— Нет, сэр, я…
Так или иначе, но этот человек завладел оружием Джайруса и сейчас держал его в своих руках.
— При помощи вот этого.
— Сэр, я… — Джайрус пытался сражаться с необоримой силой Ревока.
Это просто безумие! Он же был огромным словно бык, с искусственной мускулатурой, он мог раздавить этого обывателя в мгновение ока. Он…
Он неожиданно развернулся, схватил человека за серые, будто голубиные перья, отвороты плаща и несколько раз ударил головой о спинку скамьи так, что череп треснул и открыл свое влажное, красное содержимое. Джайрус вскочил, бросился к двери часовни и…
Он все еще сидел на скамье и не мог пошевелиться. Человек улыбался ему.
— Интересная идея, — сказал Ревок. — Очень здравая. Очень прямая. Но…
— Пожалуйста… — пробормотал Джайрус.
— Вот что я тебе скажу, — произнес человек, одной рукой залезая в карман, а второй играя с тяжелым пистолетом. — У меня есть еще один при себе. — Он вручил Джайрусу маленький сверток красной бумаги. — А теперь… убирайся.
Два священнослужителя отперли двери часовни. Джайрус бросился бежать.
Он успел добежать до железных мостков над Подсточьем Белфагора, прежде чем стальные клыки паники, наконец, начали разжимать свою хватку. Он судорожно задышал, пытаясь справиться с ломкой. Джайрус вцепился в перила и перегнулся через них, не обращая внимания на то, как зудят ладони, разъедаемые каплями недавно прошедшего кислотного дождя.
И тот человек-то был уже достаточно жутким, но куда хуже было другое… Изображение, когда триптих раскрылся. Пресветлый Трон Терры, это было что-то! Во имя всего святого… впрочем, к святому оно явно не имело никакого отношения.
Подуровни города раскинулись вихрями огней в темноте под железным мостиком. Джайрусу хотелось расслабиться, дать отдохнуть бешено колотящемуся сердцу.
Он достал сверток, который дал ему человек, развернул красную обертку и посмотрел на флект. Это должно подойти.
Впрочем… этот человек… этот велеречивый человек с желтыми глазами. Можно ли доверять человеку, который так просто разбрасывается флектами?
Джайрус взвесил осколок стекла в руке, а затем развернулся и бросил его в темноту за мостками.
— Жаль!
Джайрус обернулся. Желтоглазый сидел на лестнице мостика у него за спиной. Казалось, будто он просидел там несколько часов. Ревок курил лхо-папиросу, вставленную в длинный мундштук, сжатый между его тонкими, затянутыми в перчатки пальцами.
— Так бы все закончилось быстро и аккуратно. Болезненно, конечно, но очень быстро.
Джайрус сжал кулаки.
— Придется теперь по-другому.
— Да что же вы такое… что… что?… — забормотал Джайрус.
— Вы видели слишком много. Слишком. Я секретист. Мне платят за то, чтобы никто не болтал языком. А ваш столь прекрасно аугметизированный язык, Джайрус… скажем так, мне кажется, что он достаточно болтлив.
— Мне заняться этим? — прошептал тонкий голосок.
Джайрус понял, что позади человека стоит кто-то еще. Невероятно худой, невероятно бледный, почти прозрачный.
— Не надо, Моникэ, — произнес Ревок, поднимаясь. — Мне представился шанс потренироваться.
Человек отбросил в сторону лхо-папиросу, убрал мундштук в карман и шагнул к Джайрусу. Едва видимая фигура позади него осталась неподвижной.
— Все действительно могло закончиться быстро, — прошептал человек. — Я имею в виду с флектом. Отличный способ преставиться. Теперь все будет уже не столь быстро. И уж конечно, не будет безболезненным.
Джайрус пригнул плечи и поднял кулаки.
— Еще посмотрим, — ответил он.
Это были самые смелые слова в его жизни. И самые последние…
Человек что-то произнес. Слово, которое не было словом, звук, который не был звуком. Единственный слог.
Джайрус зашатался. Ему показалось, будто бы в лицо ему ударил пневматический молот. Из расквашенного носа брызнула кровь.
— Неплохо, — прошептала едва различимая фигура.
— Получается уже лучше, — сказал человек.
Он одно за другим произнес еще три «не-слова», странно складывая губы, чтобы правильно произносить эти звуки. Джайрус вздрогнул, и что-то сломало его ключичную кость, потом раздробило левый локоть и рассекло правое колено.
Он повалился. Боль была чудовищной. Несколько лет назад его избила бригада, подосланная враждебным кланом. Они обработали его строительными кувалдами. Ему пришлось восемь месяцев проваляться в общественной клинике.
Но перенесенные тогда мучения не шли ни в какое сравнение с этой болью.
Человек возвышался над Джайрусом, который вцепился в его штанину. Человек произнес еще несколько не-слов.
Первое вышибло Джайрусу зубы. Все до единого. Резцы, похожие на осколки фарфора, премоляры, вылетевшие вместе с окровавленными корнями. Лопнул язык. Второе «не-слово» взорвало селезенку. Третье проделало дыру в ребрах и раздавило правое легкое. Четвертое разодрало толстую кишку. Кровь хлынула из Джайруса через всякий естественный выход, который только могла найти.
И последнее не-слово. Почки Джайруса превратились в месиво.
— Он мертв? — спросила неприметная фигура.
— Должно быть, — сказал человек.
Он помедлил и поднял перчатку к лицу, вытирая тонкую струйку крови, сочившейся из его собственной нижней губы.
— Ваша техника становится лучше, — заметил его спутник.
— Практика ведет к совершенству, — ответил Ревок.
Джайрус все еще дергался. Вытекавшая из него кровь струилась сквозь решетку железных мостков.
— Нельзя оставлять его здесь, — произнес человек. — Его раны очень… своеобразны.
— Я его не понесу. Только не я. От него воняет, и к тому же он грязный.
Человек поднял взгляд и позвал:
— Дракс?
На уровне дороги возникла третья фигура. Она была высокой и стройной, но казалась сутулой из-за тяжелых плеч. Грива тонких серых волос обрамляла лицо, которое было удивительно плоским и широким, с крошечными поросячьими глазками и выдававшейся вперед массивной челюстью.
— Мистер Ревок?
— Избавьтесь от него, пожалуйста.
Новоприбывший, Дракс, поспешил спуститься к ним по лестнице. Он был в кожаной, с обрезанными рукавами армейской куртке, застегиваемой на ряд пряжек, а его правую руку целиком покрывала плотная кольчужная перчатка.
— Тогда посторонитесь, мистер Ревок, — сказал он.
Дракс снял с пояса псайбер-манок, размотал серебряный шнур и начал медленно раскручивать его. Манок стал издавать слабый, гудящий шум.
