бельмо слепца. Мальчишка рядом с ним монотонно шмыгал носом.
— Ну, я же сказал! — победно заявил он, когда Роман отодвинулся и грохнул в дверь кулаком, а потом подергал ее туда-сюда. — Она не откроет.
— Просто никого нет дома, — раздраженно сказал Роман — не столько ему, сколько самому себе. — Вот и все.
Собственно, это действительно было все. Пусть изобретательный мальчишка сидит тут и ждет, а он, Роман, пойдет домой. Вообще не нужно было сюда приходить. Пацан бы и сам дошел спокойно — пройти от одного дома до другого — дело нехитрое и для четырехлетнего.
— Она дома, — Денис посмотрел на него каким-то удивительно взрослым взглядом, и по затылку Романа отчего-то вновь заелозили холодные щекочущие лапки. У четырехлетних мальчишек не бывает, не должно быть таких взглядов. Словно ребенок, выйдя из квартиры, что-то вынес из нее в своих глазах, и это что-то…
— Я тебе покажу, — Денис схватил его за рукав рубашки и потянул к выходу из подъезда. — Ты можешь залезть на окно. Я тебе покажу, какое. Скажешь ей, чтобы она спустилась и открыла дверь.
Роман, мысленно ругаясь на чем свет стоит, позволил маленькой руке вывести себя из подъезда. Денис остановился и показал на второе от подъездной двери окно, забранное узорчатой облезлой решеткой и почти полностью спрятавшееся за большим кустом шиповника. Роман неуверенно оглянулся на многолюдный двор и почесал затылок.
— Только этого не хватало!.. Ладно, подожди в подъезде.
— Я буду тут, — Денис плюхнулся на скамейку и тут же заболтал ногами. Савицкий огляделся еще раз и перебрался через низкий заборчик. Прошел между кустиками фиалок, вспугнул кошку, блаженствовавшую под кустом шиповника, ухватился за прут решетки и подтянулся, поставив ногу на выступ. Перехватил прут повыше и забрался на железный подоконник, который тут же предательски грохотнул под его тяжестью.
Бледно-синие шторы на окне были задернуты наполовину, оставляя для обзора пространство шириной чуть больше полуметра, и Роман, держась одной рукой за решетку, а ладонь другой ребром прижав к виску, наклонился, заглядывая в окно, для чего ему пришлось прижаться к решетке лицом. Та была очень холодной и шершавой.
Даже блеклого пасмурного света улицы хватило, чтобы контраст в сочетании с полузакрытыми шторами сделал комнату за стеклом довольно темной, но все же Роман разглядел достаточно.
Женщина, которую звали Оля, не была абсолютно голой. На ней были ярко-красные кружевные трусики, сползшие и лишь наполовину прикрывавшие бледные ягодицы, а на правой ноге — розовый тапочек с пушистым помпоном, который болтался, зацепившись за большой палец. Второй тапочек лежал на полу среди осколков разбитой люстры, место которой теперь занимало человеческое тело, неподвижно висевшее спиной к окну на фоне книжного шкафа. Голова женщины склонилась вперед и влево, и белый толстый провод выныривал из темно-рыжих прядей волос на затылке и тянулся к потолку, захлестнутый за удерживавший люстру крюк. Руки с полусогнутыми пальцами ровно и как-то удивительно безмятежно свисали вдоль бедер, и на правом запястье нарядно блестел золотистый браслет часов.
Он смотрел на нее почти две секунды, которые, казалось, растянулись на годы. Взгляд не охватывал всей открывшейся ему картины, выдергивая из нее отдельные рваные моменты, как дрожащие пальцы вырывают клочки со словами из скомканного газетного листа, и, как Роман ни был ошеломлен, он успел осознать две вещи, прежде чем спрыгнуть с подоконника. Во-первых, женщина под потолком была мертва, причем случилось это не пять и не десять минут назад, и даже не полчаса.
…Я тут давно…
Во-вторых, расстояние от пола до ног со скрюченными, сведенными судорогой пальцами было больше полуметра, и на этом полу не было ничего, похожего на отброшенный стул или еще что-то, с помощью чего женщина могла бы дотянуться до крюка, привязать петлю и надеть ее себе на шею. Вокруг было пустое пространство, и ближайшая мебель — пухлое пестрое кресло, стояла слишком далеко — не вскочила же она с него в петлю прицельным прыжком?!
Тело вдруг легко качнулось, словно кто-то невидимый подтолкнул его, и начало медленно поворачиваться, продолжая слабо раскачиваться из стороны в сторону, — жуткий маятник в виде человека. Нога женщины дернулась, тапочек свалился с нее и беззвучно шлепнулся на пол, и в тот же момент Роман развернулся и спрыгнул в палисадник, еще в полете услышав женский крик.
— Эй, ты что это там делаешь?! Ворюга! Сейчас милицию вызову!
— Вызывай! — заорал Роман, приземлившись чуть ли не в колючий шиповник и мгновенно вскакивая на ноги. Он вылетел из палисадника — туда, где возле двери в подъезд стояла та самая женщина, с которой он недавно столкнулся. — И «скорую»! Да живее, что ты стоишь, дура! — он зло впихнул ее в подъезд. Женщина хотела было снова закричать — на этот раз от испуга, но увидев выражение лица Савицкого, развернулась и проворно засеменила по лестнице. Роман хлопнул себя по бокам — ну, конечно, куртку он оставил дома, а вместе с ней и сотовый. Он глянул на скамейку, где оставался сидеть Денис. Скамейка была пуста. Роман суматошно огляделся — нет, нигде не видать мальчишки. Ну и черт с ним, потом найдет! Он с грохотом влетел в подъезд, в два прыжка взлетел по лестнице и на третьем прыжке въехал в дверь плечом. Дверь дрогнула, но выдержала. Роман ударил еще раз. Женщина позади него скрежетала ключом в замке и испуганно-жадно спрашивала:
— Что-то с Ольгой Матвеевной, да? Что-то с Ольгой Матвеевной?
В тот момент, когда Савицкий примеривался к третьему нападению на упрямую дверь, из соседней квартиры выглянул сонный мужичок в тренировочных штанах и раздраженно осведомился:
— Ты какого… здесь на… творишь?!
— Помоги с дверью… там баба в петле… вроде жива еще…
Мужичок изумленно вытаращил глаза, и из-за его плеча тотчас выглянуло худое женское лицо с прилипшим к нижней губе листиком петрушки и угрожающе сказало:
— Вася, не суйся не в свое дело! Потом не оберешься…
— Уйди! — рявкнул мужичок и подскочил к Роману. Женщина осталась стоять на пороге, глядя на них с настороженным любопытством и что-то жуя. — Давай… раз, два… три!
Они слаженно ударили в дверь, и на этот раз замок не выдержал. Что-то кракнуло, дверь просела, и Савицкий с мужичком по инерции влетели в квартиру, сметя по дороге тумбочку, с которой с дребезгом посыпалось какое-то барахло, и в воздухе тотчас разлился густой запах жасмина. Роман, не останавливаясь, перепрыгнул через упавшую тумбочку и бегом кинулся в комнату. Он слышал, как мужичок, ругаясь, топает следом. Кто-то взвизгнул за его спиной, да так громко, что у Романа зазвенело в ушах. Мотнув головой, он подскочил к висящему телу, которое все еще чуть покачивалось, обхватил за лодыжки, чтоб приподнять, но тотчас отдернул руки и отпрянул назад, и потревоженное тело медленно закружилось, отчего свисавшие рыжие волосы мотнулись туда-сюда, и тусклый сеявшийся из окна свет заиграл на часах и золотых кольцах. Мужичок рядом с Романом шумно вздохнул, потрогал женщину за щиколотку двумя пальцами и тотчас, скривившись, вытер руку о штаны.
— Да она уж остыла, бедная, — он перекрестился и снова вздохнул. — Жаль, хорошая была женщина… Что ж она… да еще в таком виде…
— Кошмар какой! — дрожащим голосом осуждающе сказала худая женщина, стоявшая позади него. Ее глаза бегали вверх-вниз, жадно впитывая все подробности. — Оделась бы хоть…
Савицкий, все еще стоявший с протянутыми руками и ошеломленно смотревший на голый живот повешенной, кожа на котором приобрела бледно-серый оттенок, краем сознания уловил в женском голосе странные нотки недоумения и вздрогнул, опуская руки, и в этот момент нежданный помощник зло, с нажимом сказал:
— Иди домой, Катька! Иди и Райку сюда не пускай — точно ведь сейчас прискачет поглазеть!..
Женщина что-то недовольно ответила, сзади послышалась возня, потом звук пощечины, но Роман не обернулся, сжимая и разжимая пальцы, которые все еще хранили неприятное ощущение от прикосновения к холодной, неживой плоти. Он думал о мальчишке, который сейчас возится где-то во дворе или пристает к кому-нибудь, чтоб ему почитали.
… ей, наверное, там холодно… зачем она туда залезла?..
Да только, похоже, залезла она туда не сама.
