можно встретиться у стойки бара, сказать пару слов о спорте и политике, а потом отпустить замечание вроде: «Да, кстати, у тебя клевые ножки, а я давненько не трахался, кровать у меня застелена свежим бельем, так что нас здесь держит?» Этого я представить себе не могу. Неужели вечером кто-то может выйти из дома с твердым намерением кого-то снять? Мне что, нужно сперва дома напиться, поставить в холодильник шампанское, сложить на столике у кровати презервативы и отутюжить свое черное белье? А если идешь к нему, а он вовсе И не пьяный, и презервативов нет, и шампанского нет, а на нем полинявшие семейные трусы? Или он раздевается, и оказывается, что он волосатый, как медведь? Или от него воняет, как от хорька? Мне что, все равно с ним спать? Ну, допустим, мы уже договорились, а на чьем автомобиле ехать домой? Или ехать друг за другом? А если мы поедем на его автомобиле, как я на следующий день попаду на парковку у дискотеки? На такси? Может, тогда проще и дешевле воспользоваться услугами мальчика по вызову?
В Берлине в одном кафе есть «биржа перепихона». Там можно заполнить анкету, как ты выглядишь, как должен выглядеть партнер и чего ты хочешь от него. Это весьма практично, если ты ищешь выбритого налысо азиата ростом метр двадцать, которого заводят игры в стиле садо-мазо в ванной и который обожает Вольфганга Петри, Но как все устроить без подобных заведений? Сплошные вопросы.
Макгайфер должен мне еще многое объяснить. Я все время представляю себе, что стою с мужчиной у стойки бара, искры так и летят во все стороны, все хорошо и замечательно, но как же потом выяснить, каким именно сексом мы будем заниматься и будет ли это safe?[1] Однажды я встала перед большим трюмо, небрежно оперлась на один локоть и попыталась прорепетировать: «Ну что ж, договорились. Начнем с петтинга, я очень люблю массаж ног, чтобы мне при этом тихонько шептали всякие пошлости. Вводить в меня член можно только в презервативе, а без презерватива вообще вводить нельзя, даже ненадолго, на пробу. Со мной это не пройдет. И вообще, вставлять мне можешь только тогда, когда я уже потеку. И не пробуй вводить свой член, пока у тебя не совсем стоит. Так не пойдет. А потом мы займемся сексом в миссионерской позе, чтоб настроиться. А в конце займемся этим стоя у окна. Ты возьмешь меня сзади. Можешь принять душ у меня, а завтракать тебе здесь нельзя».
Нет, ничего у меня не получится. Я умру от стыда прямо у стойки бара. Думаю, есть определенные коды, по которым любители случайных связей узнают друг друга, как, например, красный шейный платок, который в гей-клубад кладут в карман брюк те, кто любит понежнее или пожестче. Я это видела в одном фильме. К сожалению, я забыла, в каком именно кармане надо носить платок, и поэтому сейчас у меня на одного друга-гомосексуалиста меньше. Вскоре после того как он решил, что голубой, я дала ему этот совет, после чего ему довелось пережить парочку неприятных минут в комнате для секса в гей-клубе.
Но больше всего я переживаю за свои ресницы. У меня сказочно длинные, изумительно изогнутые ресницы, которые я покрываю тушью, пока тень от них не начинает затенять скулы, если свет падает правильно. Честно говоря, ресницы — самое красивое во мне. Меня все время спрашивают, настоящие ли они. А чтобы они и оставались настоящими, вечером мне обязательно нужно смывать косметику. Тут уж ничего не поделаешь, иначе они сломаются и я останусь без моей красоты, а случайный перепихон того не стоит.
Но как смыть косметику в ванной у мужчины? Может быть, у любителей случайных связей в ванной стоят женские лосьоны? А если нет? Это все так сложно. Тут многое нужно обдумать. Поэтому теория уже не помогает, надо переходить к практике. Макгайфер должен взять меня с собой на охоту и раскрыть все тайные законы джунглей быстротрахов. Я заманиваю его в свои сети, хвалю его богатый опыт, восторгаюсь его атлетическим телосложением, спрашиваю его мнения, смеюсь над его шутками, терпеливо выслушиваю, как он в который раз рассказывает историю про вагинальные таблетки, и наконец как-то в субботу достигаю своей цели. Мы договариваемся.
Я намекнула ему, что хотела бы посмотреть, как мастер быстрострела выходит на охоту, обещала ему сидеть незаметно и не мешать, и к тому же оплатить всю его выпивку. И тут он внезапно согласился, отказаться он не смог.
Я оделась не очень сексуально, чтобы женщины, за которыми будет ухлестывать Макгайфер, не углядели во мне конкуренции. Я так волнуюсь. Но ничего не происходит. Макгайфер стоит у стойки бара и пьет стакан за стаканом. Да, этот вечер дорого мне обойдется. Тут к нему подходит высокая блондинка.
— Привет, — говорит Макгайфер.
— Отвали! — говорит блондинка и уходит.
Кажется, Макгайфер уменьшается в размерах. Вскоре он сидит за барной стойкой, Как гном, потерявший свою Белоснежку. Девушке-бармену эта ситуация, очевидно, знакома, потому что она, не говоря ничего, ставит перед ним стакан за стаканом. В какой-то момент мне это надоедает, я расплачиваюсь, беру такси и еду домой. Водитель — белокурый, как швед. Он очень мил.
— Ну, — произносит он через какое-то время, — собственно, я сейчас свободен. Может быть, пойдем еще выпьем? Вы так мило смеетесь.
Я настораживаюсь и вдруг понимаю, что вот он, долгожданный момент.
— Почему бы и нет, — говорю я.
На первый раз хватит. Все остальное и так получится.
Под крышами Ниццы
Послышалось тихое шуршание. Казалось, огромный жук медленно разъедает камень. Звук донесся из-за вычурной балюстрады, выложенной зеленой изразцовой плиткой, и сразу затих. Потом шуршание послышалось во второй раз, и звук воплотился. Из-за парапета показалась рука, ладонь потянулась к колену, прижатому к плитке. Свет фонаря падал на черный латекс, подчеркивавший очертания тела. Послышался вздох, стук фонарика о кафель, и дело было сделано. На балконе стояла молодая женщина. Она потянулась и размяла руки, болевшие от трудного подъема по балюстрадам, уступам стен и вьющимся растениям.
— Санни, — пробормотала она, — моложе ты не становишься. В тридцать ты дойдешь до того, что начнешь пользоваться лифтом.
Она еще раз оглянулась на сад — широкие дорожки, усыпанные гравием, заросшие цветами клумбы, из которых к ней тянулись темно-красные цветы. Ей хотелось постоять еще немного и посмотреть на сад.
Там, где она жила, такого не было.
Там, где она жила, между камнями мостовой пробивалась сорная трава, а постаревшие женщины, у которых уже много лет не было секса, выращивали маленькие жал-кис растеньица в пыльных цветочных горшках. И чем иссушеннее становилась владелица, тем иссушеннее становились и ее цветы.
А здесь во всем была разлита сила. Цветы показались ей очень жадными, они обвивали друг друга и высасывали все, что им нужно, из влажной земли. Цветущие кусты с налитыми ростками впивались друг в друга, их ветки переплетались, вызывая скабрезные ассоциации. Санни не удивилась бы, услышь она из сада, чей тяжелый сладковатый запах доносился и сюда, многоголосое постанывание, короткие резкие всхлипы розовых закрывшихся цветков рододендрона и глуховатые, почти хриплые стоны из затянутого тиной пруда, в котором, словно огромные соски, плавали кувшинки.
Санни покачала головой и провела рукой по лбу. Если она хочет и дальше успешно выполнять работу, придется контролировать свою буйную фантазию, иначе есть шанс превратиться в одну из тех плаксивых женщин из ее квартала, которые разговаривали со своими геранями, словно из бутонов смотрели их покойные мужья.
Санни еще раз сосредоточенно взглянула на разрыхленные граблями дорожки в саду, проверяя, не следят ли за ней. Естественно, там никого не было. У охраны перерыв. Они сидели в своем домике у ворот и показывали друг другу мужские журналы. Гостей тоже ждать не стоило. В два часа ночи все общество развлекалось в клубах или на яхтах. Женщины, бродящие как зомби по бутикам, глядящие сквозь щелки глаз после лифтинга, скалящие зубы в вечной искусственной улыбке. Их единственной задачей был
