себя безе со сливками. Ее привезут на регистрацию на мотоцикле. Таким же ходом она оттуда и отчалит в свою новую замужнюю жизнь. Она не потерпит рядом с собой родственников, собирающих слезы в носовые платки, и глупых подружек невесты. Ведь она была не такой, как другие девушки.
Смешно и странно осознавать, что она в конце концов пришла к тому, к чему всегда относилась с насмешкой и недоверием. Она изменилась, стала другой. Словно придорожный репейник вдруг выбросил из себя нежные бутоны роз. Ее душа расцвела под ласковыми прикосновениями Артема…
Ева родилась в семье летчика-испытателя и до пяти лет, задирая к небу задорные зеленые глаза, шептала: «Там папа…» Виктор Алексеевич испытывал новейшие модели самолетов, и вся его жизнь, отданная служению родине, была покрыта завесой тайны. Он не принадлежал себе, переезжая с места на место, и семье не разрешалось навещать его. Места испытаний были строго засекречены, а жене не дозволялось дома держать его портрет. Именно поэтому маленькая Ева рисовала в своем воображении отца как-то по-особому. Когда-то он походил на золотоволосого принца из сказки о Золушке, позже приобрел черты известного американского актера. Мама Лида немного смущалась, когда дочь доставала ее вопросами, но разрешала держать над кроватью фотографии голливудских красавчиков. Отец-летчик мог гордиться дочерью. Настырная и самостоятельная, она не боялась никого и ничего: ловко лазила по деревьям, сигала с крыши высоченного сарая в сугроб и верховодила отрядом мальчишек. Но когда Еве исполнилось двенадцать лет, в ее жизни произошло событие, по масштабам равное катастрофе. Соседка тетя Нюра обмолвилась девочке о том, что ее отец все эти годы обитал не на секретных авиабазах, а в соседнем подъезде, на втором этаже. По ее словам выходило, что героем-испытателем был сантехник Витька, худой, неопрятный мужичок, донельзя задавленный своей женой. Двое его сыновей, товарищи Евы по уличным проказам, были, как выяснилось, ее единокровными братьями. Суть этой истории, запутанной круче, чем мексиканский сериал, показалась девочке бредом подвыпившей женщины. Она в слезах бросилась к матери за разъяснениями, ничуть не сомневаясь в том, что Лида поднимет ее на смех, да еще, пожалуй, пристыдит. Это же надо поверить в такое! Мать неожиданно потемнела лицом и призналась еле слышно: «Ну, вот, теперь ты все знаешь». У Евы было впечатление, что мир вокруг нее внезапно сошел с ума. Представить соседа Витьку в образе летчика-испытателя никак не получалось. Вся жизнь Евы, небольшая, но яркая, закружилась со страшной скоростью и понеслась в смертельное пике. Оглушительный взрыв, за которым последовала тишина. Ева видела, как шевелятся губы матери. Лида пыталась ей что-то объяснить, но выглядела сейчас как диктор на экране телевизора с отключенным звуком. Ее лицо казалось озабоченным и страшно виноватым, но Еве до этого теперь не было никакого дела. Кинувшись на мать, она внезапно укусила ее, как делала когда-то, будучи крохой.
С тех пор девчонка стала невыносима. Если и раньше она доставляла матери много хлопот, то после случая с разоблачением отца с ней просто сладу не стало. Большую часть времени она проводила во дворе: начала курить, попробовала алкоголь, в ее речи появились выражения, которые Ева сама считала крутыми. Улица мирила ее с окружающей действительностью. Рядом с Евой находились ребята, у которых в жизни были похожие проблемы. Смешно, но оказывается, что у многих из них отцы числились в летчиках, полярниках, разведчиках и представителях других очень важных профессий, а на деле оказывались алиментщиками, командированными, алкоголиками и жуликами, отбывающими срок в тюрьме. Матери тянули жилы на работе, стремясь обеспечить себя и ребенка, некоторые откровенно попивали, понимая, что уходят лучшие годы жизни, а с ними и надежды устроить свою женскую судьбу. Здесь, на улице, рано взрослели, рано приобретали жизненный опыт, рано обзаводились семьей. Здесь ругались, дрались, спивались, умирали во цвете лет. Принадлежность к эдакой изнанке жизни давала повод многим из них бравировать собственной неустроенностью: «Да, мы такие…» Они говорили об этом с какой-то злой гордостью, противопоставляя себя другим, сытым и благополучным. Тут мечтали о больших деньгах, но не делали ничего для того, чтобы прилично заработать. Богатство, по представлению многих, должен был кто-нибудь выдать им на руки, но по коварному умыслу почему-то этого не делал. Хотя вряд ли от этого был бы прок: дармовые деньги пошли бы на водку, наркотики и веселую гулянку. Молодежь здесь не верила в любовь, хотя первый сексуальный опыт получала рано. Так случилось и с Евой. Невинность она потеряла на спор и лишний раз убедилась, что ничего возвышенного в этом деле нет. Было больно, грязно и смешно. Кино с его романтическими фильмами о любви обмануло ее не меньше, чем мать со своим рассказом о летчике-испытателе. Теперь Ева знала, что появилась на свет благодаря злой случайности. Ее мать «по глупости залетела», а отец отказался жениться. Она вынуждена была родиться потому, что ее мать пропустила все сроки обращения в женскую консультацию. Лида привязалась к ребенку, обеспечивала ее чем могла, но замуж так и не вышла. Она была хорошей женщиной, работящей, как деревенская лошадь, неприхотливой, как человек, выросший без любви и ласки. Она покорно несла свой крест, поступая так же, как поступала некогда ее мать, как делали соседки и немногочисленные подружки. Удивительно, но Ева была лишена терпения и покорности. Ее подростковый бунт затянулся надолго. Она едва не попала на скамью подсудимых, став фигуранткой одной неприятной дворовой драки. Еве еще повезло, поскольку дело в отношении ее закрыли по примирению с потерпевшим. Это стало отрезвляющим моментом, после которого жизнь девушки пришла в относительный порядок. Она закончила медицинское училище и пошла работать в больницу, где, несмотря на ее норов, ее полюбили больные и персонал. Грязной работы она не гнушалась, могла устроить выволочку ленивой санитарке, а могла и сама вынести судно. Своей твердой рукой, которой она некогда могла разбить нос недругу, теперь она ставила уколы и клизмы, причем у нее получалось это так ловко, что больные выстраивались в очередь, предпочитая делать неприятные процедуры именно у Евы. Кроме того, ее веселый нрав и дерзкий язык вселяли окружающим уверенность в том, что приключившиеся с ними болезни временны и не оставят после себя ни вреда, ни следа. Так она жила до тех пор, пока в ее жизни не произошло главное событие. Она встретила Артема…
– Сидит великолепно, – подтвердила продавец, с удовольствием глядя на стройную фигуру клиентки. Платье с незабудками на корсаже пришлось впору, точно его шили на заказ. Правда, облик девушки мало напоминал романтическую героиню. Слишком много в ней было искрометной энергии, слишком беспокойно сияли ее зеленые глаза, а веснушки на ее открытой груди и плечах выглядели слишком вызывающе. В ней всего было слишком. Но ценник на платье был впечатляющим, и позволить себе такие расходы могла совсем не бедная невеста.
– Недурно, – раздался рядом насмешливый голос, и, оглянувшись, Ева увидела Жанну Лисовец. – Вот только куда надеть такую прелесть? На Новый год, чтобы снегурочка умерла от зависти?
– Здравствуй, Жанна, я тоже рада тебя видеть, – ответила Ева с самой лучезарной улыбкой, которую могла себе позволить. В самом деле, стоит ли обижаться на бедную девушку, которая имела на Артема какие-то виды? – Просто я выхожу замуж и выбираю себе наряд.
– Ты выходишь замуж? – делано удивилась Лисовец. – Вот так фокус! И кто этот счастливчик?
– Я не думаю, что это такой секрет для тебя. Разумеется, это Артем, – сказала Ева, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. Жене Винницкого нужно уметь сохранять свое достоинство в любой ситуации.
– Что-то я не вижу рядом счастливого жениха, – издевательским тоном произнесла Жанна, делая вид, что ищет глазами Артема.
– Артем в отъезде. После того, как он вернется с научной конференции, мы объявим о своей помолвке.
Винницкий и вправду уехал на какую-то конференцию не то в Омск, не то в Томск. Он отсутствовал уже три недели, и это страшно беспокоило Еву. Она опасалась, что с ним может произойти несчастный случай. На него могли напасть хулиганы. Он мог даже заболеть и не сообщить ей об этом. Телефон предательски молчал, и нервы Евы были как натянутые струны.
– Значит, теперь это называется научная конференция? – произнесла Жанна, поджимая губы и становясь еще больше похожей на глупую куклу из магазина. Таким отвратительным пластмассовым созданиям маленькая Ева всегда выковыривала в детстве глаза.
Лисовец подошла к журнальному столику, на котором помимо вазочки с леденцами находилась целая кипа журналов для скучающих в ожидании посетителей. Порывшись в глянцевой куче, Жанна извлекла оттуда рекламный сборник «Огни большого города» и походкой от бедра приблизилась к Еве.
– Полюбуйся, – сказала она, раскрыв предпоследнюю страницу светской хроники. Оттуда глянуло на Еву хорошо знакомое лицо. Вернее, их было два. «Артем Винницкий со спутницей», – прочитала она, и строчка внезапно расплылась перед ее глазами.
– Ну и что? – спросила она бесцветным голосом.
