарита Федоровна, — сказала я без всякого предисловия, едва она села в кресло и приготовилась слушать.
— Как? — коротко вскрикнула девушка. — Не может быть! Вы, наверное, спутали… Никита Владимирович говорил, что это те бандиты… Как же так?
— Это была она, — тихо, но твердо повторила я.
— Но почему? — вырвалось у Ксении.
Я молчала. Я не знала, что сказать на это, потому что придумать «левый» мотив здесь было очень трудно. А говорить правду я не могла — Маргарита Федоровна оказалась права, когда говорила, что я не пойду на это.
— Это потому, что она была против наших отношений с Данилой, — вдруг ответила на свой же вопрос Ксения. — Именно поэтому. Она замутила всю эту кашу. Она меня всегда ненавидела, поэтому и дачу решила продать, и Данилу отправила в Питер.
Я ничего не стала ей возражать.
— Совсем уже свихнулась на старости лет, — продолжила бормотать Ксения, глядя куда-то в пол. — Я, между прочим, подозревала, что это она. Она наверняка и Владимира Сергеевича настроила против меня, и с мамой вела себя так, чтобы настроить ее против Данилы. Вот, оказывается, откуда все корни!
Логика в словах Ксении была, мягко говоря, не очень железная. А точнее сказать, ее вообще не было. Но это так свойственно молодым натурам — увериться в чем-то и отстаивать свою позицию, невзирая ни на какие разумные аргументы. И переубеждать ее я, конечно, не стала. Если Ксения верит в то, что сейчас проговорила, — это лучший вариант, пусть уж так, но не та правда, о которой ей хотела рассказать мать.
Что же касается Данилы, то с ним пусть разбирается его отец, я свое дело сделала.
Правда, подробности этой истории узнали еще двое: Никита Владимирович Костин и дядя Ксении, Георгий Аркадьевич Шувалов. Но на их счет я не беспокоилась: они будут молчать. Шувалов — по причине родственных чувств, а Костин — в силу прямо-таки патологической порядочности. И это меня успокаивало.
Да, у меня еще состоялся разговор с Никитой Владимировичем Костиным. Это произошло где-то через месяц после окончания расследования. Никита Владимирович позвонил мне сам и предложил встретиться, чтобы кое-что сообщить. Я поехала к нему на работу. Костин все так же быстро говорил, расхаживал своей стремительной походкой по кабинету, грозясь смести все на своем пути, при этом бурно жестикулируя.
— Во-первых, не знаю уж, интересно вам это или нет, но отморозок Гаршин приговорен к семи годам лишения свободы. Во-вторых, нам передают дело Машнова и Лопатникова. Ну, с ними все более-менее ясно, никто их особо защищать не будет, и получат они тоже на полную катушку. В-третьих, раскручивают нашего с вами старого знакомого Антипова. Слушаться это дело наверняка будет не у нас, чем закончится, пока сказать сложно, но в одном я уверен: здесь он больше работать не будет. Ну и, наконец, самое главное, — сверкнул Никита Владимирович карими глазами, — что имеет отношение к вам.
— Вы о Шуваловой? — догадалась я, внимательно глядя на него.
— Да. Но уже не столько о ней, сколько о Гладилиной Маргарите Федоровне. Обвинение несколько запуталось: с одной стороны, благодаря вам есть косвенное признание вины в подготовке убийства со стороны Гаршина и Антипова, и их, надо сказать, упорно раскручивают в этом смысле. Ведь идет кампания борьбы с коррупцией. Это как раз хороший ей подарок. Да и на самом деле, как я понял, они намеревались устранить ее, только их опередил другой человек. А именно — Маргарита Федоровна Гладилина. Персона, в общем, надо сразу признать, «левая» и мало кому интересная. Но мы с вами, Таня, знаем, что именно она и виновата. И ведь интересное дело — я же ее много лет знаю! Сформировалось уже отношение к ней, причем нельзя сказать, что плохое. С другой стороны, Тамара была моей коллегой, другом… Ну, в общем, все смешалось. Для себя я решил, что не возьмусь судить это дело, хотя там легко вынести оправдательный приговор. Просто не знаю, как судить. Да и вряд ли это дело разрешат рассматривать у нас, будут опасаться пристрастного судейства. Скорее всего по месту жительства, в Волжском или каком-нибудь другом районе. И последняя информация: защищать Маргариту Федоровну взялся Лев Романович Лисицкий. А он старается с проигрышными делами не связываться. Боюсь, правда, что Владимиру, чтобы с ним расплатиться, придется дачу продать… Но это его проблемы. Так что, как я считаю, ее скорее всего оправдают. И я даже не знаю, радоваться этому или огорчаться.
— Я тоже не знаю…
И уже потом, покинув здание суда и возвращаясь домой, я размышляла над своим ответом. Как считать — победила справедливость или проиграла? Я не находила однозначного ответа. Да и много ли их есть в жизни?..
