Мои друзья, внимательнейшие из читателей, наверняка обратили внимание, что в последнее время Истинный Учитель Истины (то есть я) посвящает в своих Обзорах много места разбору современных квазимужских типажей. В связи с этим Истинному Учителю Истины (то есть мне) начали задавать капризные вопросы следующего содержания:
1) Почему АБП так суров к мужчинам, но не трогает женщин? Они что, не люди?
и
2) С чем АБП ведет Борьбу — в лице всех этих москвопупсов, экстриментов, Суровых Сетевых Мужиков и пр.?
На первый вопрос я отвечаю обычно так: Учение Гармонии категорически против мужского шовинизма. Но еще более Учению противна укоренившаяся в среде формальных мужчин т. н. 'борьба за женское равноправие'. Ибо на практике это для квазимужчины — лишь благовидный повод быть мелким спекулянтом на отношениях. Т. е. воспринимать всякую женщину либо как маму (которой он по определению ничего не должен, но у которой можно бесконечно долго брать), либо как лоха-покупателя, у которого можно вымутить краткую сексуальную связь за топорную имитацию внимания и недорогую имитацию ласки. Обычно эти два восприятия смешиваются.
На второй вопрос я отвечаю: как обычно — ваш несравненный АБП борется за Человечество. Потому что, если победят квазиособи, это будет не Человечество, а курам на смех.
Поэтому сегодня мы поговорим о еще одном оружии против Землян — офисной панк-культуре. Она прямо противоположна култьтуре Суровых Сетевых Мужиков. Если те себя весьма необоснованно глорифицируют — то Офисные Панки, напротив — так же необоснованно себя демонизируют.
О том, чем была панк-культура изначально, написано достаточно много. Правда, в отличие от меня, большинство профессиональных вспоминателей былого из глянцевых журналов не были в начале 70-х в Лондоне и не видели своими глазами тех первых панков. Это были люди из низов сословного британского общества, люди без будущего, от которых тем не менее требовалось делать вид, будто оно, это будущее, у них есть. Им не светило ничего, кроме бедности и баранки грузовика, но от них требовали писать сочинения 'Если я стану премьер-министром' и одеваться как богатые, только дешевле и скромнее.
Те, кто первым сказал правду — 'Не, будущего у нас нету, мы мусор' — и стали первыми панками.
Сегодня той панк-культуры уже нет. Но есть штамм, именующийся панками офисными.
Офисные панки не крутят баранку. Они даже не бедны. Они из вполне приличных семей, у многих высшее образование. В подростковом возрасте они, как правило, считались яркими и умненькими мальчиками. У всех — весьма непыльная работа, не требующая ни беготни, ни лишнего общения с людьми, ни вообще особого соприкосновения с шершавой реальностью. Они не голодают, не ходят в рванье и — что самое главное — их никто ни к чему не принуждает.
И, однако, они панкуют. Они обожают то, что им кажется черным юмором, хотя является халтурно замаскированным капризничаньем. Они почему-то твердят, что всё вокруг дерьмо, хотя никто из них не копает траншеи. Они с тем, что им кажется пронзительной откровенностью, признаются в том, что они Сволочи и Подонки — хотя на деле это лишь их дополнительная защита от какой бы то ни было ответственности. Добавим, что и на полноценного негодяя никто из них не тянет — настоящее злодейство, в отличие от мелкого пакостничества, сопряжено с риском, а они этого очень не любят.
Они любят также признаваться, что они 'Тупые Обыватели' — хотя делают это лишь для того, чтобы закатить Миру какую-нибудь вселенскую претензию уровня Байрона, не ниже.
Офисные панки с восторгом слушали в своих, вымытых с ночи уборщицами, конторах группу «Ленинград». (Что они слушают сейчас, надо спросить у секретаря Н.Кудрявцева — он отслеживает моду. Вероятно, песню Guitar). Они также породили чудовище разврата — книжку «Духлесс», в которой корпоративный клерк ругает корпорации, продолжая получать в них зарплату. Они практически в полном составе безболезненно преодолевают тридцатилетний возраст, считавшийся рубежом жизни для панков классических.
Однако главное, что отличает их от панков древности — лицемерие. Ни один из них не признается: 'Я,
Космос считает идеальным способом лечения офисных панков классический лесоповал в течение пяти-шести лет.
О подлости писательницы Роулинг
Вчера вечером Истинному Учителю Истины (то есть мне) не удалось ничего написать, потому что я был занят: утешал рыдающую помощницу секретаря Алину Зайцеву.
Зайцева рыдала по следующей причине: ее 10-летний сын, только что закончивший чтение русского перевода 'Гарри Поттера', узнал из телевизора от писательницы Иоанны Ровлинг, что добрый профессор Дамблдор был геем. В итоге мальчик встал перед экзистенциальным выбором — отказаться либо от усвоенной во дворе и школе здоровой брезгливости в отношении мужеложества, либо от полюбившейся книжной серии.
Разумеется, мне удалось утешить молодую женщину. Я сказал: 'в топку Роулинг, Алина!' 'А как же полюбившаяся книжная серия?' — всхлипывая, спросила она. 'А плевать, пусть Жюль Верна читает!' — рявкнул я.
Не мне говорить моим уважаемым читателям, почему именно Жюль Верн пришел в мою Голову. Если можно так выразиться, Иоанна Ровлинг — это Антижюльверн. Но справедливо и обратное: Верн — лучшее противоядие от Ровлинг.
Вероятно, мысль стоит немного пояснить. Жюль Верн принадлежал времени, когда все, от босоногого мальчишки-чистильщика обуви на углу до известного писателя — тупо жили в реальности. Они видели, как подвозят по утрам молоко из пригородов, как переступают копытами лошади, влекущие кирпичи на стройки, как из котельной паровоза высовывается чумазый мускулистый кочегар с лопатою. Мир был реален и тверд. Он был лежащим в руках материалом, из которого человек Новейшего времени сам отважно брался лепить будущее. И он лепил — надувал газом аэростаты, конструировал электрические субмарины, нагло и весело пулял сам собою из пушки на Луну. Мир был реален, и персонаж литературы в нем был не богом, а героем. Гимназисты изучали горное дело и химию, время от времени хирургически меняя с помощью бомб власть в своих странах.
Однако за сто лет произошла, если можно так выразиться, хероемахия. На смену реальности пришло нечто зыбкое. Нынешним гимназистам трудно поверить в реальность мира. Они растут в мирках, где всё на свете — от одежды до любви — берется из гудящего ящика со светящимся экранчиком. Поскольку логичного объяснения этому факту нет, то мир их по определению волшебен. Это, повторю, не то ощущение чудесности мира, которое заставляет юношу или девушку пытливо заглядывать в микроскоп. Это иное, давящее чувство превосходящей тебя силы, заставляющее дикарей лепить идолы и иступленно плясать вокруг ради того, чтобы идол подогнал по реке ослабевшего раненого бегемота и наслал тиф на вражье племя.
Само по себе возвращение к магическому мироощущению есть гигантский шаг назад. Но мало этого: магия сегодня, как и три тысячи лет назад, снова превращается в инструмент по запариванию мозгов Человечества в интересах мелких, эфемерных и безответственных групп.
Я глубоко сомневаюсь, что писательница Ровлинг взяла на лапу у таинственного синклита гомосексуальных мудрецов. Мне кажется, что всё было гораздо проще: тусуясь красиво все последнее десятилетие среди страдающей половыми извращениями богемы, Ровлинг просто решила сделать своим приятелям-мужеложцам приятное. Поэтому в последних двух книгах она мягко, но неочевидно ввела в
