Когда Оскар Экдаль Первый женился на Хелене Мандельбаум, он купил не только Театр, но и роскошный каменный дом на другой стороне площади. Семейство заняло верхний этаж, оборудованный всевозможными удобствами. Дом отличался широким гостеприимством, а хозяйка — фру Хелена — вызывала всеобщее обожание и восхищение. После смерти Оскара Первого вдова предложила разделить апартаменты на две половины. Что и было сделано с помощью стены, возведенной посередине вместительной столовой. В стене скрывалась практически невидимая потайная дверь, которую с одной стороны закрывала внушительных размеров изразцовая печь, а с другой — пузатый буфет. Взрослые члены семьи дверью никогда не пользовались.
Оскар Экдаль Второй и его красавица жена Эмили заняли, как мы уже говорили, более солнечную часть квартиры, выходившую окнами в Городской парк с его кудрявыми вязами, покрытыми сочной травой лужайками, клумбами, фонтанами и статуями.
Отношения между молодой семьей по одну сторону потайной двери и свекровью по другую сторону были с самого начала разумными, но вряд ли сердечными.
Одной из причин такой сдержанности в отношениях послужила великая перестановка. Молодые совершили длительное свадебное путешествие по Центральной Европе, осматривая её широко открытыми, горящими от любопытства глазами. Таким образом они открыли для себя новый стиль мебели, пришедшийся им по вкусу, и им захотелось меблировать и свою квартиру в таком же духе. Оскар, который вообще-то был непритязательным человеком и слабым актером, знал, чего он хочет, и обладал талантом осуществлять свои идеи. К ужасу матери, старую мебель вывезли на театральный склад, апартаменты заполонили маляры, обойщики, водопроводчики и электрики. Светлые стены, легкие занавеси из набивного полотна с цветочным рисунком, простые драпировки, вместительная ванная с устройством для подогрева воды и ватерклозет — таковы были результаты их соединенных усилий. Старые дощатые полы покрыли линолеумом, а потемневший, скрипучий паркет застелили коврами с удивительными узорами. Ко всему этому добавилась мебель в чистейшем стиле модерн, сделанная по чертежам приезжего архитектора. Старую квартиру было не узнать, она наполнилась светом и воздухом.
Хелена Экдаль отреагировала на перемены вежливым молчанием, подозревая в них запоздалый бунт против родительской власти, что соответствовало истине. Винила она в этом невестку, но тему эту в разговорах никогда не затрагивала. Оскар безуспешно пытался уговорить мать установить центральное отопление и разобрать устаревшие голландские печи. К его изумлению, мать разразилась слезами, и в придачу ему пришлось выслушать упрек в том, что он, вероятно, больше её не любит. Оскар так и не смог понять, какая существует связь между центральным отоплением и его любовью к матери, но решил больше не касаться этого вопроса.
Со временем в квартире все же провели телефон, и теперь можно было, не встречаясь, справляться о здоровье и других предметах. Враждебности в отношениях между двумя семействами никогда не было, враждовали между собой только кухарки — выдающиеся художественные натуры и незаурядные личности. Кухарка фру Хелены была женщиной старой, никто не знал её настоящего возраста, она переходила по наследству от одного поколения семьи Экдаль к другому, отягощенная знаниями и традициями; другая кухарка — плотного сложения дама средних лет — придерживалась новомодных идей по поводу воспитания и еды. Пока в семье молодых Экдалей не появились дети, соперницы сохраняли мрачный, христиански окрашенный нейтралитет, но как только малыши начали бесцеремонно бегать из одной кухни в другую, между кухарками разгорелась ожесточенная вражда, продолжавшаяся до того самого дня, когда Александру исполнилось двенадцать лет и старая фрекен Вега внезапно умерла, склонившись над недоделанным именинным тортом.
Осенью 1895 года Эмили уехала на гастроли в Гельсингфорс. Через год она разрешилась (после десятилетнего бесплодия) дочерью, названной Амандой.
В театр приняли молодого и очень способного актера с романтической внешностью. Пришло время сыграть «Даму с камелиями» с Эмили в роли несчастной гетеры и господином Пальмлюндом в роли пылкого Арманда. Спектакль стал одним из самых крупных успехов театра и был сыгран сорок шесть раз, редкий случай в этом театре. Новичок получил ангажемент в Столице, а Эмили — как утверждали некоторые — видели с покрасневшими от слез глазами и сбившейся на сторону прической. Она родила сына, которого назвали Александром. Мальчик был маленький и слабенький, крестить его пришлось в больнице, но постепенно, благодаря нежным заботам матери, он выправился.
Через два года родилась Фанни, здоровенькая круглолицая девочка, очень похожая на архиепископа, побывавшего с инспекционным визитом в их епархии.
Быстрый прирост экдальской семьи дал повод к разного рода комментариям в Городе, в то время как непосредственные участники, казалось, были очень счастливы. Поскольку и Оскара и Эмили в Городе любили, сплетни довольно скоро утихли, уступив место радости при виде цветущей матери и её ухоженных, веселых детей.
Рождение Аманды не вызвало у бабушки особого душевного волнения. Но тем горячее приняла она участие в полном опасностей начале пути Александра. И именно Александр, набравшись однажды мужества, осмелился толкнуть потайную дверь между двумя квартирами. Перед ним открылся притягательный и чуть пугающий мир. Конечно, он много раз бывал в гостях у бабушки. Но эти посещения всегда были ограничены определенными ритуальными правилами поведения. Сейчас, в это солнечное воскресное утро, он отправлялся в исследовательскую экспедицию. Бабушка вместе с фрекен Вегой и фрекен Эстер ушли в церковь на мессу. Квартира была пуста. Паркет поскрипывал под его крадущимися шагами. Над головой возвышался огромный обеденный стол. Александр сел, прислонившись спиной к гнутой ножке стола. На коричневом с красной каемкой переднике спереди был пришит карман с вышитой на нем кошкой. Мальчик спрятал обе руки в карман — так он чувствовал себя увереннее, да, кроме того, было холодно.
За двойными окнами с узорчатыми ширмами и тяжелыми занавесями сиял ослепительный морозный зимний день. Стулья вокруг стола и стены были обиты темно-золотистой, резко пахнувшей кожей. За спиной Александра горой вздымался буфет, в пространстве между его двумя башенками слабо поблескивали стеклянные графины и хрустальные бокалы. На продольной стене слева висела картина, на которой были изображены белые, красные и желтые дома, выраставшие из синей воды; по воде плыли странные суда. Столовые часы, почти доходившие до лепного потолка, угрюмо и глухо разговаривали сами с собой.
С того места, где он сидел, он мог видеть мерцавшую зеленью залу. Зеленые стены, ковры, мебель, гардины — и пальмы в зеленых вазах. Он разглядел обнаженную белую даму с отрубленными руками. Она стояла, немного наклонившись вперёд, и задумчиво глядела на Александра. Он много раз видел её раньше, но никак не мог решить, считать ли её чуточку живой и в таком случае немножко опасной, хотя в то же время необъяснимо привлекательной. Сейчас, в одиночестве, обнаженная дама с отрубленными руками была определенно живая, он чувствовал это нутром. На пузатом, отделанном золотом бюро с золотыми ножками под стеклянным колпаком стояли золотые часы. К циферблату прислонился мужчина, играющий на флейте, а на маленьком камушке сидела дама с глубоким вырезом на лифе, большой шляпе и в короткой широкой юбке, — оба тоже золотые. Когда часы били двенадцать, мужчина начинал играть на флейте, а дама — танцевать. Бабушка часто показывала, как работает механизм, но сейчас, в одиночестве, все было по-другому. Александру стало жалко флейтиста и даму, запертых под стеклянным колпаком.
В это воскресное утро бабушка встала поздно, широкая кровать с высокими резными спинками до сих пор не застелена, и от подушек хорошо пахнет бабушкиными розовыми духами (они называются «глицерин с розовой водой», и купить их можно в любой аптеке, но Александр этого не знал). Комната не слишком велика, обстановка в ней не менялась более сорока лет, все здесь осталось таким, каким было в день свадьбы в 1862 году, когда Хелена и Оскар Экдаль впервые возлегли на супружеское ложе, на котором они больше двадцати лет развлекались, плакали, ссорились или держались за руки, а может быть, вели рассудительные беседы о театральном репертуаре, будущем детей, настроении свекрови и несчастьях друзей. Брак Оскара Экдаля Первого и его жены Хелены, урожденной Мандельбаум, как они сами считали, был счастливый, и они никогда не нарушали верности друг другу...
