одного и взял барахло. Смотри, видишь, бок у кольчуги разорван? И кровь, видишь? Не моя же! А если ты недовольна тем, что Большой решил, ему об этом и скажи, а не нам с Вансом.
Бабка опустила копье, оперлась на него, как на посох и как будто силы ее враз оставили, старуха поникла. Когда она издала неопределенное кудахтанье, Морт не сразу понял, что карга смеется.
- Давно со мной никто так не беседовал, - хихикнула старая, - после того, как я старшенькому нос разбила, никто мне слова поперек не говорил. Даже приятно вспомнить, потому что думала - помру, а ни единого попрека боле не услышу. Ладно, ночуйте здесь, что ль… так, говоришь, побили наши летних-то?
- Побили! - тут же перехватил инициативу Ванс. - Кучу летних в холодном городе положили! Башню с блестячкой уронили, Большой велел и саму блестячку в куски разбить, чтобы больше не лезли к нам стой стороны гор, вот как. Добычи много набрали, я бы тоже набрал, да меня Большой вот с ним услал, такая беда! Но тебе, Старшая Мать, я подарочек принес, не сомневайся! Гляди-ка!
Ванс полез за пазуху и вытянул сверток. Развернул клок зеленой ткани, совсем недавно служивший частью плаща элерийца, и протянул старухе ремень с чеканными бляхами.
- Гляди, как сверкают! Эх, жаль, солнце-то уже закатилось, ну да завтра поглядишь. Мы с рассветом уйдем, нам к спеху, а ты уж налюбуешься.
Старшая Мать тут же схватила подношение, больше она не сердилась и велела накормить гостей. Морта и Ванса позвали в дом. Там воняло не так страшно, как опасался Морт, хотя дух внутри был спертый, и дым от очага далеко не весь уходил в предназначенное для него отверстие. Кормили жареным мясом, но вкуса Морт не почувствовал - вдруг навалилась усталость. Да и многочисленные ушибы разом стали ныть, стоило ему опуститься на лавку. Он заметил, что местные женщины разглядывают его, но на ответное любопытство сил не было. Он прожевал несколько кусков и, едва ему указали место на каком-то жалком подобии кровати, тут же завалился отдыхать, пробормотав, что завтра весь день шагать. Ванс расписывал, какая великая битва случилась в холодном городе, как мужчины этого поселка отличились в бою, потом еще что-то насчет расположения, которое Большой проявил к нему, Вансу, и его спутнику… больше Морт ничего не слышал - провалился в забытье.
Разбудил его Ванс до рассвета. Проводник казался неутомимым, он, хотя и сидел вчера с женщинами допоздна, уже затемно был готов отправляться в дорогу. И еще торопил Морта:
- Нечего здесь задерживаться, а ну как мужчины вернутся? Мало ли что они надумают? Это в холодном городе, пока Большой рядом, они его слушаются, а здесь - кто знает.
Старшая Мать вышла проводить гостей, дареный ремень она повесила на шею, так что чеканные бляхи звякали на тощей груди.
Когда ворота за путниками захлопнулись, Морт спросил:
- А ты хоть знаешь, что подарил старухе? Это лошадиная сбруя.
- Знаю, конечно. Я ж их с дохлой лошади сам и снял, - равнодушно отозвался проводник. - А чего? Этой дряхлой карге в самый раз. Главное, понравилось ей, а чего же еще-то?
- Я гляжу, не очень-то у тебя с ними отношения…
- Это чего ты сказал-то?
- Говорю, особого добра между вами не видно, между тобой и здешними жителями.
- А… это верно. Не любят они меня, потому что завидуют. Я и в охоте удачливей всех, и в делах всяких ловок, и Большой меня привечает. К тому же я у старухиного сына бабу отбил. Моя-то женушка, она сперва за него была просватана, да я и тут ловок оказался.
- Ванс-хвастун, - ухмыльнулся Морт.
Но бородач не слушал, он продолжал расписывать свои доблести.
- А главное-то что? Главное - смелый я. Они-то боятся всего, что от летних людей осталось, видал, как живут?
- Грязно.
- Грязно, ага. Я на подворье летних обосновался, а эти старым обычаем живут, в дыму и копоти. У летних, между прочим, не все плохо было. Печка - это ж какое доброе дело! Ни дыма, ни сажи, а тепло. Дом, опять же. А Старшая Мать своим запрещает такие штуки, нельзя, говорит, в летнем доме жить. А я, Ванс, говорю: можно!
Пока дикарь хвастался, они удалились от жилья, теперь Морт был уверен, что тропинок он не видит не потому, что городской, а потому что их нет. Вокруг лежала дикая пустыня. Солнце уже поднялось над лесом, и лучи играли в лужах и искрились на наледях, до сих пор дотлевающих в тенистых распадках - там, куда солнце заглядывает лишь с рассветом…
Ванс снова вспомнил свой подарок Старшей Матери:
- Вот ты говоришь: лошадиная сбруя. Это я знаю, что такое лошадь и что такое сбруя. А Старшей Матери детки - эти ничего не знают. При домине, в которой я поселился, конюшня была, лошадей там держали, я кости видал. Хороший зверь, думаю, хотя и летний. Мне бы лошадь в хозяйстве пригодилась!
- Ну так за чем дело стало? Перебирайся через горы, селись в пустоши, там, куда тепло он башни не достает. И там люди живут тоже, и считают себя вольными. Там и лошадью обзаведешься.
- Не, там воля не настоящая. Там, слыхал я, у любого человека есть господин. Когда-то он близко, когда-то далеко - ну, ежели ты не у башни поселился, но есть господин непременно.
- А если бы ты сам заделался господином? Все будут тебя слушать, твою волю выполнять, а?
- Ха! Это славно. Но над господами там большие господа имеются. Забыл, как их звать.
- Графы?
- Ага, точно.
- Ну, так стань сам графом. Ты мужик хватский, неужто не справишься? Прадед твой точно бы сумел! - Морту нравилось подначивать спутника, а тот и впрямь задумался о жизни за горами.
- Сложно все у вас, летних. Этому служат, сам он тоже служит, над графами еще большие тоже сидят, короли называются, так? Вот буду я граф, а мне король приказывает, а тому королю, говорили, еще больший господин имеется.
- Император…
Морт замолчал. Разговор странным образом вдруг вывернул к его собственной судьбе. Как жить теперь, зная о себе такое? В Лайвене Вентайна Последнего считают величайшим злодеем, из-за козней которого город и постигла кара - Долгая Зима. Сам он ничего такого о себе, разумеется, не помнил. Нынешний Морт никому не хотел зла, даже тем, кто его пытался его обидеть. Ну, подшутить, высмеять, выставить в глупом виде… разве это зло? Нужна ли ему память о том, кем он был? Зачем? Чтобы стать злодеем? Нет, чтобы стать собой. От судьбы прятаться глупо… и стыдно! Нужно вспомнить свое прошлое, свое настоящее прошлое. И дать бой судьбе - вспомнить все, но не стать злодеем. Да и был ли злодеем тот Вентайн, которого так ненавидят на севере? Мало ли, что можно выдумать о человеке за шесть десятков лет? Может, Вентайн вовсе не был так уж плох? Узнать это можно лишь вспомнив все.
Поблизости каркнул ворон. Качнулась ветка, захлопали черные крылья.
- Поганая птица! - объявил Ванс. - От самого холодного города за нами летит. У вашего старикана такой же был, а?
- Может, это он и есть, - равнодушно ответил Морт. - Потерял хозяина, вот и следует за мной. А куда ж ему еще? Ворон привык с людьми находиться.
- Может, и так, но не нравится мне эта птица. Нет, не нравится…
Потом начался подъем на довольно крутой холм, Тархийские горы были уже недалеко, и местность начала меняться. Пока шагали вверх, оба помалкивали, берегли дыхание. На гребне обнаружились развалины - до Зимнего Прилива здесь было большое строение. Вряд ли его уничтожили время и непогода, скорей - разрушили люди. Или вражцы. Созерцание руин почему-то повлияло на мысли Ванса, он вдруг заговорил о другом:
- А о чем ты с Большим-то толковал? Я в толк не могу взять. Он, ежели надумает с кем говорить, то все о важных делах. А ты ему… девочка поцеловала…
- Да так…
- Нет, ты уж давай-ка, рассказывай! Я за тебя, можно сказать, просил, я это…Большому обсказал, что ты меня отпустил, когда старикашка прибить собирался. Я ему так и сказал: хороший человек, хотя и летний.
