мое дежурство было. Ну, мы погнали с сержантом и вытащили их кое-как, всю бочину мужику ободрали.
Второй раз сработала сигналка, к кому-то в коттедж залезли воры. Но гопников повязали тамошние сторожа с собаками, а нас уже после вызвали, упаковывать...
В поселке охрана своя, вот в чем фишка. Отставники, крепкие ребята, у Гоблина знакомые есть. Не так-то просто еще и устроиться. А желающих много — тут тебе и харчи, и жилье, от пионеров сохранившееся, и воздух свежий. А некоторые жирняки помимо наружной стены и общей охраны круглый год своих сторожей держат.
Короче, там не жрали водяру, не бродили наркоманы, не было танцев. Именно поэтому вызов из поселка предвещал особенную задницу. С разборками на высшем уровне.
— Что она хотела? — теребил лейтенанта Комар. — Ты внятно можешь передать?
Карпыч задумчиво поглядел на Комара поверх обшарпанной перегородки. На его фуражке принимали солнечные ванны три блестящие навозные мухи.
— Она сказала... она сказала про руки.
— Про руки? — уточнил Комар. — Какая-то дура сказала тебе про руки, и потому мы должны по жаре тащиться в этот сраный лес?
— Она орет, что там оторванные руки.
— Как?.. — Комар не донес до рта сигарету. Карпыч с безнадежной яростью ткнул кулаком дряхлый телефонный аппарат. Наверняка в тот момент он проклинал минуту, когда согласился подменить в воскресенье загулявшего на свадьбе Ломиченко. Теперь остаток выходного дня обещал превратиться в череду допросов, заполняемых актов и бесконечных звонков. Недаром Карпыч сразу поверил в худшее. Надо отметить, он всегда верил в худшее.
Но того, что ждало всех нас на самом деле, он представить никак не мог. На такое у Карпыча не хватило бы воображалки.
— Несчастный случай, что ли? — оживился сержант. — Пила, станок?
Комар расправил грудь. Возник шанс спихнуть проблему на районную больницу. Со двора через решетку жалобно заглядывал огромный Гоблин. Он походил на живой плакат с призывом: «Ни при каких обстоятельствах не поступать в школу милиции!»
— Нет никакой пилы, — Карпыч рассеяно набирал номер АТС. С четвертой попытки он дозвонился и попросил девчонок проверить, почему пропала связь. Те помялись и подтвердили худшую из версий — обрыв.
— Как это обрыв? — удивился младший сержант Лазарев по кличке Гоблин. — Там столбы такие... легче сосны повалить, чем кабеля ихние порвать...
Мы взглянули друг на дружку и, ручаюсь, подумали об одном.
Что-то ведь грохнуло. Возможно, трансформаторная будка, хотя я не был уверен, что трансформаторная будка способна взорваться с таким звуком.
— А в «скорую» она звонила? — никак не мог угомониться Комар.
— Комаров, она звонила нам, — начиная свирепеть, отчеканил лейтенант. — Сообщила, что от ее родителей остались одни руки. Еще она сказала что-то про стекло.
— Стекло? — переспросил я.
В этот миг лохматая небесная медуза набросилась на солнечный диск, и в дежурке резко потемнело. Настолько резко, что захотелось протереть глаза.
— Девчонка в истерике... — Карпыч вытер со лба пот. Что-то ему мешало говорить. — Якобы они сидели в саду, за столом. Она и родители. Никакой мотопилы, блин! Они сидели, ели ягоды, тут пролетело стекло, и от родителей остались одни руки.
Может, кидалово? — не оборачиваясь, выразил общую надежду Гоблин.
— Она назвала фамилию родителей, — скучным голосом отреагировал дежурный. Он заложил руки за голову и начал раскачиваться на стуле, разглядывая нас с Комаром. — Лучше бы вы вернулись и доложили, что нас разыграли. Знаете, как фамилия девочки?
Он назвал, и стало ясно, что ехать следует, не медля ни минуты. С семьей прокурора шутки лучше не шутить.
— Карпыч, там в журнале есть номерок их вахты, — встрепенулся Комар.
— Я уже звонил. Не берут трубку, и сотовый тоже... Минуту мы переваривали очередную напасть.
— Карпыч, я возьму пару рожков запасных?
Сам не пойму, какая муха меня укусила спросить. Наверное, это был тот редчайший момент, когда Бог не спал на небе, а решил как-то посильно вмешаться.
Благодаря этому вопросу я до сих пор жив.
— Вы же не на задержание едете? — дежурный взглянул на меня и отвел глаза.
Он тоже побаивался неизвестно чего.
— Это как посмотреть. Ты ведь не дозвонился.
— Полагаешь, кого-то шугануть придется?
И Карпыч поплелся отпирать оружейку. Комар не сказал ни слова против, хотя обычно он ненавидит таскаться с тяжестями. Все равно, каждому ясно — по людям палить не начнешь.
Гоблин уже прогревал мотор, хотя его следовало скорее остужать. Часы в дежурке едва отбили десять утра, а к капоту уже не прикоснуться. Я представил, как спина приклеится к сиденью, мокрому от пота, и чуть не завыл. Комар вытолкнул меня из-под козырька на жару. Прыщи на его пористой морде расцветали, как редкие поганки, под мышками форменной рубахи серебрились солевые наносы.
— В поселок, мать их... — и, не договорив, полез в машину.
Мы довольно шустро, но без лихости развернулись. В последний момент меня что-то подтолкнуло обернуться. Карпыч шутливо помахал платочком из зарешеченного окна канцелярии и принялся протирать очки. Было заметно, что лейтенанту не до шуток. Мы помахали в ответ.
Больше никто из нас Карпыча живым не видел.
Гоблин врубил сирену. Пугая одуревших от жары селян, мы обогнули центральную клумбу поселка, промчались мимо закрытой на лето школы, мимо заколоченного гастронома и под аркой из ржавой газовой трубы вскарабкались на шоссе.
Здесь произошла первая вынужденная остановка. Младший сержант Лазарев, проявив неслыханную вежливость, пропустил двух бегущих навстречу коров. Взаимной вежливости он не дождался, одна из коров плечом свернула нам зеркальце. Сама она удара не заметила, даже не сменила направления. За коровами скакал теленок, весело подмахивая пятнистой задницей. Все трое резво перемахнули канаву на обочине, проломили штакетник и устремились прямо по картофельным грядкам к центру поселка. За первой коровой волочилась веревка с обгрызенным концом, вторая ухитрилась выкопать из земли колышек.
Я подумал про коров, запертых на ферме. Отсюда кирпичный сарай бывшего совхоза был виден, как на ладони. Там ничего не горело, и ничего не затопило. Коровки ревели оттого, что не могли вырваться на свободу.
Просто им срочно захотелось в лес.
Позади неловко сгрудились четыре пятиэтажки, приземистое здание фабрики с кирпичной трубой и три десятка частных домиков. Это и есть наш поселок. Вместо заколоченного гастронома бодро торговали Целых четыре павильона, и строился стационарный магазинчик с кафе возле выезда на трассу. Владельцы павильонов, завидя нашу машину, неосознанно приняли боевую стойку. Их хмурые азиатские глазки резко контрастировали с показным радушием улыбок. В другой день мы бы остановились проверить, как идет торговля, и прихватили бы чего-нибудь вкусненького.
Но сегодня Гоблин даже не стал отпрашиваться у Комара за сигаретами. Потому что он увидел собак.
Собаки перебегали шоссе метрах в ста за развилкой, и казалось, что они плывут, шевеля конечностями, в зыбком горячем мареве. В первую секунду я решил — это собачья свадьба, но животные все текли через дорогу, как овечья отара, и никак не кончались. Их было не меньше трех десятков, большие и маленькие, цепные, охотничьи и даже несколько комнатных уродцев. Мне показалось, что за некоторыми волочились ошейники. Гоблин остановил машину. Мы не сказали ни слова, просто молча проводили псов глазами. Со встречной полосы таким же обалдевшим взором следил за псами водитель цементовоза. Он тоже остановился их пропустить и долго глядел вслед, высунувшись в окошко.
