– не может быть, чтобы среди мужчин не нашлось охотников взять ее в жены. Или ее сердце отдано одному, недосягаемому…
С другой стороны, ему-то что за дело?
– Гувернанткой? – переспросил он, не дождавшись продолжения.
– Сначала – в семье с тремя резвыми детьми, – улыбнулась Клодия. – Я их обожала. Увы, всего через три месяца после того, как я поступила работать к ним, их отца отправили в Индию, и семья последовала за ним. А мне досталась чудовищно избалованная подопечная, которая считала, что высокое положение в обществе дает ей право обращаться с остальными людьми как ей вздумается.
– Тяжко вам с ней пришлось? – усмехнулся он.
– Не то слово, – кивнула Клодия. – А когда я честно объяснила ее брату, что девочка просто не дает мне возможности выполнять мои обязанности, – не жаловалась, просто представила еженедельный отчет, как и было условлено, – то в ответ услышала, что мне платят за то, чтобы я давала его сестре уроки, а если мне не нравится, что со мной обращаются, как с насекомым, я могу поискать другое место.
– И что же вы? – Он продолжал усмехаться. Клодия буквально излучала негодование, вспоминая эту сцену. Ее шаги стали быстрыми и широкими. Похоже, она даже не замечала, куда направляется.
– Собралась и ушла от них. Отказалась от предложенного экипажа, рекомендательного письма и даже от жалованья за последнюю неделю. А через месяц открыла школу в Бате.
– Иными словами, доказали, что вы отнюдь не насекомое, мисс Мартин. И правильно сделали.
Она вдруг рассмеялась и зашагала медленнее.
– Ручаюсь, они и думать обо мне забыли в тот же момент, когда я скрылась за поворотом аллеи. Или еще раньше!
– А по-моему, – возразил он, – эти люди оказали вам услугу, сами о том не подозревая.
– И я всегда так считала, – согласилась Клодия. – Жизнь щедра к тем из нас, кому хватает силы воли на решительные шаги в верном направлении. Однако она очень редко оставляет двери открытыми. Порой нам просто недостает смелости и мы предпочитаем оставаться с той стороны двери, где все привычно и знакомо. Ведь и я могла вцепиться в ту работу, держаться на ней как можно дольше, при этом чувствовать себя несчастной и в конце концов найти другую такую же, утратив всю веру в себя и уже не получая радости от выбранного дела.
– Значит, оно приносит вам радость? – спросил Джозеф. – Я имею в виду преподавание и руководство школой?
Они дошли до места, где проселочная дорога делала крутой поворот. Впереди ворота из жердей отделяли тропу от темнеющего вдалеке пастбища. Путники остановились, как по команде, маркиз положил локоть на верхнюю перекладину ворот и поставил ногу в ботфорте на нижнюю перекладину.
– Да, – подумав, решительно заявила Клодия. – Я счастлива. Кстати, в Лондон я еду еще и затем, чтобы уведомить моего поверенного, что в помощи нашего благодетеля я больше не нуждаюсь. Школа окупается и даже приносит небольшой доход, из которого мне удается откладывать некоторую сумму на старость. Это меня устраивает.
– Завидую, – вырвалось у маркиза неожиданно для него самого.
– Быть того не может, лорд Аттингсборо, – довольно резко отозвалась она, уверенная, что он насмехается над ней. В темноте он так и не различил выражение ее лица.
Засмеявшись, он указал на запад.
– Сегодня мы за весь день ни разу не видели солнца, – напомнил он, – зато теперь можем полюбоваться закатом, который вот-вот закончится.
Обернувшись, Клодия увидела растянувшуюся вдоль горизонта багряно-пурпурную полосу, а потом перевела взгляд выше, на темное небо, где уже высыпали звезды, окружив почти полную луну.
– Невероятная красота, – произнесла она изменившимся, теплым и женственным голосом, исполненным сдержанного томления. – А я заболталась и ничего не увидела. Сколько прекрасного проходит мимо нас незамеченным!
– В самом деле, – поддержал маркиз, глядя на нее.
Оказалось, есть что-то неудержимо притягательное в женщине, которая идет по жизни с гордо поднятой головой и страстно верит в то, что только от нее зависит, будет ли преодолено каждое выпавшее ей испытание. Пожалуй, это не физическая притягательность, хотя Клодия и ее не лишена, но…
Словом, Джозеф ничуть не жалел, что пригласил ее на эту прогулку. Если не считать упреков, все услышанное ему пришлось по душе. И даже подарило слабую надежду…
Она вздохнула, запрокинув голову и глядя в небо.
– Я и не подозревала, что мне так нужна прогулка, – призналась она. – Ходьба восстанавливает силы лучше, чем ранний отход ко сну.
Но счастлива ли она на самом деле? Маркиз задумался: неужели ее не мучает ностальгия, тоска по девичьим мечтам? Жизнь – череда мечтаний, из которых немногие сбываются, большинство забывается, и лишь одна-две остаются мечтами на всю жизнь. Вероятно, умение вовремя отказываться от несбыточных мечтаний и отличает тех, кто преуспевает в жизни, от несчастных и ожесточившихся людей, которым таки не удается оправиться от первых серьезных разочарований. Или от тех, кто витает в облаках, грезит наяву и, в сущности, только мечтает, а не живет.
– Я и вправду завидую вам, – снова сказал он. – Вы не бредете послушно по той колее, которую предлагает вам жизнь, а сами целеустремленно прокладываете себе путь. Этим нельзя не восхищаться.
Она взялась рукой в перчатке за верхнюю перекладину ворот, недалеко от его локтя, повернулась к нему, но ее лицо осталось почти неразличимым в темноте.
– А разве вы поступаете иначе? – спросила она тоном строгой учительницы, требующей ответа от ученика.
Он усмехнулся:
– Тому, кто с рождения носит титул маркиза и знает, что когда-нибудь станет герцогом – со всем состоянием, привилегиями и ответственностью, которые прилагаются к этому титулу, – не суждено думать о выборе нового пути. Этого он просто не может себе позволить. Мешает долг.
Правда, однажды он предпринял рывок к свободе…
– Выбор есть всегда, – возразила она. – Незачем облегчать себе жизнь. От исполнения долга можно отказаться – или же исполнять его, тратя поменьше душевных и физических сил. А можно действовать целеустремленно и решительно, с намерением преуспеть.
– Надеюсь, это не завуалированный вопрос, мисс Мартин? – рассмеялся он. – Вы не собираетесь спросить, к какой из этих трех категорий отношусь я?
– Нет! – Клодия покачала головой. – Прошу прощения, я просто привыкла поучать своих девочек. Признаться, я считаю, что решимость, энтузиазм и целеустремленность искупают любые грехи и помогают преодолевать любые препятствия. Бездействие – вот чего я терпеть не могу. Сидеть сложа руки – значит понапрасну тратить время.
В таком случае он наверняка заслужил бы ее осуждение. Да, он хорошо учился в школе и всегда стремился к совершенству. С самого детства он был неутомимым и ненасытным читателем, проводил немало времени с управляющим своего отца, узнавал все, что полагается знать хорошему хозяину и крупному землевладельцу, пристально следил за событиями в верхней и нижней палатах парламента, поскольку готовился стать членом последней – разумеется, если переживет отца. Но отца все его старания только раздражали. «Ты как будто ждешь не дождешься моей кончины», – сказал он однажды, когда насквозь промокший, грязный и счастливый Джозеф вернулся в Энбери после осмотра новой дренажной канавы.
Именно поэтому взрослая жизнь Джозефа была преимущественно праздной – как у большинства его сверстников. Он следил за делами в скромном поместье Уиллоугрин, которое отец подарил ему на двадцать первый день рождения, но бывал там не так часто, как надлежало, потому что не хотел оставлять Лиззи в Лондоне. Жизнь Джозефа не была отмечена ни особыми пороками, ни излишествами – в отличие от жизни большинства тех же сверстников. Он выдавал жалованье слугам, вовремя оплачивал счета и щедро жертвовал средства на благотворительность. Азартными играми не увлекался, дамским угодником не слыл. Чередой кратких амурных связей, относящихся к временам своей ранней юности, он и вправду мог похвалиться, но потом появилась Соня, затем Лиззи, а незадолго до нее была Барбара. В то время Джозефу не исполнилось и двадцати пяти.
Он сжал пальцы на перекладине ворот, разжал их, глядя вдаль, на светлую полосу угасающего заката. Уже несколько лет его жизнь была безрадостна и пуста, словно утратила краски – все, кроме многочисленных оттенков серого. Пассивная жизнь, растительное существование.
Но теперь наконец его подталкивают к гигантскому шагу, которого он намеренно избегал долгие годы. Год еще не успеет завершиться, как он станет супругом Порции Хант. Изменит ли этот брак его жизнь к лучшему, придаст ли ей сочный колорит? Сразу после свадьбы он постарается исполнить свой основной долг – обзавестись наследником. Может, рождение ребенка вернет ему вкус к жизни… правда, при мысли о будущем отцовстве у него щемило сердце, как от горя.
Потому что Лиззи будет всегда.
Джозеф вдруг спохватился и понял, что они молчат уже некоторое время, а он по-прежнему сжимает и разжимает пальцы в нескольких дюймах от руки мисс Мартин.
– Думаю, нам пора возвращаться, – произнес Джозеф, спуская ногу с нижней перекладины ворот на землю. – Ветер похолодал.
Она снова зашагала рядом с ним, но попыток возобновить разговор не предприняла. Как ни странно, в ее компании Джозеф ощущал непривычное спокойствие и умиротворенность. Пригласи он на прогулку мисс Хант или почти любую другую знакомую даму, он счел бы своим долгом поддерживать светскую беседу, даже если бы им было нечего сказать друг другу.
Мисс Клодия Мартин – женщина, достойная уважения, думал Джозеф. Твердости характера
