— Вон что!
— Странно, что она там. Я думал, ответит Эмсворт. Почему она приехала, не знаешь?
— Понятия не имею.
— Прихоть. У женщин так всегда. Ну, через неделю передумает. А ты зачем едешь?
— Кларенс зовет.
— Зачем?
— Не знаю. Может, прихоть?
— Очень возможно. Он еще помешан на этой свинье?
— Он к ней привязан.
— Слишком жирная.
— Ему нравится.
— Он ничего не понимает. Душевнобольной. Хуже Конни. Все рехнулись. Вот Конни, вышла замуж за человека, который похож на испанский лук. Мои племянники женились черт-те знает на ком. А племянница? Пришла вчера домой, поет, хихикает. Сегодня ей надо быть в суде, свидетелем, она позже поедет. Ты разбираешься в картинах?
— Не слишком. Говорят, ты одну купил.
— Кто говорит?
— Верный человек.
— Что ж, он прав. Называется ню, сам знаешь. Такая голая баба на зеленом берегу. Француз нарисовал.
— Надеюсь, тебе сказали, что он — мастер, обмакивавший кисть в бессмертие?
— Э?
— Ладно, замнем. Так всегда говорят со случайными покупателями.
Усы взметнулись, герцог обиделся.
— Случайными? Ну, знаешь! Сказать тебе, почему я это купил?
— Давай.
— Ты знаком с таким Траутом?
— Нет. А что?
— Американец. Уилбур Дж. Траур. Как у них говорится, хлыщ. Встретились в клубе, разговорились, и он сказал, что очень любит жену. Слабоумный.
— А что такого?
— Ну, будет здоровый человек это говорить?
— Будет, тебе. Кто перед тобой устоит?
— Это верно. Так вот, любит жену. Третью. Или четвертую?.. Неважно. Они недавно развелись, а он ее любит. Плакал в коктейль, можешь себе представить! Здоровый тип, а плачет. Когда-то играл в футбол за Гарвард или там Йейл, все его знали. Рыжий такой, нос — на сторону, это от футбола или жена двинула. Миллионер. Это — от отца, тот ворочал чем-то в Калифорнии.
Галли беспокойно ерзал. Он вообще лучше рассказывал, чем слушал, а сейчас не понимал, к чему все эти сведения.
— Видишь ли, — сказал он, — я не пишу биографию Уилбура Траута. При чем тут твоя ню?
— При том. Что я говорил?
— Что он любит жену.
— Вот именно. А эта картина — вылитая жена. Он увидел ее в витрине и хотел купить, сколько бы она ни стоила. Я подумал: «Ага!»
— Почему?
— Потому что тут можно поживиться. Побежал в эту галерею и купил. Содрали — ужас! Одно слово, мерзавцы. Ну, ничего, я с него вдвое запрошу.
— Ты как бы вложил деньги?
— Вот именно. Случайный покупатель, ха! Хочешь посмотреть? А вообще-то незачем. Еще развязывать… Я и так устал. Не спал всю ночь из-за этой племянницы. Хихикает! Что-то тут неладно.
Поезд не утомлял Галахада, но он с удовольствием разбудил герцога и сказал, что они подъезжают к Маркет Бландингу.
На перроне ждал Кларенс, а с ним — Конни. Улыбка, обращенная к герцогу, мгновенно исчезла, когда она увидела, кто вышел следом за ним. К Галахаду она была строга. Как бы ни ценили его там, где он вращался, для нее и для ее сестер он был пятном на гербе. Долго боялась она, что он издаст мемуары, и хотя опасность миновала, увидев его, она вздрагивала. Все не нравилось ей — и сам он, и манеры, и монокль. Иногда ей казалось, что монокль — хуже всего.
Кларенс, напротив, очень ему обрадовался и сказал, когда герцог с Конни пошли присмотреть за багажом:
— Спасибо, что сразу приехал. Я уж боялся… У тебя столько дел.
— Кларенс, ну что ты! Какие дела, если ты зовешь на помощь? Даже сильный человек пошатнется, когда выскочит Конни, как чертик из коробочки.
— Да, да!
— А герцог! Но мы справимся и с ним. Как эта американка?
— Очень приятная.
— И на том спасибо.
— Любит свиней, сразу видно. Я ей рассказывал, что ест Императрица…
— Как ее зовут?
— Не помню.
— Ничего, узнаем. А кого это Фредди прислал?
— Не помню.
— Кому-кому, Кларенс, а тебе не надо уходить в Иностранный легион. Туда уходят, чтобы забыть. Ну, какой он? Приятный?
— Нет. Хотел мне продать какие-то акции. Наверное, так надо, он же делец, но мне они зачем? Отказывать — нехорошо, и я сказал Биджу, что буду есть в библиотеке. Бидж говорит, вчера он уехал в Лондон.
— Может вернуться.
— Да, я тоже боюсь.
— Наверное, это он и есть. Нет, не там, левее.
— Ты прав, это мистер кх… ых…
— Назовем его Икс.
Говард Чесни был невысок, но весьма изящен. Все сверкало совершенством — костюм, трость, шляпа, только глаза находились слишком близко друг к другу.
Зная, как нелегко его брату знакомить людей, Галли взял все в свои руки.
— Здравствуйте, — сказал он. — Я брат лорда Эмсворта, Трипвуд. А вы — друг моего племянника Фредди. Как он там?
— О, прекрасно!
— Продает этот корм?
— О, конечно!
— Очень хорошо. Хвалю. Мой брат говорит, вы тут с ним веселитесь.
Говард Чесни выбрал бы другое слово, но стерпел и заметил, что ему очень нравится замок. Нравился ему и шропширский ландшафт. Вчера он шел до станции пешком, сегодня пойдет обратно.
— Это хорошо, — одобрил Галли. — А то мы с Кларенсом, сестра, герцог… Вот тот солидный господин — герцог Данстаблский, а тут — сестра, леди Констанс. Так вот, в машину мы все не влезем. Герцог солиден, повторю, а Кларенс — вроде осьминога. Куда приятней брести, как цыган, распевая песни!
Говард Чесни удалился, а Галли продолжал:
— Ах, Кларенс, как ты прав, что не купил эти акции! Дело в том, что у него глаза рядом. Это бывает, но если есть на свете жулики — а уж я их навидался! — он из них. Где его только Фредди выкопал?
