ягнят, и баранов, и козлов променивали тебе. Купцы из Савы и Раемы торговали с тобою всякими лучшими благовониями и всякими дорогими камнями, и золотом платили за товары твои. Харан, и Хане, Еден,[3] купцы савейские, Ассур и Хилмад торговали с тобою» (Иез. 27:21–23). А Исайя, обращаясь к Иерусалиму, говорит: «Множество верблюдов покроет тебя — дромадеры из Мадиама и Ефы; все они из Савы придут, принесут золото и ладан… Все овцы Кидарские будут собраны к тебе; овны Наваиофские послужат тебе»… (Ис. 60:6–7).
Арабы-земледельцы и ремесленники, обитатели городов и поселков, никогда, однако, не считались представителями истинного типа этого народа. Нравы их смягчились благодаря оседлым и мирным занятиям, и они лишились многих типичных черт вследствие сношений своих с чужестранцами. Кроме того, Йемен, как более доступный сравнительно с остальными частями Аравии, представлял больше приманок для грабителей и терпел неоднократные нападения в захваты.
Другие арабы, кочующие сыны пустынь, обитатели палаток, были гораздо более многочисленны, и в них национальный характер сильнее сохранился во всей первобытной мощи и свежести. Кочевники по своим привычкам, пастухи по занятию, они по опыту и преданию знакомы были со всеми тайными сокровищами пустынь и, ведя бродячую жизнь, переходили с места на место в поисках тех колодцев и источников, которые служили прибежищами для их предков времен патриархов; они разбивали палатки всюду, где находили финиковые деревья, служившие им тенью, и пастбища для своих стад и табунов, и перекочевывали дальше, как только истощались временные средства продовольствия.
Эти кочующие арабы разделялись и подразделялись на бесчисленные мелкие роды и семьи, имевшие каждый своего шейха или эмира, нечто вроде древнего патриарха, который у своей палатки втыкал копье как знак своей власти. Его власть, хотя и сохранявшаяся в течение многих лет в том же семействе, была не строго наследственной, но зависела от доброй воли рода. Его могли сменить и назначить на его место другого человека из другой семьи. Его власть была тоже ограничена и зависима от личных его достоинств и от доверия, питаемого к нему. Власть его заключалась в том, что он мог вести переговоры о войне и мире, предводительствовать своим племенем в войне против неприятеля, выбирать место для лагеря и принимать знаменитых чужестранцев. Но и в отношении этих и подобных прав он находился под контролем общественного мнения и желаний своего народа.[4]
На какое множество мелких групп ни распадалось бы племя, родственные узы тщательно оберегались в памяти всех семей. Все шейхи одного племени признавали общего главу, называемого шейхом над шейхами, который — безразлично, обитал ли он в замке, выбитом в скалах, или в палатке среди стад и табунов, — мог всегда собрать под своим знаменем все рассеянные ветви племени, признававшие общую власть.
Многочисленность этих кочующих племен, каждое со своим маленьким князьком и скудной территорией, но без общего главы, вызывала частые столкновения. К тому же месть признавалась у них почти религиозным принципом. Ответить за убийство родственника считалось обязанностью семьи, и нередко в это дело вовлекалась часть всего племени; иногда даже долг кровной мести оставался неисполненным в течение целых поколений и вызывал смертельную вражду.
Необходимость быть вечно настороже, чтобы защищать свои стада и табуны, заставляла араба приучаться с раннего детства к оружию. Никто не умел лучше его употреблять лук, копье и палаш, равно как и управлять конем. Но он оставался преимущественно разбойником, и, хотя иногда служил купцам, доставляя им верблюдов, проводников и погонщиков для перевозки товаров, тем не менее он более всего склонен был брать выкупы с караванов или, не стесняясь, грабить их во время утомительного шествия по пустыне. Все это он признавал законным применением своего оружия, считая корыстолюбивых сынов торговли за людей более низкой расы, приниженной жаждой и привычкой к наживе. Таковы были арабы пустыни, обитатели палаток, на которых сбылось пророчество относительно их предка Измаила: «Он будет между людьми, как дикий осел; руки его на всех, и руки всех на него…» (Быт. 16:12).
Природа как бы создала араба для этой участи. Он был легок и худ, но мускулист и деятелен, способен переносить значительную усталость и трудные переходы. Он был умерен и даже воздержан, требуя мало пищи, и притом самой простой. Его ум, как и его тело, был легок и подвижен. Он преимущественно обладал интеллектуальными свойствами семитской расы, тонкой проницательностью, остроумием, быстротой соображения и блестящим воображением. Он воспринимал все очень быстро и горячо, но у него часто менялось настроение; гордый и смелый дух сказывался в его смуглом лице и светился в его темных блестящих глазах. Можно было быстро увлечь его красноречием и очаровать прелестью поэзии. Говоря на языке очень богатом, слова которого сравнивались с жемчужинами и цветами, он был оратором по природе; но он восторгался больше пословицами и остроумными изречениями, чем последовательной логической речью, и был склонен выражать свои мысли в восточном духе — нравоучительными баснями и притчами.
Неутомимый воин и грабитель, он был великодушен и гостеприимен. Раздавать подарки доставляло ему наслаждение. Дверь всегда была настежь открыта для путника, с которым он охотно делился последним куском; и его самый смертельный враг, переломив с ним хлеб, мог в полной безопасности отдыхать под кровом его палатки, считавшейся ненарушимой святыней.
Свои религиозные взгляды арабы в ту эпоху, которую они называют «днями неведения», заимствовали большей частью от сабеев и магов, религии которых преимущественно господствовали в то время на Востоке. Но больше они склонялись к сабеизму, относя начало его к Саби, сыну Сифа, который, по их мнению, вместе с отцом и его братом Энохом был схоронен в пирамидах. Другие же производят это название от еврейского слова «саба», или звезда, что указывает на то, что это была вера ассирийских пастухов, которые пасли свои стада на равнинах, расстилавшихся под безоблачными небесами, следили по ночам за движением звезд и составляли различные догадки о добром и злом влиянии их на человеческие дела; смутные их догадки халдейские философы и жрецы возводили затем в систему, считавшуюся даже более древней, чем религия египтян.
Другие приписывали эту религию еще более высокому авторитету и утверждали, что эта религия существовала до потопа. По их мнению, она пережила потоп и поддерживалась патриархами. Эту религию будто бы исповедовали Авраам и его потомки, дети Израиля, и она освящена и подтверждена была на скрижалях законов, врученных Моисею среди грома и молний на Синайской горе.
В первоначальном виде религия сабеев была чиста и духовна; заключая в себе веру в единого Бога, она учила о возмездии за добро и зло в будущей жизни и о необходимости добродетельной и святой жизни для приобретения счастливого посмертия. Так велико было благоговение сабеев к Верховному Существу, что они никогда не произносили Его имени, никогда не дерзали приблизиться к Нему иначе, как через ангелов. Последние, по мнению сабеев, населяли и оживляли небесные светила подобно тому, как в человеческом теле обитает душа, наполняющая его жизнью. Ангелы эти обитали в религиозных небесных сферах, чтоб наблюдать над Вселенной и управлять ею по воле Верховного Владыки. Обращаясь к звездам и другим небесным светилам, сабеи не поклонялись им как божествам, но старались только умилостивлять обитающих на них ангелов как посредников между Богом и людьми, обращаясь через эти созданные светила к Богу, великому их Творцу.
Постепенно религия эта лишалась своей первоначальной простоты и чистоты и затемнялась таинствами, погрязая в идолопоклонстве. Сабеи, вместо того чтобы считать небесные светила за жилища посредников, поклонялись им как божествам; воздвигали грубые изображения их в священных рощах и в глубине лесов и, наконец, ставили их в своих храмах, воздавая им божеские почести. Религия сабеев претерпела разные перемены и видоизменения в различных странах, где была распространена. Долго обвиняли Египет в том, что он довел ее до самого унизительного искажения; изваяния, иероглифы и раскрашенные гробницы этой таинственной страны принимались за доказательства поклонения не только небесным силам, но и низшим животным и даже неодушевленным предметам.
Новейшие исследования и изыскания постепенно, однако, выясняют неосновательность этих обвинений против наиболее умственно развитой нации древности; и по мере того как приподнимается покров с могил Египта, все более выясняется, что все эти мнимые предметы поклонения были просто символами различных свойств Верховного Существа, имя Которого было так священно, что смертные не дерзали произносить его. У арабов же вера сабеев смешалась с дикими предрассудками и с грубым идолопоклонством.
Каждое племя поклонялось своей отдельной звезде или планете и имело своего особенного идола.
