Продолжая говорить, я обернулась и осеклась на полуслове. Северянин переводил взгляд с коменданта на счетовода и был бледен как смерть. Я вопросительно вскинула брови. Он опустил глаза и отрицательно мотнул головой.
— Рад видеть вас живым, фарр комендант.
Я покосилась на Этана. Если раньше Лаппо беспокоился за сохранность своей шкуры, то теперь я начинала опасаться за коменданта. Уж слишком мало радости в этом голосе. Мелькнула шальная мысль случайно приложить непробиваемого майора чем–нибудь покрепче камня. Чужие пальцы предостерегающе тронули за локоть. У уха раздался едва слышный шепот:
— Следи за лицом.
Я открыла было рот, но тут же застыла, вскинув руку. Уши дернулись навстречу почти неразличимому звуку.
Тихий шелест крыла. Едва заметное царапанье когтей о камень. «Мать» сама скользнула в руки.
— Идут…
Снова — лавина. На этот раз — другая. Почти неслышная, почти невидимая в пещерной темноте. Боги мои, сколько же…
Я успела сделать два выстрела — навстречу летящему из длинного тоннеля за спиной живому темному потоку. Взвилось пламя, высвечивая ряды скалящихся морд, заплясали кривые, изломанные тени, пахнуло в лицо черным густым чадом.
Этан внезапно выбросил руку в сторону, схватил «мать» за ствол и резко дернул вверх — так, что дуло подскочило к потолку.
— Какого хрена ты делаешь?! — заорала я, пытаясь выдернуть ствол. Не иначе, у этого на голову больного придурка не руки, а клещи — откуда только силы взялись?!
— Не мешай! — он отбросил «мать» и перекрыл мне линию обстрела собственной спиной. Я бросилась в сторону, подбирая оружие, и застыла, прижатая к земле волной оглушительного крика. Не визга — т'хоры кричали, как маленькие дети.
Сила хлынула вперед ледяной удушающей волной. Нереально огромной — не бывает на свете силы, равной Смерти. Потусторонний голодный холод, стылые равнины, призраки без лиц и тел, чьи голоса сплетаются в безвольное: «Хозяин»… Призраки, ледяными голодными пальцами льнущие к жизни, тянут ее тонкими яркими потоками, жадно глотают и требуют — еще…
Эхо сотен едва слышных голосов. Они стонут, они хотят жить. От них веет ненасытной стужей, ледяными заснеженными полями, и душа начинает застывать от холода.
Сила льется полноводной рекой, затапливая узкий тоннель, жадными призрачными руками выпивая жизнь — десятки жизней. Мечется под потолком эхо детских испуганных криков.
— Боги мои, — шепчет северянин, стеклянными глазами, в которых плещется первобытный ужас, глядя перед собой. — Боги мои…
Леденеют пальцы, поднимаются дыбом волосы на затылке. Лавина застывает и медленно проминается назад. Одна за другой падают пустые, высохшие оболочки, разлетаются мелкой серой пылью.
Сердце бьется медленно и тягуче, с трудом прогоняя застывающую кровь. Вздох. Другой. Третий… Тоннель пуст. Пуст и засыпан серой пылью.
Темная фигура впереди падает на подломившиеся колени.
— Этан. Этан! — тормошит его Бес. — Этан, отвечай! Не хватало, чтобы ты сгорел, ненормальный!
Я медленно подхожу и опускаюсь рядом. Беру его руки в свои и говорю:
— Возвращайтесь, учитель.
Мелькают перед глазами снежные равнины без конца и края, изломанные скалы цвета крови и море, скованное льдом. Я захлопываю перед тобой эту дверь. Это моя личная Бездна, нечего тебе делать там…
— Какой я тебе учитель?… — он обмяк у меня на плече, тяжело и хрипло дыша. Я придержала его за пояс и начала медленно подниматься вместе с ним.
— Нам нужно уходить. И побыстрее.
— Вы думаете, они вернутся? — устало спросил Бес, подпирая брата с другой стороны.
— Я в этом уверена.
— Они заметили, что ты здесь, — бросил Этан, резко повернувшись ко мне.
— Знаю, — я угрюмо поджала губы, разыскивая «мать» в потемках. Подняла на счетовода глаза: — Вернутся они именно из–за этого. За каким–то дьяволом я позарез нужна их вожаку, — помедлила, но сказала, кивнув на тоннель: — Хотя понятия не имела, что настолько. Может… Имеет смысл разделиться? Сомневаюсь, что вы все им вообще нужны.
— Нет! — неожиданно громко крикнул северянин, все еще бледный до синевы. — Мы должны быть вместе. Должны!
Должны?… Он видел?… Что? «Там умирали те, кто уже мертв, более того — остался под обвалом. Из всех жив до сих пор только я и…» Кровь бросилась в лицо. Я схватила его за грудки:
— Что вы видели?!
Он молча посмотрел на меня. Отцепил от куртки судорожно сведенные пальцы.
— У меня серьезные подозрения, что наш противник — Видящий, — неестественно спокойно проговорил северянин. — То, что он делает, слишком похоже на попытки перехитрить судьбу. Не будем уподобляться, фарры, пока эти попытки оказывались нам только на руку.
— Что. Вы. Видели, — раздельно процедила я.
— Не ваше дело, — отрезал он. — По крайней мере — пока.
— Идемте. Они действительно вернутся, — непререкаемым тоном пресек дискуссию Этан. Да, теоретически он все еще здесь начальник.
Теоретически? Он сардонически приподнял бровь и повернулся ко мне. А, бросьте, учитель. В таком–то состоянии… Отвяжись от этого учителя. Это не так уж и смешно, не говоря уже о том, что я сейчас здоровее тебя.
Теплая рука тяжело опустилась мне на плечо. Я покосилась на него и улыбнулась.
А я не шутила.
Этан скептически хмыкнул. А я кашлянула в кулак, наконец поняв, что на нас все смотрят. Бес переводил взгляд с меня на него и улыбался совершенно по–идиотски. Я состроила страшные глаза и, проходя мимо, прошипела: «И не думай».
Предсказать, откуда появятся т'хоры в следующий раз, — догонят или выйдут навстречу, было невозможно. Как и идти плотной компактной группой по узкому коридору, противоположному тому, откуда они пришли. Я предложила самое, на мой взгляд, логичное решение — замкнуть наши тылы хотя бы одним стволом, — то есть моим, а коменданта вместе с Бесом и фонарем поставить на передний край.
В результате короткого, но бурного диалога, во время которого я почувствовала, что во мне просыпается генетическая память и злость на одного совершенно конкретного идиота, мы оба оказались в середине колонны.
Дубина.
Пальцы впились в плечо так, что захоти я — не вырвалась бы. А еще немощным придуривался, маг, душу его… Кто знает, может, он действительно здоровее не только меня, но и нас всех, вместе взятых, включая майора.
Первым, спотыкаясь, брел Бэйсеррон. Узкий луч криво шарил по неровному полу, выискивая ямы и провалы. Сзади раздавалось ровное дыхание майора, с непроницаемым лицом выслушивающего всю ту ересь, что вполголоса бормотал ему на ухо Лаппо, — в слабой попытке хоть так отвлечься от боли. Наверное, северянин знал это — и не огрызнулся ни разу.
Поистине, вашему долготерпению стоит поставить памятник, фарр майор. Чего ради, все же? Он тоже был в вашем видении? И умирал гораздо позже, и наверняка не от вашей руки.
Тишина давила на уши почти реальными ладонями. Мы вздрагивали от шороха камней под ногами, нервы натянулись струнами.
Ничего не происходило.
Хотелось верить, хотелось думать, что их потери слишком велики. Что разум и осторожность перевесят
