Томирис только что вышла из убогого шатра, где лежал Фарнак. Ноги подкашивались, словно бескостные, в ушах звучал задыхающийся, прерывистый шепот Фарнака. Его слова были черными, как безлунная ночь, и жуткими, как кошмары.
Весь израненный, Фарнак долгие дни и ночи полз сюда, к царице. И только всепоглощающая ненависть давала ему силы, изнывая от жажды и голода, страдая от ран, даже впадая в забытье, упрямо, пядь за пядью, ползти и ползти вперед. Бездыханного Фарнака подобрал летучий отряд саков, искавший уцелевших персов.
Рассказав царице о неслыханном предательстве, Фарнак, словно с последним словом от него отлетела последняя искра жизни, вытянулся и затих.
Томирис остановилась около Фархада. Мощный, весь в шрамах, Фархад почтительно склонился перед царицей.
- Возглавишь «бешенных», - и, не обращая внимание на удивление бесстрашного бойца, царица продолжала: - Поставь у моего шатра надежную стражу. Как крикну: «Предатель!» - врывайтесь и хватайте человека, который будет со мной.
И, не замечая повторного поклона нового начальника гвардии, направилась к своему шатру.
Гул приветствий, не умолкая, перекатывался волнами над степью. Массагеты смотрели на «дочь неба» глазами, полными любви и преданности. Глаза Томирис тоже были полны слез. Она шла медленно, неуверенно, с трудом, ничего не видя вокруг, губы ее что-то шептали…
Тяжело она переступила порог шатра. Опустившись на тахту, окаменела. Да и как же не узнать, ведь это ее любимый конь, быстрый, как ветер, и подаренный ему. Томирис резко встала, вытерла ладонью слезы и устремила вгляд на вход.
Бахтияр ворвался шумный, радостный. В руках он держал отрубленную голову.
- Любовь моя! Вон он, твой враг! Повелитель вселенной – побежденный моей повелительницей, моей Томирис!
Отбросив в сторону голову Кира, он, раскрыв объятия, направился к царице. Большие черные глаза, обрамленные густыми и длинными ресницами, сверкали, иссиня-черные волосы волнами, по персидской моде, ниспадали на плечи. Он был неотразимо красив. Томирись рванулась к нему, со стоном прильнула и застыла, закрыв глаза.
Бахтияр нежно поглаживал ее плечи. Томирис пришла в себя. Отпрянула. Лицо ее выражало гадливость, словно она прикоснулась к чему-то нечистому. Она вырвалась из объятий Бахтияра, сильно оттолкнув его обеими руками, и, задыхаясь, крикнула:
— Предатель!
В шатер, не мешкая, ворвались 'бешеные' и грубо скрутили Бахтияра.
Царица стояла прямая и строгая, жадно вглядываясь в лицо Бахтияра, словно запоминая навсегда каждую черточку. Она видела сначала недоумение, затем испуг исказил черты, и вот его залила смертельная бледность — это страстно любимое, не раз целованное лицо.
— Что прикажешь с ним делать, царица?— вполголоса спросил Фархад.
Томирис откашлялась. Она боялась, что у нее будет дрожать голос:
— Отрубите ему голову,— голос царицы звучал ровно.— И слейте кровь в кожаный мешок, не пролив ни капли. Слышите, ни капли!— голос царицы зазвенел угрозой.
Бахтияр пытался что-то сказать, но голос отказался ему повиноваться. Лишь какие-то хриплые, неясные звуки вырвались у него из горла.
— Тем двум... Кабусу и Хусрау, тоже отрубите... Пусть кровь всех трех предателей смешается. Постой!— сказала Томирис Фархаду, видя, что он собрался уходить, и глухо добавила:— Найди останки Рустама... А теперь иди!
Когда воины ушли, уводя с собой пленника, силы покинули Томирис, она упала ничком на землю и безудержно зарыдала.
Вошла Содиа, присела на корточки и начала молча нежно гладить голову царицы и подруги. Вдруг у нее перехватило дыхание — золотистую копну волос пронизывали пряди предательского серебра.
Все массагетское войско выстроилось вокруг высокого кургана, на вершине которого стояла царица с ковровым мешком в руке. Рядом стоял, придерживая большой кожаный мешок руками, Фархад, командир 'бешеных'.
Царица вынула из своего мешка голову Кира. Придерживая ее за волосы, она внимательно рассматривала лицо персидского царя с полузакрытыми глазами и спекшимися губами, а затем тихо со вздохом прошептала:
— Ты был грозным врагом, поистине повелителем мира. Я отдам тебе, достойному противнику, самое дорогое — кровь любимого.
И подняв высоко голову Кира, Томирис взяла из рук Фархада кожаный мешок.
— Массагеты! Ваша царица держит свое слово! Ты жаждал крови, царь персов, так пей ее теперь досыта!
И Томирис опустила голову Кира в кожаный мешок, наполненный кровью.
Приложение:
http://www.globalfoli o.net/monsalvat/frsdominus/statiibook/tomyris/tomyris01.htm
О походе персидского царя Кира на массагетов
Итак, с запада Каспийское море ограничено Кавказом, с востока к нему примыкает равнина на необозримом пространстве. Значительную часть этой обширной равнины занимают массагеты, против которых и задумал идти войною Кир... Царицею массагетов в это время была вдова умершего царя; называлась она Томирис. Кир через послов пытался было свататься для виду, как бы желая иметь ее своей женой. Но Томирис поняла, что Кир сватается не к ней, а к царству массагетов, и отвергла предложение. Когда хитрость не удалась, Кир двинулся с войском к реке Араксу и открыто начал войну против массагетов; для переправы войска он положил через реку мосты, а на судах поставил башни с переправляющимися воинами. Когда Кир занят был этой работой, Томирис послала к нему вестника с следующими словами: 'Перестань, царь мидян, хлопотать над тем, чем ты занят теперь; ведь ты не можешь знать, благополучно ли кончатся твои начинания. Остановись, царствуй над своим и не мешай нам царствовать над тем, над чем мы царствуем. Но если не желаешь последовать этим советам и ни за что не хочешь оставаться в покое; если напротив у тебя есть сильная охота помериться с массагетами, изволь, но не трудись над соединением речных берегов; на три дня пути мы отойдем от реки, тогда переходи в нашу землю. Если же предпочитаешь допустить нас в твою землю, то сделай то же самое'. Выслушавши это, Кир созвал персидских вельмож, собрал их вместе и изложил перед ними дело, спрашивая, как поступить ему. Мнения всех их сошлись на том, чтобы Томирис и войско ее пропустить в их землю. Однако присутствующий здесь лидийский царь Крез осуждал это мнение и в следующих выражениях предложил план противоположный... Если мы решим допустить неприятеля в нашу землю, то от этого произойдет для тебя следующая опасность: в случае поражения ты погубишь все твое царство, ибо ясно, что раз массагеты победят, они не убегут назад, но устремятся в твои владения. В случае победы, ты не одолеешь их настолько, чтобы, перешедши в землю массагетов, победоносно следовать всюду за обращенными в бегство врагами,- в этом случае я предполагаю то же, что и в первом, именно: если ты одержишь победу над врагом, то двинешься вперед во владения Томирис. Но и помимо сказанного, будет нестерпим позором, если Кир, сын Камбисы, побежденный женщиной, уступит ей страну. Поэтому я полагаю, что нам следует перейти реку и подвинуться вперед настолько, насколько отступит враг, и только после того попытаться одолеть его. Насколько я знаю, массагеты не вкусили благ персидской жизни, и им не знакомы большие удовольствия. Поэтому советую зарезать для этого народа множество скота и приготовить угощение в нашем лагере, поставивши там кроме того в изобилии чаши чистого вина и всякого рода яства; все это сделавши, советую оставить в лагере негоднейшую часть войска, а с остальным возвратиться к реке. Если только в своем предложении я не ошибаюсь, неприятель при виде стольких благ кинется на них, а нам останется прославить себя громкими
