не видел его после моего первого появления в его владениях; и при воспоминании о тех колебаниях, которые он (по словам Аф-Лина) обнаружил при этом, относительно анатомического исследования моего тела, я невольно почувствовал холодную дрожь при взгляде на его спокойное лицо.
– Мой сын Таэ много рассказывает мне о тебе, чужестранец, – вежливо приветствовал он меня, положив свою руку на мою голову. – Он очень полюбил тебя и я надеюсь, что тебе понравились обычаи нашего народа.
Я пробормотал несколько неразборчивых слов, с выражением благодарности за доброту Тура и моего восхищения страною; но мелькнувшее в моем воображении лезвие анатомического ножа сковало мой язык.
– Друг моего брата должен быть дорог и мне, – произнес чей-то нежный голос, и, подняв глаза, я увидел молодую Гай, лет шестнадцати на вид, стоявшую около Тура и смотревшую весьма благосклонно на меня. Она еще не достигла полного роста и едва была выше меня; должно быть благодаря этому обстоятельству, она показалась мне самою привлекательною из всех, здесь виденных мною, представительниц ее пола. Вероятно, нечто подобное сказалось в моих глазах; потому что выражение ее лица стало еще благосклоннее.
– Таэ говорит мне, – продолжала она, что ты еще не привык к употреблению крыльев. Я сожалею об этом, потому что желала бы летать с тобою.
– Увы! – отвечал я, – это счастье недоступно для меня. Зи говорит, что пользование крыльями у вас наследственный дар и что потребуется много поколений, прежде чем кто-либо из моей бедной расы может уподобиться птице в ее полете.
– Это не должно слишком огорчать тебя, – отвечала эта любезная принцесса, – потому что настанет время, когда и нам с Зи придется покинуть наши крылья. Может быть, когда придет этот день, мы обе были бы рады, если бы избранный нами Ан не мог пользоваться своими.
Тур теперь оставил нас и скрылся в толпе гостей. Я почувствовал себя свободнее с очаровательною сестрою Таэ, и даже удивил ее неожиданностью моего комплимента «что вряд ли найдется Ан, способный воспользоваться своими крыльями, чтобы улететь от нее». Говорить любезности Гай, пока она не призналась в своей любви и не получила согласие на брак, до того противно обычаю укоренившемуся между Ана, что молодая девица после моей фразы в течение нескольких секунд не могла выговорить ни одного слова от изумления. Наконец, придя в себя, она пригласила меня пройти, где было свободнее и послушать пение птиц. Я. последовал за нею, и она привела меня в маленькую комнату, где почти никого не было. Посредине ее бил фонтан, кругом были расставлены низкие диваны, и одна из стен комнаты открывалась в оранжерею, откуда доносились очаровательные звуки птичьего хора. Мы сели на одном из диванов.
– Таэ говорит мне, – сказала она, – что Аф-Лин взял обещание, чтобы никто в этом доме не расспрашивал тебя о твоей стране и зачем ты посетил нас. Так ли это?
– Это правда.
– Могу ли я, не нарушая данного слова, узнать, все ли Джай-и в твоей стране имеют такие же бледные лица, как у тебя, и выше ли они тебя ростом?
– Я думаю, прелестная Гай, что с моей стороны не будет нарушением данного слова, если я отвечу на такой невинный вопрос. Джай-и на моей родине еще белее меня и, по крайней мере, на голову ниже ростом.
– Поэтому они должны быть слабее Ана в вашей стране. Но вероятно они в большей степени владеют силами вриля?
– Они не пользуются силами вриля в том виде, как они известны между вами. Но власть их, тем не менее, очень велика, и только Ан, более или менее подчиняющийся своей Гай, может рассчитывать на спокойную жизнь.
– Ты говоришь с чувством, – сказала сестра Таэ, с каким-то сожалением в голосе. – Ты, конечно, женат?
– Нет.
– И не обручен?
– И не обручен.
– Неужто ни одна Гай не сделала тебе признания?
– В моей стране в таких случаях первым говорит Ан.
– Какое непонятное извращение законов природы! – воскликнула молодая девица, – какой недостаток скромности между вашим полом! Но разве ты сам никогда не делал признания, никогда не любил одну Гай более других?
Я почувствовал крайнее затруднение от таких наивных вопросов и сказал:
– Прости меня; но мне кажется, что мы уже нарушаем слово, данное Аф-Лину. Вот все, что я могу ответить тебе и молю тебя не спрашивать меня более. Я действительно раз сделал такое признание, и сама Гай была согласна; но не согласились ее родители.
– Родители! Неужто ты думаешь, я поверю, чтобы родители могли препятствовать выбору своих дочерей?
– Могут и часто препятствуют.
– Я не желала бы жить в такой стране, – сказала простодушно Гай, – но я надеюсь, что и ты никогда не вернешься туда.
Я опустил в молчании голову. Гай приподняла ее своей правой рукой и с нежностью посмотрела в мои глаза.
– Останься с нами, – сказала она, – останься, и будь любим.
Не знаю, что бы я отвечал; я трепещу при мысли о той опасности – превращения в пепел, – которая теперь уже, несомненно, грозила мне, когда тень крыльев удала на сверкающую струю фонтана, и Зи внезапно спустилась около нас. Она не произнесла ни одного слова, но, схватив меня за руку, увлекла за собою, как мат своего непокорного ребенка, через целый ряд комнат в коридор, откуда на элеваторе мы поднялись в мою комнату. Когда мы вошли в нее, Зи подула в мое лицо, прикоснулась своим жезлом к моей груди, и я погрузился в глубокий сон.
Когда я проснулся несколько часов спустя и услышал пение птиц в соседнем авиарии, мне живо припомнилась сестра Таэ, с ее нежными словами и ласкающим взглядом; и тут, благодаря нашему воспитанию, которое с самого раннего возраста вкореняет в нас идеи честолюбия и мелкого тщеславия, я невольно стал строить самые фантастические, воздушные замки.
«Хотя я и Тиш, – так складывались мои мысли, – ясно, что не одна Зи очарована моей наружностью. Очевидно, меня любит принцесса, первая девица в стране, дочь самодержавного монарха, которому они для вида только дают название выборного правителя. Если бы не помешала эта ужасная Зи, дочь короля, наверное, сделала бы мне формальное предложение своей руки. Пусть Аф-Лин, занимающий только подчиненную должность, грозит мне смертью, если я приму руку его дочери; но одного слова этого неограниченного владыки Тура будет достаточно, чтобы уничтожить их бессмысленный обычай, воспрещающий браки с чуждою расою, который является таким противоречием с их хваленою равноправностью.
Трудно допустить, чтобы дочь Тура, только что выражавшаяся с таким презрением о вмешательстве родителей, не имела достаточного влияния на своего отца, чтобы спасти меня от сожжения, которым грозит мне Аф-Лин. И раз я породнюсь с монархом... что помешает ему избрать меня своим преемником. Почему же нет?.. Немногие из его изнеженных ученых прельстятся этою тяжелою обязанностью; и, может быть, для них будет даже приятно видеть высшую власть в руках чужестранца, знакомого с более подвижными формами общественной жизни. Если только меня выберут... каких реформ я не введу! Какое оживление я могу внести в эту приятную, но слишком монотонную жизнь, благодаря моему знакомству с обычаями цивилизованных народов! Я большой любитель охоты; после войны какая же форма развлечения для монарха достойнее ее? Какое обилие и разнообразие дичи в этом подземном царстве! Что может сравниться с интересом такой охоты за допотопными существами? Но как? Неужто при помощи этого ужасного вриля, который даже недоступен мне. Нет, мы приспособим заряжающуюся с казны винтовку, которая может быть, значительно усовершенствована здешними искусными механиками; да я и видел такую – в музее древностей. Как неограниченный монарх, я искореню употребление вриля, оставив его только для военных целей. Кстати, вспомнив о войне ... неужели такой способный, богатый и хорошо вооруженный народ
