афишируется, однако отношения между нашими гильдиями стали весьма напряженными.
Устало плюхнувшись за стол, я с благодарностью посмотрела на жену старосты, тут же положившей передо мной тарелку с ароматным супом и большой ломоть хлеба с крынкой сметаны, пытаясь припомнить ее имя.
- Спасибо, Лукьяна. - упс, кажется, ее напугал мой хриплый от недостатка сил голос. Да это и неудивительно, слишком уж сильно болел ребенок, так что теперь таким голоском, я буду очаровывать всех дня два.
- Ой, детонька, да как же так можно? Совсем себя не жалеешь! - тут же захлопотала хозяйка.
- А как можно, Лукьяна? - я с аппетитом принялась за поздний ужин. - Рийка умирала, это все знают, по-другому я ее излечить не могла.
- А как же ты теперь?
- Да также как и всегда, - я пожала плечами, поморщившись от боли в напряженных мышцах.- Вот отосплюсь, а завтра уеду.
- Я тебе уеду! - Лукьяна яростно взмахнула половником, столь тщательно мытым ею уже несколько минут. - Ты на себя в зеркало-то смотрела? Да краше в гроб кладут, а ты 'уеду'. Значит так, - женщина уперла руки в бока, недовольно меня оглядывая. - Мне все равно, что ты там хотела, однако, пока полностью не оправишься, ни шагу за порог! В конце концов, мы должны хоть как то отблагодарить тебя за заботу.
- Ой, Лукьяна, не начинай, ты же знаешь...
- Вот именно, я, в отличие от других, прекрасно знаю, чем тебе обходится такое лечение, так что быстро марш в кровать. - Доев последнюю ложку супа и, с удовлетворенным вздохом выползая из-за стола, я занялась обдумыванием такого важного на данный момент вопроса, 'как добраться до кровати, не упав по пути'. Видимо мои мысли очень явственно проявились на лице, так как Коллен, сын Лукьяны, мигом подхватил мою слабо вырывающуюся тушку на руки. Ощутив под головой такую желанную подушку, я мигом отключилась, делая заметку на утро, обязательно поблагодарить семью старосты.
Проснулась я от щебетания птичек за окном и громких голосов на кухне.
- Да спит еще она, ну, сколько можно говорить?! - кажется, Лукьяна разошлась не на шутку. - Обождет твое дело, ничего с ним не случится. Ох, бестолочи, совсем девку замучили, скоро сама от вас сбежит, не разбирая дороги.
- Но, Лука! - вот и голос многоуважаемого старосты. Я с интересом стала следить за разговором, не подавая признаков бодрствования.
- Что, Лука?! - послышался легкий хлопок, видно хозяйка, не выдержав, огрела муженька полотенцем. - Релис, ты же сам видел, в каком состоянии она вчера была, неужто девку не жалко?
- Но нам это просто необходимо! - хм, судя по голосу, мужчина уже и сам был не рад своей идее.
- Прям таки необходимо? - в голосе Лукьяны было столько сарказма, что лично я бы, на месте старосты, тотчас же передумала о такой уж необходимости моего присутствия в решениях его проблем. В том, что у Релиса проблемы, я ни капли не сомневалась. - Ничего не знаю! Вот, денька через три, как только оправится, пожалуйста, спрашивай сам у нее все, что угодно, а пока даже соваться не смей. Так что давай, забирай своих ребят, пока они мне всю горницу не истоптали и... Коллен, а ну положил блин на место! Вот Эль проснется, тогда и завтракать будем.
На слове 'блин' я все-таки соизволила открыть глаза. Ну ничего не могу с собой поделать, когда речь идет о Лукьяниных блинах. Это просто пища богов! Медленно сев, стараясь не застонать от боли во всем теле, я попыталась определить свое состояние: тело ломит, голова раскалывается, в ушах противный звон, а желудок яростно требует еды. В целом, неплохо, бывало и намного хуже. Поднявшись с четвертой попытки с кровати, я мельком оглядела себя, придя к выводу, что немного помятая одежда, все же лучше чем ее полное отсутствие и заглянула в зеркало, висевшее около двери. Нда, лучше бы я этого не делала... Хотя ничего, бывало и хуже, а так, зеленоватый цвет лица очень гармонирует с тусклыми зелеными глазами. Откинув с лица длинные волосы, с неудовольствием посмотрев на темные круги под глазами, я обреченно вздохнула. Лукьяна сделала огромный комплемент, описывая мое состояние. Кстати о волосах, это была моя личная гордость: длинные черные локоны и кроваво-красными прядями по всей голове. Они, как и я сама, тоже были неправильными. Все Чувствующие по природе своей рыжие и кареглазые, так что и здесь я отличилась. Такой разноцветной окраской никто похвастаться не мог, а уж в сочетании с изумрудными (когда я полна сил) глазами, я всегда была предметом разговоров. Закончив себя рассматривать, решив, что лучше уже ничего не получится, я, наконец, вышла, чтобы тут же замереть под пристальными взглядами пяти пар глаз. Не буду врать, говоря, что взгляды были восторженные, скорее поминально-виновато- жалостливые. Как приятно, когда о тебе заботятся!
- Привет, - довольная таким вниманием, я подошла к доверху набитому столу. - Лукьяна, это все мне?!
- Кушай, детка, кушай, - добродушная хозяйка всерьез решила скормить мне все продукты. - Тебе поправляться надо, гляди, какая худая.
- И вовсе я не худая, - с аппетитом поедая вкуснейшие блинчики с вареньем, я принципиально не обращала внимания на сопящих около двери мужчин. - Я стройная, гибкая и проворная. А потолстеть...мням... мне... умням... в ближайшее время явно...чавк... не грозит, - потянувшись за последним блином, я с неудовольствием наткнулась на руку Коллена, за что тот заслужил убийственный взгляд.
- Ух, я бы эту твою стройность! - Лукьяна звонко шлепнула сына по руке, подвигая ко мне тарелку, за что я смотрела на нее почти влюблено. Через некоторое время, наевшись и жутко довольная, я отвалилась от стола, как обожравшаяся пиявка, сыто поглаживая надувшийся живот. Сбоку кто-то тактично кашлянул. Взглянув на этого смертника таким взглядом, что тот мигом ретировался за спину старосты, я недовольно повернулась к мужчинам.
- Что?
- Эм... - Релис явно не знал, как начать разговор. - Рианоэль, - я невольно поморщилась, услышав полное имя, однако староста за все время нашего знакомства, в отличие от жены, никогда по-другому меня не называл. - Позволь спросить, как ты себя чувствуешь?
- Ужасно, - честно призналась я, с интересом отмечая, каким довольным стало лицо Лукьяны, и расстроенными у мужчин. - Но хоть чем-то помочь смогу. Рассказывай.
Всплеснув руками, громко ругая сумасшедших девчонок и неугомонных мужей, хозяйка дома быстро вышла с кухни, оставив меня наедине с четырьмя мужчинами (Коллен тоже остался).
- У нас проблемы. - Релис со вздохом подсел рядом.
- Это я уже поняла, - подождав, пока все рассядутся, я вновь посмотрела на старосту. - Давай все с начала и по существу.
- Да не знаю я начала, - мужчина облокотился о стол, и так тяжело вздохнул, что я занервничала. Таким обреченным его я никогда еще не видела. - Никто не знает.
- Релис, что происходит? - дотронувшись до руки старосты, я обеспокоенно заглянула ему в глаза.
- У нас умирают дети, - в кухне воцарилась тишина.
- Так Рийка...
- Да, она уже пятая, - Релис стойко выдержал мой взбешенный взгляд. Ненавижу, когда обижают детей! Это подло. Еще дома, при мне никто никогда не смел ударить ребенка, а ведь тогда мне едва исполнилось сорок и я сама считалась подростком. А здесь... Уже пятая...
- А остальные? - я с замиранием сердца принялась ждать ответа. Вновь все замолчали, виновато потупившись. Со злостью утерев выступившие слезы, я, переждав приступ головокружения, поднялась и подошла к распахнутому окну, вдыхая свежий воздух. - Почему раньше не сказали?
- Вчера самым главным была жизнь Рийки, - сложив руки на груди, я, молча, ждала дальнейших объяснений. - Когда ты приехала, я вознес хвалу всем известным мне богам. Уж думал, что малышке не выжить, но ты ее спасла. Предыдущие умирали очень тяжело, поэтому мы и не надеялись... - Релис замолчал. Да и не нужно ему было продолжать, так как все и так уже было ясно. Никто не верил в выздоровление девочки.
Итак, что мы имеем? В деревни умирают дети, никто не знает, что это за болезнь такая, даже я, Чувствующая, не смогла этого понять. И что это значит? А это значит, что дело дрянь. Кто-то напустил мор,
