есть оно умерло и не возродится никогда. Жорж…
– Он не Жорж! – крикнули из зала.
– Не Жорж? – я оценивающе поглядел на Потягина. – Странно… Впрочем, я не о том. Я о том, что зло на самом деле никуда не делось. Потягин нам попытался продемонстрировать, что зло было возбуждаемо лишь внешними факторами. Голод, холод, угнетение разное. Такой ползучий дарвинизм. Даже не дарвинизм, а потягивинизм! Я же утверждаю, что зло внутри! В каждом из нас!
– Ты за всех-то не отвечай… – сказал кто-то неуверенно, не заметил кто.
Остальные же молчали. Видимо, раньше никогда на эту тему не задумывались, бестолковые.
– Внутри, – повторил я. – Вот вы считаете, что человек по своей природе добр, а я считаю, что наоборот. Человек зол. Двести лет назад об этом знали даже младенцы. Знаете, какая была в двадцатом веке самая популярная шутка? Тетя или дядя брали конфетку, съедали ее, а наполненный пустотой фантик дарили ничего не подозревающему ребенку. И уже в пять или семь лет дети знали, что зло существует. И были к нему готовы.
– Ерунда! – крикнули. – Бред!
Звонко так, наверное, Октябрина Иволга.
– Не ерунда! Горькая правда! Стоит стряхнуть оковы цивилизации – и вот перед вами уже вылитый неандерталец или даже питекантроп, готовый за кусок несвежей мамонтятины проломить тебе череп!
Я указал пальцем на Октябрину.
– Словоблудие! – воскликнул Урбанайтес. – Демагогия!
– Фантазии, – с превосходством сказал Потягин. – Это же Уткин…
Все засмеялись. С облегчением. Мол, это же Уткин, понятно, не судите его строго…
Я нахмурился.
– Мне послышалось, или тут употребили мою фамилию в уничижительном смысле? – спросил я.
– Ну что ты, – улыбнулся Потягин. – Никто и не думал использовать твою фамилию уничижительно. Да это и невозможно, она ведь у тебя такая… Породистая.
В зале захихикали. Нет, эти люди определенно напрашивались на покарание. Сами. Не я стремился к этому, меня вынуждали, Заратустра свидетель!
– Жаль, что тебя зовут Антон, – продолжал Потягин, фонтанируя своим остроумием. – Вот если бы тебя самого звали Жорж…
Я нахмурился еще хмурее.
– Если бы тебя звали Жорж, то сокращенно ты был бы Жуткин.
Активисты дискуссионного клуба «Батискаф» одобрительно загудели, прямо как двойные пчелы. Обрадовались так, будто путевку на Бирюзу в лотерею выиграли.
– Твои рассуждения о зле – не более чем сотрясение воздуха, – заключил Потягин. – Как говорят твои же друзья-реконструкторы – утка.
Какой-то упырь осмелился крикнуть уже почти оскорбительное «браво».
– Это не утка, – сказал я. – Это так и есть. Природа такова, ход вещей.
– Как ты можешь это доказать? – вопросила Октябрина.
– Очень просто, Киви, – ответил я. – Экспериментальным путем.
Они все опять засмеялись. Какие смешливые, однако! Просто не клуб «Батискаф», а клуб «Три Поросенка»! «Ржуха», студия художественного хохота. Смеялись, крутили у виска пальцами, а в моей голове стремительно складывался План. Намечались общие контуры, связывались связи, прорезались каналы, трепет грядущих свершений гнал к вискам кровь, я смотрел на весь этот кенгурятник и улыбался, ха-ха, прямо как Стрыгин-Гималайский.
Разумеется, внутренне, нечего проявлять себя перед этими.
Дело в том, что я увлекаюсь исторической реконструкцией. Это мое хобби. Реконструирую разные интересные события. Таких, как я, достаточно много, любителей старины. Воссоздаем великие битвы, переправы через реки под ураганным огнем, штурмы городов, разное. В Индийском океане даже остров специальный такой есть, наш, раз в год там проводятся фестивали реконструкторов. Масштабные действа. Меня, впрочем, все эти героизмы не очень интересуют, я один из основателей и активный участник группы «Crash» (временно распущена). Мы реконструировали катастрофы. Я лично мастер по давкам. Ходынка, Токийская давильня, ад в Иерусалиме – все эти ужасные события были воспроизведены мною. Ну, с моей помощью.
А есть еще спецы по пожарам, железнодорожным крушениям, даже по наводнениям. Был даже мастер паники, но год назад он нарушил устав нашей группы – организовал настоящую панику по мотивам «Войны миров» Орсона Уэллса, за что и был исключен. А между тем большой был талант, многие, даже чины Карантинной Службы, поверили, что на Землю занесено мобильное бешенство, штамм В. Хотели объявлять тотальную эвакуацию, мы всем Орденом дико ржали.
Но, безусловно, вершиной всей нашей реконструкторской деятельности стал проект «Титаник». Самая роскошная катастрофа всех времен и народов, два года назад мы получили Гран-при ежегодного РФ. Тут, конечно, я не один работал, тут и Орден пришлось привлекать, даже Магистра с его связями. Почти полгода в свободное время корабль строили, ботов почти пять тысяч задействовали, роли распределяли – кто на скрипках должен играть, кто мародерствовать, кто спасать женщин и детей, кто самоубийством поканчивать – все как по-настоящему. Потом еще айсберг подходящий почти неделю искали. Но все получилось на высшем уровне. А одному из реконструкторов даже ногу оторвало! Потом целый месяц лечился!
Впрочем, я отвлекся.
Батискафцы ругались, а я уже все придумал. Чтобы их утихомирить, достал из заднего кармана антикварную «беретту», стрельнул в потолок, засыпал их пылью.
Прислушались.
– Я предлагаю эксперимент, – сказал я. – Участвуют сугубо добровольцы, те, кто чувствует в себе силу. Месяц на небольшом острове в тропических широтах. И за месяц я докажу вам, что зло – есть.
– За год не докажешь! – заявил Потягин.
– Давайте я ему в глаз все-таки дам! – Ахлюстин помял кулаки, тоже мне боец.
– Да он опять пришел просто поругаться… – это Урбанайтес.
– Давайте его самого в окно выкинем! – это Октябрина. – Проветрится в полете!
– Вы просто слабаки, – сказал я бесцветным голосом старого прожженца. – Вы знаете, что не правы, и боитесь своей неправоты. Вы вообще не имеете права именоваться дискуссионным клубом, у вас нет места здоровому спортивному спору. Трусы. Банда безвольных болтунов. Я расскажу о вас всем. Особенно…
– Хорошо.
Это сказал Потягин, Виталий – что значит жизненный. Сказал негромко, но все услышали. И замолчали разом. Лидер принял вызов. Отказаться помешали амбиции. О, ярмарка тщеславия!
– Хорошо, – повторил Потягин. – Мы принимаем вызов! Только если ты окажешься не прав…
– Я на Шпицберген уеду! – пообещал я. – На два года!
– Родители его не пустят… – возразил кто-то, утконос какой-то.
– Они у меня тоже на Шпицбергене, – сказал я. – Тоннель к центру Земли сверлят. А я здесь, не хочу в этом холодильнике жить, я не нототения. Но если я проиграю, то я на два года поеду туда. И безвылазно буду там жить! В пещерах. Обещаю!
Потягин поглядел на своих товарищей по дискурсу. Или в дискурсе, шайтан его в коромысло.
В толпе предложили отправить меня не на Шпицберген, а сразу на Плутон, а еще лучше в пояс астероидов, к релятивистам, на Риман, или к микробиологам, на Немезиду, но Октябрина возразила:
– Пойдет и Шпицберген. Шпицберген – это не курорт. Пусть тоннель копает, это неплохо. Я там была с экскурсией, больше не поеду. Твои условия?
На секунду я хотел предложить им всем сделать на спине татуировку «Тормози медленно!», но передумал.
– В случае, если выиграю я, вы переименуете свой клуб, – сказал я.
– Во что? – тут же спросили все хором.
– Потом сообщу. После.
Потягин почесал себя за ухом, совсем как Бобик. Думал так. Сказал:
– Хорошо. Клуб «Батискаф» принимает твой вызов. В чем же будет заключаться эксперимент?
