пораньше, если только ты не хочешь, чтобы я затащил тебя за какую-нибудь из этих пальм и занялся любовью.
Ее зеленые глаза гневно вспыхнули, но отвечать было некогда. Фостер распахнул дверцу, и Джинни вылезла из машины, придерживая длинную юбку. Ее соски все еще сохранили болезненную чувствительность и слишком остро реагировали на прикосновение ткани при каждом вздохе. Как можно идти на шикарную вечеринку в посольстве, если в голове только воспоминания об этих необузданных ласках?
Когда Оливер поравнялся с ней, она взяла его под руку, и вместе они проследовали по короткой дорожке к внушительному крыльцу, здороваясь по пути с только что прибывшими гостями.
Оливер с невозмутимым видом начал нашептывать ей на ухо:
— Знаешь, что я сделаю, когда мы вернемся домой? Я раздену тебя догола и брошу на кровать. Затем возьму мед и размажу его по твоей потрясающей коже, по красивой груди и нежным, шелковистым бедрам. И буду слизывать его… дюйм за дюймом… — Он рассмеялся, обдав ее теплым дыханием, и Джинни невольно вздрогнула. — А потом я буду любить тебя так страстно, что ты целую неделю не сможешь встать с постели.
Джинни глубоко вздохнула, ее щеки залило алым румянцем. Ей пришлось собрать в кулак все свои силы, чтобы сохранить самообладание перед слугами (каждый из них превратился бы в отлично подготовленного телохранителя при малейших признаках опасности).
Сегодня в посольстве собралось блестящее общество — женщины в шелках и бриллиантах, мужчины в смокингах, несколько человек пришли в военной форме или в традиционных африканских или арабских одеяниях. Официанты в белых ливреях сновали в бурлящей толпе с бокалами на серебряных подносах, умудряясь не пролить ни капли.
Оливер был прав — все говорили одновременно, не обращая внимания на оркестр, а шампанское и вправду оказалось слишком сладким. Вечер обещал быть скучным, но, может быть, перекинувшись парой слов с некоторыми людьми, им удастся ускользнуть незаметно.
Джинни, блуждая взглядом по комнате, внезапно заметила у дальней двери знакомый профиль. Белокурые волосы, блестящие в свете свечей, обрамляющие тонкое лицо с полупрозрачной кожей — Алина. Тетя Марго предупреждала, что она выпишется из больницы на этой неделе, но Джинни полагала, что сначала она решит отдохнуть, съездить куда-нибудь на выходные. Наполненное людьми посольство — не самое подходящее место для выздоравливающей.
Джинни предпочла бы встретиться с Алиной наедине — возможно, в кругу семьи. Только не на людях. Но, как оказалось, волноваться по поводу нежданной встречи уже некогда — посол лично подошел ее поприветствовать, сияя раскосыми глазами.
— Ах, моя милая девочка! — воскликнул он, заключив Джинни в объятия и расцеловав в обе щеки. — Как я рад тебя видеть! И Оливер, мой дорогой друг! — С Оливером он поздоровался за руку. — Я слышал, вы поженились? Чудесная новость, чудесная! Заботьтесь о ней как следует, дружище. Такие, как она, ценятся на вес золота! Многие дамы занимаются благотворительностью только для того, чтобы похвастаться перед подругами. Но моя милая Джинни… — Он поднес ее руку к губам и поцеловал пальцы. — Она всю душу вкладывает.
Оливер улыбнулся, и, как не странно, в его взгляде не было привычной насмешки.
— Знаю, — ответил он с гордостью.
Посол снисходительно рассмеялся.
— Ах, естественно, знаете. Разве есть в этом мире хоть что-нибудь, о чем бы не знал Оливер Марсден?
— В общем, да, — сухо согласился Оливер. — Но простите нас, я должен пригласить мою жену на танец.
— Конечно, конечно, — воскликнул посол. — Развлекайтесь!
Джинни вопросительно взглянула на мужа, когда он вывел ее на танцплощадку и заключил в свои объятия.
— Что ты имел в виду?
Он изогнул черную бровь, изобразив недоумение.
— А что я должен был иметь в виду?
Джинни покачала головой, не поддаваясь на его уловку.
— Ты сказал: «Знаю». А что ты знаешь?
— Если ты говоришь о своей благотворительной деятельности, то, естественно, я знаю о ней, — с улыбкой ответил Оливер. — А почему я не должен знать? Я в течение нескольких лет получал регулярные отчеты о твоих успехах.
Джинни изумленно моргнула.
— Да?
— Конечно. В основном, от Марго, и иногда и из других источников.
— Ой, правда? — Ее это не сильно удивило, но было немного обидно, что он не сказал этого раньше. — А о чем еще ты получал отчеты?
— О… твоих сердечных делах, — признался Оливер. — Марго предупредила бы меня, если бы твои увлечения перешли в нечто более серьезное.
— Да? — Ее глаза вспыхнули зеленым пламенем. — И что бы ты тогда сделал?
— Вмешался бы, конечно, — самоуверенно ответил он. — Я же говорил, что не позволил бы тебе выйти замуж за кого-то другого.
— А если бы ты не смог бы меня остановить? — возразила Джинни. Ее бесило, что он спокойно сидел в Нью-Йорке, уверенный в своей неотразимости. — Ведь я могла влюбиться.
— О, я был почти уверен, что это не произойдет. Я знал, что ты не склонна терять голову, несмотря на все эти гнусные истории о твоих любовных похождениях.
— Что? — Джинни окинула его яростным взглядом. — Ты знал, что это ложь? Ты знал?
Оливер тихо рассмеялся, крепче ее обнимая.
— Скажем так, я был уверен, что большинство источников недостойны доверия.
— Ты… — Джинни стукнула его в грудь кулаком. — Ты говорил, что веришь всему! — заявила она, притворяясь рассерженной, чтобы скрыть безумную радость.
— Что ж, я не был уверен на все сто процентов, — признался Оливер с улыбкой. — До тех пор, пока не занялся с тобой любовью в первый раз. Ты умеешь притворяться, но такой невинный и удивленный взгляд сыграть невозможно. Это был самый прекрасный момент в моей жизни.
Джинни глядела на него, чувствуя, что тонет в его влажных темных глазах.
— Правда? — ошеломленно спросила она.
— Да.
Она зажмурилась, опустив голову ему на грудь, растворяясь в музыке, вдыхая опьяняющий запах его кожи. Быть может, это глупо, но она не могла заглушить в своем сердце голос надежды…
Сквозь туман до нее донесся чей-то голос.
— Ба, Оливер, Джинни. Как я рада вас видеть.
Улыбка Алины была робкой, глаза неестественно блестели. Она похудела, стала почти тощей, ее тонкие черты обострились, лицо казалось мертвенно-бледным и возле рта появились тонкие морщинки. Джинни впервые удалось почувствовать уязвимость под кажущейся самоуверенностью Алины. Если бы она знала раньше… наверное, простить бы все равно не смогла, но сумела бы понять.
Джинни смотрела, как Алина обменивается с Оливером приветственными поцелуями, и уже не чувствовала прежней мучительной ревности. Оливер никогда не любил Алину. Если бы любил, он бы женился на ней. Теперь Джинни уверена в этом. А значит, Алина уже не сможет причинить ей боль.
Но все же в их приветствии чувствовалась напряженность, и тщательно наманикюренные пальцы Алины казались когтями, когда она взяла Джинни за руку. На ее тонких губах играла прежняя покровительственная улыбка.
— Милочка, какое прелестное платье. Нужно быть очень храброй, чтобы носить такой фасон — он ничего не скрывает.
Надо полагать, это платье меня полнит, — перевела для себя Джинни. Ну и плевать. Хотя она и
