Снега метельные

— С кем же?— весело поинтересовалась Ирина Михайловна.

–– Извините, пожалуйста, глупый сон,— смутилась Женя.

— А может быть, это был сам чёрт, Женечка, а? Вни­мание: черти на целине!

Ирина Михайловна ласково потрепала Женю по щеке, потом неожиданно сильно прижала ее голову к своей груди.

— Ребенок, какой ты еще ребенок! Завидую тебе, воробышек!— она перестала смеяться и вздохнула.— Ну, что ж, поедем в поле?

— Поехали!—звонко согласилась Женя. Снова по­светлела, похорошела жизнь. — Поехали, по-е-ха- ли!— пропела девушка и, завидя на дороге машину, подхвати­ла сумку и побежала навстречу.

Приближался открытый газик. Женя вышла на сере­дину дороги и подняла сумку с красным крестом. Газик остановился. За рулем сидел молодой человек лет трид­цати в яркой рубашке в белую и красную клетку.

— Выходите из машины!— скомандовала Женя.

–– Ох, как грозно!— молодой человек усмехнулся, от­кинул дверцу и легко спрыгнул на землю. Он оказался довольно высоким, русым и оливково загорелым.

Усвоившая на полевой работе командирский тон, Же­ня невольно придержала язык: незнакомец совсем не походил на шоферов с их лениво-самоуверенными движе­ниями.

— Дайте, пожалуйста, руку, я вам сделаю прививку.

— Против чего?

— Против туляремии и бруцеллеза.

— Вы уверены, что мне не делали прививок?

— Уверена. Я помню всех, кому мы делали.

Женя с трудом, но все еще сохраняла наступательный тон. Когда работаешь на прививках, нужна решитель­ность, прежде всего.

— Неужто вы всех помните?— продолжал молодой человек, слегка усмехаясь.

— Вас я вижу впервые, это уж точно. А вообще, что вы торгуетесь, как на базаре? Это же комариный укус, господи!— сказала Женя тоном Ирины Михайловны, са­ма того не желая.

— Действительно. Какую вам руку?

— Обе. Бруцеллез на правую, туляремию на левую.

Он вытянул руки, сжал пальцы в кулак, с удовольст­вием, как показалось Жене, напряг мускулы. Протирая спиртом его смуглую кожу, она почувствовала, что крас­неет. Он не поморщился, не застонал в шутку и не заайкал, как это делают многие, молча подождал, пока Женя сде­лает насечки с вакциной.

— Всё?

— Всё. Если почувствуете температуру, обязательно зайдите в больницу.

Она уже уверилась, что перед ней не шофер, а скорее какой-нибудь заезжий инженер или геолог, на целине ведь помимо всего прочего богатейшие недра. Пожалуй, она слишком грубо обошлась с ним.

— Вы, наверное, начальство возите?— спросила она, осторожно. С шоферами она обходилась на ты, здесь так принято.

— Что вы, такая ответственность!— улыбнулся моло­дой человек.— Самого себя едва научился возить.

Подошла Ирина Михайловна скользящей походкой, чтобы не поранить ноги о стерню.

— Здравствуйте, товарищ Николаев.

Она поздоровалась подчеркнуто уважительно, и у Же­ни любопытство дополнилось чувством неловкости. Николаев весело проговорил:

— Вон это кто разбойничает на большой дороге, свои, оказывается! А я уже испугался, решил, что попал в ла­пы чужих эскулапов, из другого района.

– Нечего пугаться,— задорно продолжала Ирина Михайловна.— Вы крепкий мужик, товарищ Николаев, на вас пахать можно.

–– Можно, конечно, можно,— согласился он.— А при плохой организации дела так даже нужно. Делаете при­вивки, важно и нужно, а регистрации никакой.

Женю заело — ишь, какой переход он себе позволил.

— Мы лучше потратим время на борьбу с болезнями, чем тратить его на канцелярщину, на всякую бумажную волокиту, Целина, к вашему сведению, это еще и новые человеческие взаимоотношения, без формализма, бюро­кратизма и всяких таких затей.

— Что ж, верно,— согласился Николаев.

— Рассказали бы нам, какие новости в районе,— по­просила Ирина Михайловна, намереваясь сменить тему.

— Приехала на уборку молодежь из Болгарии. На нас сейчас весь мир смотрит: быть целине или не быть? Есть и медицинские новости. В поселок доставили пода­рок Вильгельма Пика — передвижную зубоврачебную амбулаторию. В вагоне две комнаты, на прицепе своя электростанция. Отопление, освещение, рентген, радио. Очень уютно, очень удобно.

— Очень!— согласилась Ирина Михайловна.— А по­ка мы пешком целину меряем, голосуем, кто подбросит.

Машина вздрагивала, пофыркивала, как нерасседланный конь.

— Садитесь, подвезу.— Николаев теперь обращался только к Ирине Михайловне. На Женю он глянул мель­ком, будто они и не разговаривали раньше.

«Вредный,— подумала девушка.— Мстительный».

Медички уселись, и газик зарокотал, задрожал, будто собрался подняться на дыбы, наконец, тронулся, понесся. Под колесами закипела пыль.

–– Привила, значит,— успела шепнуть Ирина Михай­ловна.— Это же Николаев, секретарь райкома.

— Ух, как страшно!— Женя даже зажмурилась. Она гордилась своей удалью.

Узкая лента дороги разрезала волнистую желтизну поля, уходящего вдаль, на край земли, к самому небу. Вдали стояли низкие белые облака, ровно отчеркнутые снизу и извилисто клубящиеся поверху. Ни косогора тебе, ни леска, только ровное пшеничное море во­круг.

Над головой пролетела стая диких уток, одинаково длинношеих, будто насаженных на вертела. Тянуло све­жим ветром утра, влажным запахом трав и озерной воды.

Жене показалось, Николаев молчит умышленно, высокомерно, и она неожиданно спросила:

— Товарищ секретарь райкома, а как вы реагировали на заметку «Жили-были» в нашей газете?

Он полуобернулся, держа руки на баранке. Машину то и дело встряхивало на колдобинах.

— Про бытовые неурядицы? Хлестко написано, сер­дито и, в общем, справедливо. Приезжему журналисту наши недостатки виднее.

Женя подмигнула Ирине Михайловне.

— Плохо вы знаете свой актив, товарищ Николаев,— заметила Ирина.— Фельетон написала Женя Измайлова, медсестра, которая вам сделала прививку.

— Вот как! И медицинская сестра, и журналист — хо­рошее сочетание.— Николаев даже притормозил в честь такой новости. Проехали колдобину, и он снова дал га­зу— Вы, что же, только с критикой намерены выступать?

— Лекарство горькое, но оно излечивает,— назида­тельно отозвалась Женя.

— Всякое лекарство есть яд, если не соблюсти до­зу,— в тон ей сказал Николаев.— Поверьте, я не знал, что это вы написали. Хорошо, с задором. У нашей район­ки совсем небольшой актив селькоров. Написали бы вы о нашем передовике, к примеру, о Хлынове. Замечатель­ный парень, поверьте! Комбайнер, тракторист, шофер, мастер на все руки. Вроде вас, Женя Измайлова.

— Нет, селькором я не смогу. В больнице много рабо­ты и вообще... А «Жили-были» написала, потому что разо­злилась.

— Фельетон вы написали со злости, а о Хлынове мо­жете написать по доброй воле,— продолжал Николаев ненавязчиво, как бы, между прочим.— Да и не обязатель­но о нем, можно написать о ком угодно, важно другое, то, что вы можете писать, а такое умение не всем дано. Я, к примеру, не могу... А ведь приятно, когда напечата­ют, верно?