разнообразных форм и размеров, кучковались, слонялись из зала в зал, обмениваясь на ходу приветственными репликами и замечаниями.
Наиболее любознательные особы разглядывали портреты, пейзажи и натюрморты, которые, будучи выполнены в абстрактной манере, представляли собой беспорядочное цветное месиво лихорадочно нанесенных мазков.
Были здесь и так называемые «гурме», на лицах которых застыло насмешливо-пренебрежительное выражение. Они демонстрировали полное равнодушие к объектам искусства и к себе подобным. Даже их радостные возгласы по поводу вновь прибывших не могли обмануть тонкого наблюдателя: их лица, на мгновение вспыхивая приветливыми улыбками, через секунду гасли, застывая в скептических гримасах.
Молодые женщины, следуя модному нынче стилю «гарсон», в большинстве своем напоминали бесшабашных угловатых подростков: беспорядочная лирика коротких причесок, блузки, рубашки, пиджаки, брюки, галстуки, шейные платки.
— Таня, добрый вечер, — окликнула меня Жаклин, — вы давно пришли?
— Только что. — Я взяла один из фужеров с шампанским, предложенных официантом. — Сразу видно, ваши вечера пользуются успехом.
Она улыбнулась.
— Хотите познакомиться с Вилану прямо сейчас или оглядитесь вначале?
На Жаклин были брюки шоколадного цвета и узкий бежевый батник. На шее — неизменный шарфик, на этот раз — в оранжево-коричневую полоску. Просто, но со вкусом.
— Я не прочь познакомиться прямо сейчас.
— Тогда пойдемте. — Жаклин взяла меня под руку.
Пока мы шли, она, улыбаясь, кивала направо и налево. Усадив меня на диванчик с металлическими ножками в форме собачьих лап, с мягким цилиндром вместо спинки, она исчезла на несколько минут и вскоре вернулась в сопровождении мужчины и женщины бальзаковского возраста. Довольно приятная пара.
У месье Вилану был здоровый цветущий вид. Его свежее лицо излучало спокойную доброжелательность и деловитость. Густые каштановые волосы, зачесанные назад, карие глаза, которые, казалось, одновременно изучают, подбадривают и оценивают, массивный подбородок, по-детски пухлые розовые губы, без конца расплывающиеся в улыбке, молодцевато развернутые плечи и крепко сбитая фигура — именно таким представлялся мне безбедно живущий рантье из какой-нибудь французской провинции.
Мадам Вилану, которую хотелось назвать «мамаша» Вилану, составляла достойную пару своему мужу. Жаклин весьма точно обрисовала ее пышные формы. Она действительно воплощала классический тип женщины-наседки: дородная, большегрудая, с достоинством вышагивающая, озабоченно напрягающая лоб, на котором не было ни одной морщинки. Но все ее флегматичное достоинство перечеркивалось одной смешной деталью: при ходьбе ее голова покачивалась из стороны в сторону на манер китайского болванчика. Это движение казалось не врожденным, а тупо заученным, и все-таки меня не покидала мысль, что оно демонстрирует некую внутреннюю рыхлость и безволие.
— Добрый вечер, — слащаво улыбнулся месье Вилану, протягивая мне руку. На безымянном пальце тускло поблескивал черный треугольник агата.
— Здравствуйте, — улыбнулась я в ответ. — Вы прекрасно все устроили!
— О! Это далеко не показательная вечеринка, видели бы вы, какие приемы здесь устраивались прошлой осенью! — с детским бахвальством воскликнула мадам Вилану, польщенная моим искренним восхищением.
— У нас бывают известные люди: политики, бизнесмены, артисты, — добавил месье Вилану.
— Жаклин сказала нам, что вы из России, что вы — детектив… О, мы все потрясены случившимся! Эрика здесь все любили. Вы ведь знаете, наверное, французы не очень жалуют американцев, но Эрик — другое дело, умный, добрый, обаятельный… Конечно, русские корни… Во Франции всегда с пониманием относились к русским, впрочем, как и к полякам, — выпалила на одном дыхании мадам Вилану.
— Дорогая, — вмешался ее муж, — наша гостья, как сказала нам Жаклин, хотела поговорить с нами об… — он замялся, подыскивая нужное слово, — этом деле.
— Да, вы правы, мне действительно необходимо задать вам несколько вопросов.
— Поль, что, если нам пойти в кабинет? Здесь очень шумно, — предложила мадам Вилану. Ее голова, качнувшись вперед, замерла у правого плеча.
— Я не отниму у вас много времени, мы можем поговорить и тут, — сказала я, не горя желанием покидать диванчик, с которым уже вполне свыклась. Вначале я проклинала того ушлого дизайнера, который придумал такую спинку, но сейчас поняла, что всякие модернистские закидоны не отменяют известного комфорта, к тому же этот диванчик был удобным наблюдательным пунктом.
— Что вас интересует? — спросил Поль, изрядно потеснив меня на довольно узком сиденье.
— Вы знаете Андре Жофруа?
— Да, у нас даже есть его работы.
— Тогда, может быть, вы знаете, не был ли он недавно в России, ну, скажем, два-три месяца назад?
Поль и Мари переглянулись.
— Вы что, подозреваете Андре? — посмотрела на меня мадам Вилану.
— Ну что вы, я просто собираю факты, которые могут что-то прояснить.
— Кажется, Анн-Софи говорила, что после Нового года Андре собирался куда-то ехать, но вот куда? Может быть, и в Россию, хотя он все больше ездил в Америку, — неуверенно сказал Поль.
— А почему бы вам самой не спросить у него, — предложила Мари.
— Конечно, спрошу, если вы представите меня ему.
— Сразу же, как только он придет, — улыбнулась Мари.
— А как часто бывал у вас Фридрих Штерм?
— Примерно раз в месяц.
— А какие у него отношения с Жофруа?
— Они просто знакомые. — Поль кашлянул, прикрыв ладонью рот.
— Штерм покупал у Жофруа картины?
— Не раз, — коротко ответил месье Вилану, — Андре довольно часто навещал Фридриха в Амстердаме, некоторое время даже жил у него. Анн-Софи тоже ездила в Амстердам — развеяться.
Я подумала, не с Амстердама ли у нее началось увлечение наркотиками?
— А вот и Андре, — месье Вилану показал на направлявшегося к нам молодого человека среднего роста в шелковой рубашке навыпуск и черных брюках клеш.
Когда он подошел, Поль представил нас.
— Очень рад, — с наигранным оживлением сказал Жофруа, улыбаясь скорее не радостно, а скептически.
— Мадемуазель Иванова интересуется, не был ли ты в России, — встряла мадам Вилану.
— Был, — натянуто отозвался Андре, — меня приглашал знакомый художник.
— А когда это было? — Я разглядывала его худое загорелое лицо, мысленно сравнивая его с лицом на фотографии. Андре сейчас явно не в духе и скорее всего не склонен к разговорам. От той широкой улыбки с фотографии не осталось и следа, на его лице застыло высокомерно-отстраненное выражение.
— Два года назад, а что?
Я проигнорировала встречный вопрос.
— Если не секрет, с какой целью вы ездили в Россию?
— Я же вам сказал, меня приглашал знакомый, — с раздражением в голосе ответил Андре, — в анкетах на этот вопрос обычно отвечают — туризм.
— Вы были в Москве?
— Не только. Еще в Ленинграде и Тарасове, мой друг из Тарасова.
— Может быть, я его знаю, я тоже оттуда.
— Вот как? Какое совпадение! Моего знакомого зовут Николай Гладков.
— Вы не поверите, мы с Николаем выросли в одном дворе.
