длинной колонны грузовиков отъехал белый красавец «Вольво» и подставил под призывно висящий в воздухе контейнер свой длинный трейлер. Спецназ немного поприноравливался, затем мягко опустил контейнер гнездами точно на фитинги крепления.
Стасис вспомнил, как, проработав в порту первый месяц, услышал о каком-то докере Спецназе и представил себе двухметрового бугая с железными ручищами. Потом ему показали этого мужичка, внешне более чем заурядного, а на закономерный вопрос, за что же его одарили столь громким прозвищем, рассказали прелюбопытную историю.
Как-то раз, лет двадцать назад тогда еще просто Степа по пьяному делу вывалился из окна квартиры аж на четвертом этаже. Все участники шумного застолья в миг протрезвели и затряслись — хана ведь парню! Вызвали скорую, выгребли беднягу из сугроба — лицо все в крови, вроде, и не дышит! Кто-то ляпнул безнадежно: «Вона и мозги на снегу». Но Степа в реанимационной от шока отошел, увидел над собой каких- то людей в белом и, заподозрив неладное, начал вдруг бедных врачей материть и «метелить». Оказалось, всех делов-то: падая, разорвал кубу об карниз да руку вывихнул. Мозгами на снегу был вывалившийся изо рта кусок жеваного торта.
После этого Степа и стал Спецназом. А когда его спрашивают о происхождении шрама на губе, он наводит на вечно грустную физиономию туман загадочности и скупо роняет: «Было дело. Думал, не жить…» На самом-то деле ни о чем он не думал — не помнит даже, как у того злополучного окна оказался. Это уж потом ему объяснили, что окно распахнули, потому что на дворе было около ноля, а батареи жарили так, что потрескивали рассыхающиеся подоконники.
Смех смехом, но этот с виду совершенно заурядный человечек был в числе первых ликвидаторов в районе Чернобыльской АЭС. Не добровольцем — военкомат направил. Но, рассказывая об этом, Спецназ никогда не жаловался; послали значит, надо было, не одного его отправили. И щемило сердце, когда он со странной гордостью говорил, что хоть и зашкаливает с тех пор давление, но, в отличие от многих других ликвидаторов, волосы пока не выпадают, даже в интимном плане — тьфу-тьфу! — вроде, все в порядке.
Стасис глянул на стоящее у причала судно — «National Glory» с пробивающейся из-под облупившейся краски ржавчиной. На палубе стоял какой-то черноволосый человек и смотрел не то на Стасиса, не то на «Валмет». Может быть, и вообще куда-нибудь на горизонт — близорукие глаза Стасиса не различали его взгляд. Только вот в фигуре виделось что-то знакомое.
Хотя откуда у него знакомый на судне под либерийским флагом?
«Мерещится», — решил Стасис и побрел обратно во владения своей бригады.
Еще издали он заметил толпу вокруг мусорного контейнера и прибавил шаг. Когда же подошел совсем близко и ясно услышал многочисленные возгласы: «Давай, Бендюля! В клочья их, пиявок!» Из плотного кольца с диким криком вырвался бригадный кот Бендикс и мгновенно скрылся за углом бокса.
Стасис протиснулся через толпу к контейнеру и глянул на мечущихся по куче мусора двух мышек.
— «Бугор» засек, как они снова в ведро залезли, — объяснил Дима и указал на горделиво приосанившегося бригадира. — Не оплошал на этот раз!
— Думали Бендиксу их скормить, — вздохнул Витек. — Такое шоу провалил!
— В конец зажрался! — пробасил удрученный Степан Тимофеевич.
Бывшая гроза птиц и грызунов, с щедрой руки кладовщицы Веры Бендикс и впрямь стал походить на племенного поросенка экзотичной пушистой породы. И, скорее, даже хрюкал, чем мяукал.
Бригадир поднял с земли увесистую доску:
— Придется самому убить и съесть!
Радченко устало потянулся, глянул в распахнутое окно на улицу. Тяжеловато работать в такую жару.
— Райсмик.
— Уа? — зевнул тот и с хрустом потянулся.
— У тебя ведь есть приятели в КаПо.
— Так, знакомые…
— Один черт, — махнул Радченко. — Ты не мог бы узнать, в честь чего это вдруг Полиция безопасности отобрала у нас дело Вербина?
Райсмик, хитро улыбаясь, еще раз потянулся, поскреб на затылке рыжеватую шевелюру и не без гордости сообщил:
— Уже.
Радченко глянул на него чуть ли не с восторгом.
— И?
— На Хана выйти хотят.
Радченко задумчиво почесал переносицу, снова глянул в окно.
— Если я не ошибаюсь, до недавнего времени КаПо очень активно разрабатывала «вятичей»?
— Да, — кивнул Райсмик. — Но на них вдруг плюнули. Пока.
— Кому хоть дело поручили?
— Крепсу.
— Это который раскрыл группу Хачатурова? — кисло спросил Радченко.
— Ощущает мое сердце, — усмехнулся Райсмик. — Не любите вы его, Гена Сергеевич.
— Скользкий типчик, — буркнул Радченко. — Во имя карьеры на все готов.
— Так и мы, Гена Сергеевич, карьеристы еще те!
— Но у нас есть принципы, от которых мы никогда не откажемся. Уж ты-то это доказал.
Два года назад на месте Юри Райсмика восседал Арво Крийзиман. Следователь он был никакой, но имел дедушку — героя Освободительной войны и довольно влиятельных покровителей в партии «Отечественный союз». Радченко тогда еще не знал, сколь изменчива в современной Эстонии политическая судьба не только отдельных фигур, но и целых коалиций. Потому и полагал, что обречен на вечное мучение с бестолковым напарником. Но на очередных выборах «Отечественный союз» с треском провалился и лишился ведущей роли в парламенте, а следовательно, и в правительстве. В МВД мгновенно произошли кадровые перестановки, за ними последовала небольшая перетряска в Криминальной полиции. И некогда мечтавший о кресле старшего следователя Арво Крийзиман вдруг легко и быстро был вышвырнут на улицу — в Дорожную полицию. А на его место пришел Райсмик.
Радченко слыхал о нем еще в те достопамятные времена, когда работал в советском Уголовном розыске. Тогда еще совсем молодой милиционер Юри Райсмик всего за два года успел зарекомендовать себя весьма перспективным сыскарем. В новой Эстонии ему прочили блестящее будущее.
Но Райсмику очень не понравились многие перемены в полиции и неожиданно для окружающих он вдруг подал заявление об уходе. Устроился в частную охранную фирму, стал прилично зарабатывать. Зажил по-человечески. Но когда три года спустя старый знакомый в МВД предложил вернуться на Лубья, устоять не смог — все это время он отчаянно тосковал по любимому сыскному делу.
Радченко был несказанно рад новому напарнику. Нельзя сказать, чтобы взгляды их на жизнь и работу очень уж совпадали — споры иногда грозили перерасти в острые конфликты, от которых спасало только взаимоуважение. Но Райсмик плодотворно работал, так что Радченко оставалось лишь сожалеть о том, что очень скоро его подчиненный сам станет старшим следователем и покинет его.
— Странно все же, что у нас никто ни о чем не спрашивает. А мы ведь знаем Хана достаточно давно и могли бы что-то подсказать, — Радченко задумчиво потеребил нижнюю губу. — Баян козе, судя по всему, не интересен.
— Думаете, это имеет какое-то отношение к странному досрочному освобождению Дариева?
— Мягенько! — усмехнулся Радченко. — Когда человека, не смотря на все адвокатские отмазки, сажают на целых десять лет, а потом всего через год выпускают по амнистии — это должно называться как-то иначе.
— Коррупция? — шепнул Райсмик.
Радченко искоса глянул на иронизирующего подчиненного:
— Что за разговорчики, хярра следователь? Мы, между прочим, к делам Хана не имеем уже никакого отношения. Так что извольте собраться и заняться изучением доверенного нам «висяка».