несколько недель назад такое ей не могло даже присниться во сне. Но все изменилось: она красива, она желанна, она… Клодия улыбнулась.
Он поднял голову и взглянул на нее из-под отяжелевших век, отводя ладонью волосы с ее лба.
– О чем ты думаешь? – спросил он.
Открыв глаза, она объяснила:
– Я женщина.
– Как бы трудно ни было поверить в это, но я
Она тоже усмехнулась. Он поцеловал ее в закрывшиеся глаза, следующий поцелуй достался губам.
– Странно только, что ты до сих пор этого не знала.
У Клодии вырвался смех.
– Ты не представляешь себе, как тесно связана женственность с ранним замужеством, рождением детей и добросовестным ведением домашнего хозяйства, – объяснила она.
– Все это ты могла бы заполучить, если бы пожелала, – возразил он. – Ни за что не поверю, что в дни юности Маклит был твоим единственным поклонником.
– Да, у меня были и другие шансы.
– Почему же ты не воспользовалась ими? Неужели из любви к нему?
– Отчасти, – кивнула Клодия, – а еще из нежелания жертвовать ради удобства своей… целостностью. Мне хотелось быть не только женщиной, но и личностью. Понимаю, это звучит странно. Я знаю, как трудно объяснить это кому бы то ни было. Но я мечтала стать именно личностью. И думала, что женщинам это недоступно. Пришлось пожертвовать женственностью.
– Ты жалеешь об этом? – спросил Джозеф. – А по-моему, ты ничего не потеряла.
Она покачала головой:
– Если бы я могла вернуться в прошлое и начать все заново, я поступила бы точно так же. И все-таки это была жертва.
– И моя удача, – добавил он, покрыл легкими поцелуями ее подбородок и щеки, а затем снова поднял голову.
Брови Клодии вопросительно дрогнули.
– В противном случае, – объяснил он, – я не смог бы нанести тебе визит в Бате. А если бы мы познакомились в другом месте, ты вряд ли была бы свободна. И я мог не узнать тебя.
– Не узнать?…
– Не распознать в тебе ту, которая мне дороже жизни.
Ее глаза снова наполнились слезами, она закусила губу. И услышала отголосок слов, которые Джозеф произнес в карете по дороге в Лондон, когда Флора и Эдна расспрашивали его о мечтах.
«Я мечтаю о любви, семье – жене и детях, чтобы дорожить ими больше жизни».
В то время она сочла его неискренним.
– Не говори так, – попросила она.
– Тогда что же между нами только что было? – спросил он и лег на бок спиной к стене. Клодию он повернул лицом к себе, бережно обнимая, чтобы она не свалилась с узкой койки. – Близость?
На миг она задумалась и поправила:
– Приятная близость.
– Допустим, – согласился он. – Но я привел тебя сюда не ради близости, Клодия. Точнее, не только ради нее.
Она промолчала, и он ответил на невысказанный вопрос:
– Я привел тебя сюда, потому что люблю тебя и верю, что ты любишь меня. Потому что я свободен и ты тоже. Потому что…
Она приложила пальцы к его губам. Он поцеловал их и улыбнулся.
– Я не свободна, – напомнила Клодия. – На мне школа. От меня зависит дальнейшая жизнь учениц и учителей.
– А ты зависишь от них?
Клодия нахмурилась.
– Это не праздный вопрос. Ты зависишь от них? Связано ли твое счастье и самоощущение с тем, что происходит в школе? Если да, значит, ты по-настоящему любишь ее. И ты вправе стремиться к своему счастью, как я стремлюсь к моему. К счастью, Уиллоугрином можно управлять издалека, как делалось уже много лет. Мы с Лиззи поселимся в Бате, будем жить с тобой.
– Не глупи!
– Если понадобится – буду, – пообещал он, – только чтобы у нас все наладилось, Клодия. Двенадцать лет я довольствовался подобием близких отношений, хотя и был привязан к бедной Соне – ведь она подарила мне Лиззи. В этом году я очутился на волосок от брака, из-за которого чуть не стал несчастным до конца своих дней. А теперь я снова свободен, я избавился от обузы за единственный вечер. И наконец-то сам могу выбирать свое счастье. И любовь.
– Джозеф, ты дворянин, – напомнила Клодия. – Когда-нибудь ты станешь герцогом. А мой отец был сельским сквайром, я сама восемнадцать лет проработала гувернанткой и учительницей. Ты не можешь просто все бросить и поселиться со мной при школе.
– А я и не собираюсь ничего бросать. И даже если бы хотел, не могу. Ни одному из нас не придется жертвовать своей жизнью ради другого. Мы оба можем жить как прежде, Клодия, – и любить.
– Твоего отца хватит удар.
– Маловероятно. Однако посвятить его в наши планы нужно осторожно – и твердо. Да, я его сын, но не раб, у меня есть свои права.
– А твоя мать…
– …полюбит всех, с кем я буду счастлив, – заверил он.
– Но графиня Саттон…
– Уилма может говорить и поступать, как ей заблагорассудится. Клодия, моя сестра не имеет влияния на мою жизнь. А тем более на нашу. К тому же ты сильнее ее.
– Но высший свет…
– …может осуждать меня сколько угодно, но подобных прецедентов уже предостаточно. Бьюкасл женился на деревенской учительнице, но общество относится к нему как прежде. Почему же мне нельзя взять в жены владелицу и директрису респектабельной школы для девочек?
– Может, ты хотя бы раз дашь мне договорить? – осведомилась Клодия.
– Я весь внимание.
– Я просто не создана вести жизнь маркизы или герцогини, – объяснила она. – Я не в состоянии изо дня в день общаться со сливками общества. Я не могу быть твоей женой: тебе нужны наследники. А мне уже тридцать пять.
– Как и мне, – кивнул он. – И одного наследника будет предостаточно. Или ни одного. Лучше я женюсь на тебе и останусь отцом одной Лиззи, чем найду кого-нибудь еще – только чтобы наплодить двенадцать сыновей.
– На словах все это замечательно. Но непрактично.
– Господи, ну разумеется! – согласился он. – В доме, где живут двенадцать мальчишек, у меня не будет ни минуты покоя.
– Джозеф!
– Клодия… – Он провел пальцем по ее носу и улыбнулся.
Полено в камине треснуло и осело. Огонь мало-помалу угасал. Клодия заметила, что в маленькой хижине стало тепло, как внутри свежеиспеченной булочки.
– Да, сложностей не избежать, – вновь заговорил Джозеф. – Мы принадлежим к разным мирам, которые порой нелегко совместить. Но я ни за что не поверю, что мы не сможем их примирить. Возможно, только наивные идеалисты верят в то, что любовь все побеждает, но я готов придерживаться этого убеждения. Иначе во что же верить? Если любовь не всесильна, тогда что же? Ненависть? Месть? Отчаяние?
– Ох, Джозеф… – Она вздохнула. – А как же Лиззи?
– Она любит тебя. И если ты будешь моей женой и поселишься вместе с нами, Лиззи наконец перестанет бояться, что ты заберешь у нее собаку.
– И все-таки это невозможно.
– В твоем голосе нет ни тени прежней убежденности, – сообщил Джозеф. – Значит, я побеждаю. Признай это.
– Джозеф… – Ее глаза вновь наполнились слезами. – Мы же не играем. Это просто невозможно, и все.
– Давай подумаем об этом завтра. Я приеду в Линдси-Холл проведать Лиззи, и мы все обсудим. Но перед отъездом сегодня же поговори с моими кузенами – Невиллом, Лорен, Гвен. Только с Уилмой не надо, хотя и она могла бы подтвердить слова остальных. Все они расскажут тебе, что даже в детстве я наотрез отказывался играть честно, зато всегда добивался своего. И кстати, был довольно противным мальчишкой. Но даже теперь, когда я к чему-то стремлюсь, я перестаю играть по правилам.
Объясняя все это, он придвигался ближе и наконец уткнулся лицом в ее шею и провел ладонью по ее бедру, ягодице и спине. По телу Клодии пробежала сладостная дрожь.
– Лучше бы нам одеться и вернуться в дом, – сказала она. – Если все уже собрались в Линдси-Холл и теперь не могут найти меня, будет очень стыдно.
– М-м-м… – отозвался он, касаясь губами ее уха. – Сейчас, еще минутку. А лучше – несколько минут.
И он одним движением перевернулся на спину, уложив Клодию сверху.
– Люби меня, – попросил он. – И не думай ни о чем. Люби меня, Клодия, любовь моя…
Она уперлась коленями в койку по обе стороны от его бедер и приподнялась на руках, глядя на него сверху вниз. Ее волосы рассыпались, накрывая их обоих темным пологом.
– А ведь когда-то я считала себя сильной и волевой женщиной, – со вздохом заметила она.
– Стало быть, я на тебя дурно влияю?
– Несомненно, – подтвердила она.
– Вот и хорошо! – Он усмехнулся. – А теперь люби меня.
И она подчинилась.
Глава 24
День выдался ветреным. Белые тучи неслись по небу, на землю ложились то лучи солнца, то густые тени. Деревья гнулись и качались, цветы кивали головками. Но похолодания не ожидалось. Джозеф, прибывший в Линдси-Холл в середине утра, думал, что этот день может стать самым счастливым в его жизни.
Еще может.
Потому что начался он не самым удачным образом.
Услышав, что Порция сбежала с Маклитом, отец Джозефа затрясся от бешенства. Он ничуть не оправдывал невесту – совсем напротив, но вместе с тем обвинял Джозефа, считая, что именно он толкнул Порцию на столь решительный шаг.
– Ее позор будет тяжким грузом лежать на твоей совести всю жизнь, – заявил герцог сыну. – Конечно, если у тебя есть совесть.
И Джозеф не нашел ничего другого, кроме как заговорить о Клодии Мартин. Поначалу отец просто не поверил своим ушам.
– Та учительница? Старая дева? – переспросил он.
А затем, сообразив, о ком речь, вскипел так, что Джозеф и мать перепугались за него.
Но Джозеф был тверд. И без зазрения совести разыграл припрятанную
