Беседа с Василием Аксёновым

пробиваться какие-то живые ручейки. Возможно, они станут уже, но вовсе не исчезнут. Пройдет, скажем, пару лет, и будут пробиваться все чаще. Серость захватывает позиции. Но тем не менее трудно предположить, что Россию так уж опустошат до конца. Ее трудно опустошить.

— Между прочим, то же самое произошло в живописи после погрома в Манеже в 1962 году. В течение двух лет никаких выставок не было. Серость царила. А потом все снова началось.

— Конечно. Россия все-таки отчасти западная страна. Они не хотят с этим считаться. Но когда-нибудь придется. Наша культура греческая, библейская… Корни ее там, а не в какой-то Валгалле.

— Так что ты считаешь, что, несмотря на все эти зажимы, на весь бред, который исходит сверху, все равно время от времени на страницы советских журналов будет проникать что-то подлинное и что-то в издательствах каких-то будет появляться?

— Ты знаешь, вот недавно попал мне случайно в руки журнал «Вопросы литературы». Постоянно нет времени за этим следить. Но тут кто-то дал. Начинается какой-то бредовиной. Огромная статья о социалистическом реализме. Все как обычно. Читаешь и ухмыляешься: ничего не изменилось. И вдруг статья, замечательная статья Стасика Рассадина о князе Вяземском. О поэзии его, о его жизни. Это настоящая литература, просто настоящая литература. И вот такие чудеса время от времени случаются. Ставить крест нельзя. Хоть и приближается 1984 год, но все-таки орвелловское пророчество осуществилось еще не до конца.

— Я бы хотел вернуться к вопросу о положении русского писателя на Западе. По-моему, твой собственный пример опровергает зиновьевский тезис о неизбежной гибели писателя-эмигранта. У тебя ведь и на русском языке выходят книги и переводят их в разных странах.

— В общем, мне жаловаться трудно, конечно. У меня в этом году в Париже в Издательстве «Галимар» вышли мои основные книги. Сначала «Остров Крым», потом «Ожог». Пресса была очень большая и положительная. Интересно, что одна из статей в газете «Либерасьон» шла под рубрикой ГРЕЦИЯ. То есть, меня причислили к грекам, так как я — беспаспортный бродяга — не отношусь с их точки зрения ни к России, ни к Америке, а еще вдобавок на вопрос «Хочу ли я, чтобы Россия стала более греческой?», ответил утвердительно. Кстати, в Париже, в театре Шайо репетируется моя пьеса, премьера которой состоится в феврале будущего года. Здесь, в США, мне не очень повезло с переводчиками. «Остров Крым» перевели быстро и хорошо, и осенью он выходит, а вот «Ожог» по вине переводчика застрял, по крайней мере, на четыре года. Но существует договор с издательством «Рендом Хауз», и в конце концов книга выйдет.

— Я слышал, что в Париже с твоим «Ожогом» была какая-то история.

— Да, там какие-то силы действовали. Сначала издательство «Сток» ее собиралось выпускать. Книга была уже почти готова. Вдруг руководство издательства сменилось, и они отказались от моей книги, потеряв огромные деньги. Это странное решение. Трудно его объяснить. Если они из экономических соображений отказываются от издания невыгодной, как им представляется, книги, то должны же они учитывать то, что на нее уже затрачено. Ведь они потеряли бы намного меньше, если б книга вышла и продавалась плохо. Видимо, кто-то пообещал им больше за то, что они не издадут.

— Кто же это мог сделать, кроме советских товарищей?

— Ну, я не могу этого утверждать, у меня нет доказательств. Но похоже на то. Я просто не вижу никакого иного объяснения.

— У тебя, кажется, выходят книги в Скандинавии?

— В Финляндии, в Швеции, а кроме того, в Западной Германии и Дании.

— А что с русскими изданиями?

— Вот только что вышел роман «Бумажный пейзаж», который я начал писать здесь, на Западе. Его выпустило издательство «Ардис». В издательстве «Эрмитаж» вышла книга моих рассказов, в основном, старых. И вот у тебя, в «Третьей волне» выйдет, как мы договорились, книга «Радиоэссе».

— Сегодня ты работаешь над новым романом?

— Я начал его через полгода после эмиграции, и в принципе он уже готов.

— Там, в основном, русский материал?

— Да, но и многое происходит за рубежом.

— Что ж, твой опыт очень убедительно опровергает тезис о бесплодии русского писателя- эмигранта.

— Не только мой. Все пишут. И активно пишут. Да ты, как издатель, знаешь это не хуже меня. Возникает даже смена, появляются молодые писатели, которые начали свой творческий путь здесь. В общем, возникает младшее поколение писателей.

— Кого бы ты из младшего поколения и там, и здесь назвал?

— Из тех, кто в России — метропольцев Виктора Ерофеева и Попова. Здесь же, пожалуй, наиболее перспективный, наиболее талантливый Саша Соколов. Ему уже под сорок, правда, но он все же младше нас. Эдуард Лимонов шумный такой написал роман и в принципе интересный. Время покажет, что он дальше сможет написать.

— Сомерсет Моэм как-то сказал, что одну книгу из собственной жизни может написать каждый, а вот вторую и третью…

— Ну да. Но дело еще и в другом. Тут много литературных юношей, я имею в виду не возраст. Они несколько пренебрежительно относятся к профессионализму. А без него прозаик не может. Профессионализм нужен во всем. Любой там самый вдохновенный поэт должен быть и профессионалом. В прозе это особенно отчетливо видно: профессионал ты или нет.

— А что ты думаешь о разговорах по поводу того, что русские вечно между собой ссорятся, скандалят, чуть ли не дерутся, что с ними из-за этого невозможно иметь дела?

— Где же особенно скандалят? По-моему, самая большая ссора была четыре года назад, когда кто-то в кого-то бросил стул. Выстрелов пока еще не было. Никого не подрывали. Да еще вот в Нью-Йорке, я слышал, одна группа художников-концептуалистов подсунула другой, враждующей группе, змею в почтовый ящик. Это, наверное, пример самой яростной ссоры. Больше же ничего особенного. А газетные и журнальные склоки — это нормально. Это говорит о том, что пульс есть. Пусть себе ссорятся. Как же это без споров, без дискуссий? Другое дело, что порой внутриэмигрантские споры принимают неприятный оттенок, потому что как бы исключается из них метрополия. Некоторые люди ведут свои споры так, что становится очевидным, что для них интриги в эмигрантской среде гораздо важнее русской литературы, жизни России, всего прочего. Это очень неприятно. Недавно в Вашингтоне проходила конференция о цензуре в тоталитарных обществах. Так вот, одна наша эмигрантка встает и говорит: «Да это все известно, а вот о цензуре в эмиграции нужно сказать». И дальше продолжает о том, что ничего нельзя против кого-то и чего- то нигде в русской эмигрантской прессе напечатать. При этом называет несколько имен. И это говорит человек, который имеет собственный, хорошо читаемый журнал…