Жалко, что я не могу тебе эти клюшки каждый день покупать, обожаю я тебя, сокровище!
- Мама! И я тебя, ты же самая-самая! Клюшка, - это здорово, это вещь, но я тебя и без клюшек там разных, знаешь, как люблю? Вот прям больше-больше всех! Ты чего? Опять плакать? Мама! А ну! Целоваться больше не буду! Ну, то-то. Так-то лучше. И чего вы, девчонки, такие плаксивые? По поводу и без повода...
- Ну да, ты же у нас мужчина, вот ты и не плачешь. Пойду, умоюсь.
Настроение у меня резко падает. Не плачешь! Вчера... И тут на меня накатывает тяжкий ужас. Настолько тяжкий, что я, не выдержав этой тяжести, падаю на диван. Жутко мне делается, но не оттого мне делается жутко, что вчера случилось, а оттого, что могло бы случиться! А если бы я вчера дверь эту гадскую, на крышу, которая, если б я её успел раньше открыть, чем Мишка этот поднялся ко мне? А если бы он, вообще, не стал бы подниматься? Тогда-то что? Ведь спрыгнул бы я! А мама тогда бы как, а? Псих! Тряпка сопливая! Истеричка. Так, всё, спокойно. Не было ничего, забыли. Нет, постой, это что же получается? Получается, мне вчера Мишка этот жизнь спас? Ни фига не получается! Если бы не он, ну не они, точнее, то ничего бы и не было, ни того, что в подсобке, ни крыши бы этой не было. Но ведь он всё- таки поднялся, искал меня по подъезду и нашёл, и ведь, как ни крути, не спрыгнул с крыши я вчера только потому, что он вовремя появился. А Мишка... Блин, запутался я...
- Мам, ты кушать будешь? А почему? А я пошёл тогда сочинение писать. Поможешь творить? Ну, сам, так сам.
Для сочинения я всегда выбираю свободные темы. Свободные-то они свободные, да только писать надо про то, про что сказано. 'Подвиг Красной Армии'. Делов то. Вспомним парочку дедовых рассказов, лучше про Гражданскую. Крови только, чтобы поменьше, а то у деда про войну как-то... Кровь, вши, кровь, тиф, кровь, грязь, и снова кровь. Голод ещё, вечный. Так, наверное, и было, но для сочинения, как-то... Про то, как они Киев назад у белополяков взяли, - это вот пойдёт. Без подробностей, главное.
Часа полтора, примерно, я пыхчу над черновиком. Ну, более или менее. Конец придумать надо. Придумать, - это потому, что после 12 июня двадцатого года ничего не кончилось. А про то, как в августе было под Варшавой, дед рассказывать не хотел, сказал только коротко: драпали. Но сказал так, что мне и расспрашивать не захотелось.
- Мам, проверь черновик, ошибки заметишь, - отметь, я перепишу.
- Быстро ты, Илюшка. Пирата не мучай.
Мама читает мой черновик, я смотрю в окно в её комнате на Мишкин дом. Интересно, где его окна...
- Да, - вздыхает мама. - Здорово, Илья. Сильно тебе Ильи Павловича не хватает, а?
- Что ж тут поделаешь, мам. Не хватает, конечно. Много ошибок?
- Порядочно. Вот это хорошо, - 'росведка'. Это что такое, - разведка? Ты бы повнимательнее, правда, Илюша. А так очень хорошо. Про Будённого хорошо, и вообще, - мне всё понравилось. Ты не зазнавайся только, Илья, но, по-моему, у тебя способности. Покраснел! Надо же. Ну всё, всё, молчу. А интересно, почему Илья Павлович ничего сам не писал, - такая жизнь ведь человеку выпала.
- Потому и не писал, что была жизнь.
- Философ ты у меня. Иди, переписывай набело.
- Бу сде!
Вот ведь я! Как хорошо получается, - сейчас перепишу сочинение, туда, сюда, Шерлока посмотрю, а потом можно и на лыжах с Рыжковым. Набор лыжных мазей, он говорил, у него есть. Сроду я без мази катался.
Ну, вот и всё. Переписал. Пойти телек включить? А почитаю ка я, лучше, чего-нибудь. Опа, в дверь звонят, - кто бы это?
- Илья, иди, к тебе мальчик пришёл.
Вовка припёрся, что ли? В прихожей никого.
- А где, мам?
- За дверью остался, почему-то. Ты в подъезде, Илюша, не торчи, в квартиру проходите.
В подъезде стоит Мишка! Вот так вот. Я, раскрыв рот, молчу, как рыба и только хлопаю глазами.
- Приве-ет, - насмешливо, нараспев говорит он и протягивает мне руку.
- П-привет, - поперхнувшись, отвечаю я, осторожно пожимая его ладонь. - Ты чего? Ко мне?
- Ну, а ты как думаешь? А ты молодец, самолётик-Ил, не соврал мне.
- Про что?
- Про лифт, и правда работает он у вас.
- А-а... - я молчу, уставившись в пол.
- Слушай, Илья, можно поговорить? Да ты не беспокойся, я сразу же уйду, скажу тебе кое-что только, и уйду, я ж понимаю... Можно?
- Ну... Можно, наверное.
В дверь выглядывает мама. Она смотрит на меня и на Мишку, склонив голову к плечу.
- Илья, - стараясь быть строгой, говорит она. - Зайдите в квартиру. Что же ты, а? К тебе пришли, а ты в подъезде гостя встречаешь. Не стыдно?
- Вы извините, я не надолго, - торопливо заступается за меня Мишка.
- Да ладно, заходи, в комнате поговорим, - отзываюсь я. - Мам, это вот Миша, ну, парень, что вчера... ну, умылся я у него, я тебе говорил. Собака ещё у них...
- Очень приятно, Миша, а я Наталья Николаевна, мама этого растяпы. Спасибо тебе, Миша, за то, что ты Илюшке помог.
Мишка краснеет и, откашлявшись, говорит:
- Да ну, я и не сделал ничего особенного.
- Это уж точно, - ляпаю я, вот ведь язык мой проклятый! - Ну, заходи, чего мы, и правда, в подъезде- то...
Я показываю Мишке, куда можно повесить его зимнюю куртку-аляску, и киваю на мою комнату.
- Туда, - коротко говорю я, а сам отчаянно смущаюсь и думаю: - и чего же это ему надо?
- Илья, можно тебя на секунду? - зовёт меня мама.
- Проходи, я сейчас, - говорю я Мишке и иду к маме в комнату.
- Илюша, ты чего это так с ним, а? Такой приятный мальчик, и красивый, и вежливый, да и старше он тебя всё-таки, а ты... Он же тебе помог вчера? Что, не понравился он тебе? Не понимаю.
- Да ладно, мам, всё в порядке, как-то неожиданно просто. Ну, не ждал я его совсем, вот и всё. Пойду я к нему, что-то он сказать хочет.
В моей комнате Мишка сидит на самом краешке дивана, сложив руки на коленях, - как первоклассник у директора, хмыкаю я про себя. Я сажусь рядом и смотрю на него. Мне вдруг, неожиданно, становится весело. Жду.
- Это что, шпага, такой тебе досталось, да? - Мишка смотрит на мою спортивную саблю.
- Такой, только это сабля, а не шпага.
- Ясно. Так вот, Ил-Илья, я чего пришёл. У нас сегодня только четыре урока было, вот я пораньше со школы и пришёл... Вот. Нет, не то... Я это...
- Да ты говори нормально, - что я тебе сделаю, ничего я тебе ведь не сделаю.
- Ладно. Илья, я сегодня утром, перед школой съездил к Наилю, ну к этому гаду, что вчера...
Я резко отворачиваюсь от него и смотрю в стену. Вот ведь...
- Да ты погоди, Ил! Послушай. Ну вот, съездил я, значит, к нему и поговорил с ним как надо.
- Зачем? - сглотнув, спрашиваю я. - Зря...
- Не зря, - жёстко и холодно говорит Мишка. - Не зря, Ил. Так надо было. И тебе, и мне. Ну вот, забудь о них, вообще забудь, как будто не было их. Они теперь не то, что к нам на квартал, они теперь и остановку нашу, и то с закрытыми глазами проскакивать будут.
- Ты что, бил его? - решаюсь я, наконец, взглянуть на Мишку.
- Мозги я им там прочистил, чтобы и мыслей таких больше не возникало у них! Хорошо, что и Толик, ну второй, тоже там оказался. Всё, Илья, всё! Забыли о них. Ладно?
- Попробую, - потихоньку говорю я
- Молодец! Ну, вот, это во-первых.
