Единый поток жизни

горчичного, которое, выросши, бывает выше всех злаков, становится деревом, и птицы небесные гнездятся в нем.

Этот опыт — то, что они слышали, видели, рассматривали своими глазами, и что руки их трогали - предрешает все христианство. Ибо это было 'Слово Жизни': не посланец с неба, не великий носитель пророческого слова и служения, а сама 'Вечная Жизнь', которая вошла в мир, которая 'была у Отца и теперь явилась нам'. В этом — благовестие. И жизнь в этом, и из этого проистекает: 'Ему должно расти, мне же умаляться' и 'не я живу, но живет во мне Христос'. Из встречи с Ним — жизнь с Ним и в Нем с участием в послушании Его, в муках Его, в Кресте Его и в подвиге Его Себя - отдающей любви. Глубины и высоты иной жизни, тут среди нас, уже теперь раскрываются в Нем, в явлении Его в мире, в глубине снисхождения Его.

Этот опыт, эта встреча становятся все углубляющейся и растущей мистической жизнью в Нем, захваченностью Им, покорностью Ему, как мы видим это на примере апостола Павла: 'Я стремлюсь, не достигну ли я, как я сам уже захвачен (покорен) Христом Иисусом' (Флп 3. 12). 'Любовь Христова понуждает нас' (2 Кор 5. 14) и 'Живу уже не я, но живет во мне Христос' (Гал 6. 12-20).

* * *

Характерно и многозначительно, что мистические встречи души с Господом в христианстве, как прошлых веков, так и нашего времени, переживались и переживаются на фоне новозаветных событий. Христианская мистика не абстрактна, не вне-исторична: она связана с Живым Лицом, с Тем, Который в глазах ап. Павла (и не одного Павла) был здесь на земле среди нас Носителем Полноты Божества во плоти ('в Нем вся Полнота Божества обитала телесно' - Колос. 2. 9). 'И Слово стало плотию' (Ин 1. 14). Поэтому христианское религиозное чувство во все времена ощущало 'мистическую насыщенность' евангельских повествований, видело в них нередко, как ободряющие и умилительные примеры, так сказать, прообразы и своей встречи с милосердным Господом.

Сотник, молящий об исцелении отрока своего, в трепете восклицает: 'Я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой. Но скажи только слово, и исцелится отрок мой'. Это: 'Я недостоин, чтобы Ты вошел ко мне' живет в христианской мистике при встрече души с Богом, особенно в евхаристических молитвах. Так и в молитвах св. Иоанна Златоуста перед причастием говорится: 'Господи Боже мой! Вем яко несмь достоин ниже доволен, да под кров внидеши храма души моей, зане весь пуст и палея есть' (молитва 2-ая) и еще: 'Несмь доволен, Владыко Господи, да внидеши под кров души моея, но понеже хощеши Ты жити во мне, дерзая приступаю' (молитва 9-ая). Так и в Западной (Католической) мессе священник молится перед причастием Св. Даров: 'Domine, non sum dignus ut intres sub tectum meum: sed tantum dic verbum et sanabitur anima mea'.[9] А радостный трепет Закхея перед Господом, входящим в дом его, — Момент, когда совершился перелом во всей его духовной жизни, — вдохновил русского поэта- мистика Федора Глинку (1786-1880) к изображению души, готовящейся подойти к Чаще Господней. И здесь Он присутствует, как там присутствовал — но там видимо и телесно, ибо Он истинно пришел в мир грешных спасти.

'Завтра, завтра в дом Закхея
Гость таинственный придет,
И бледнея и немея,
Перед Ним Закхей падет.
Смутен мытарь, беспокоен.
Молвит в сретенье Его:
'Недостоин, недостоин
Посещенья Твоего.
Гость чудесный, Гость Небесный,
Ты так светел и лучист,
А сердечный дом мой тесный
И неприбран и нечист.'
Был ответ: 'Не угощенья,
Не здоровых Я ищу.
Завтра к Чаше исцеленья
Я болящих допущу.
Завтра собственною Кровью
Благодатию Отца,
Духом мира и любовью
Сам вселюсь Я к ним в сердца.
И душа, хотя б истлела
В знойном воздухе грехов,
Моего коснувшись Тела,
Возвратится к жизни вновь.'
Так, надеждой в душу вея,
Кто-то сердцу говорит:
'Завтра, завтра Гость Закхея
И тебя ведь посетит.'
'О приди же, Гость священный,
С Чашей жизненной Твоей!
Ждет грехами отягченный,
Новый ждет Тебя Закхей.'

И женщина-грешница, припадающая к Его ногам (см. молитву перед причастием св. Василия Великого) и Мария Магдалина у гроба, сначала не узнавшая Христа и потом узнавшая Его по Его словам, обращенным к ней, когда Он назвал ее по имени, и отвечающая: 'Раввуни — Учитель!...[10] становятся прообразами для души. И встреча Его с двумя учениками, шедшими в Эммаус, когда Он 'открылся им в преломлении хлеба', - сцена, вдохновившая с особой силой Рембрандта... Вся новозаветная серия его картин, находящаяся в Мюнхене, полна трепетного ощущения Высшего Присутствия.

Чувством удовлетворенной духовной жажды - через Его пришествие — дышут и слова старца Симеона: 'Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром', которые христианская Церковь и на Востоке и на Западе поет или читает во время вечернего богослужения при окончании дня. Так встречей с Ним да закончится наш день и наша жизнь, как тогда жизнь старца Симеона. Просветление всей жизни и смерти в этом - конечный смысл и мистической и литургической жизни Церкви: ибо закваска раз навсегда вошла в мир для просветления мира (Евр 40. 10).

Глава третья. Свидетельство Евангелия от Иоанна и прорыв в мир Вечной Жизни

1

Соединение Вечного и Превосходящего с Личным, Живым и Историческим в лице любимого Учителя, Которого 'мы видели и рассматривали нашими глазами' и Которого 'руки наши осязали' (1 Ин 1. 1), т. е.: Божественное здесь с нами, среди нас, во плоти, 'и мы видели славу Его' — вот содержание Евангелия от Иоанна. Вошел в мир и 'стал плотию' Тот, Который есть 'Слово Жизни', и через Которого мир произошел. Развертываются бесконечные горизонты перед нами. Меняются все оценки, все ценности наши, ибо коснулось их реальное присутствие Божественного - Слова Божия, Которое стало плотию. 'Тем, кто приняли Его, Он дал власть быть чадами Божйими, верующим во имя Его, которые... от Бога родились' (Ин 1. 15).