– И тут начинается самое интересное. Пойми, я надеюсь, что он считает, что убийством Марджиани занимаешься ты, и только ты! Я же, по его представлениям, послан сюда с одной-единственной целью – утопить его как политика.
– Что недалеко от истины, – проворчал Крячко.
– Как только ты нас оставляешь наедине, он начинает отчаянно торговаться. Первым делом он прямым текстом сдает мне Епифанова. Не понимаешь? Это значит: я согласен проиграть на этом поле, шейте мне криминал через связь с Епифановым, доказать вы ничего не сможете, но политически угробите качественно. Нет, друг ты мой, я не фантазирую! Потому что именно это он мне и говорит прямо в лицо, разве чуть другими словами. Самое главное – ему надо понять: известно ли нам, за что убили Марджиани? И он теряется настолько, что так же, впрямую, меня об этом спрашивает! А при тебе он на это не пошел бы!
– И ты?
– Не говорю ни «да», ни «нет», но психологически на него давлю. Спасибо Димке с его хитрой программой: я теперь знаю, что пути Баранова и Марджиани пересекались еще в 95-м году, да и потом они тоже работали вместе, и знаешь, где? На фондовом рынке! Деньги – Баранова, информация и профессиональное брокерство – Марджиани. Неплохо наваривали. А когда я сегодня, послав из инфоцентра УВД запрос…
– То-то я и думаю, что ты застрял там, – перебил Льва Крячко, – скоро совсем свихнешься с компьютерами этими да информатикой своей.
– Так вот, когда я узнаю, что Марджиани последнее время довольно интенсивно скупал акции компании «Герш-Вестфаленхютте», которые, кстати, растут в цене… Все становится предельно ясно. В разговоре с «ягненком» я об этих забавных подробностях упоминаю, и физиономия господина Баранова становится совсем кислой. А когда я самым невинным тоном интересуюсь, кто это ему звонил в прошлую субботу по межгороду и о чем он беседовал с ректором прославленной вольной академии… Кстати, о смерти Переверзева он ничего не знал, чуть в обморок от удивления и ужаса не свалился, такое не сыграешь!
– Ты его провоцируешь! – снова перебил друга Станислав, все более возбуждающийся.
– Догадался наконец! – довольно заметил Гуров. – Именно. И он не выдерживает. Резко обрывает разговор на эти темы. Он в своем праве, это не допрос, в конце концов.
– Вся слабость нашего положения, – с досадой сказал Крячко, – в том и заключается, что не очень видно, как дело до допросов довести! И этот иммунитет его пресловутый…
– Но меня, заметь, за дверь не выставляет, – продолжил ничуть не обескураженный крячковской репликой Гуров, – а снова заводит бодягу про смертельную угрозу ему лично, но уже в другом ключе и стиле. Дескать, вы, Лев Иванович, мне подробно растолковали, как я порезвился на поле, которое криминальная братва считает своим. Признавать я, Лев Иванович, этого не признаю, хотя и отрицать не отрицаю. Мы, мол, оба умные люди, а домыслы, они и есть домыслы.
Гуров помолчал, вспоминая этот важнейший момент психологической дуэли с Барановым. Борьба с этим человеком все больше напоминала Льву вываживание крупной, сильной и хитрой рыбины, которая, того и гляди, сорвется с крючка. Надо вовремя давать слабину, приотпускать леску. Что он и сделал.
– Верно, отвечаю я ему, хорошую детективную повестушку на таком материале можно сотворить, а вот уголовное дело… А сам думаю, к чему это он ведет, хотя уже догадываюсь. И точно…
– Он тебе лепит, что версию твою и уголовнички разделяют, разве что не столь детально проработанную, – в свою очередь, догадался Крячко, – так? А над ними прокурорского надзора, как известно, нет. И, мол, не сегодня-завтра они его возьмут за задницу.
– Точно так. После чего, считай прямым текстом, предлагает мне взятку. Сначала этак, с подкупающей искренностью, заявляет, что в местных стражей порядка не верит ни на грош: они, мол, хороши только трупы собирать, а вот в нас с тобой… Заметь, в нас! Догадался, стервец такой, что мы связаны и в одной команде, хоть тебя в этот момент рядом не было. Как я этого не хотел! Потому и тебя убирал под конец. Понял теперь?
– Выходит, – улыбнулся Станислав, – умней «ягненочек» оказался, чем ты думал?
– Выходит, так. А дальше предлагает нам с тобой оказать ему посильную помощь в возможной разборке с недовольными авторитетами. Он, видишь ли, готов простимулировать наше согласие; мало того, почтет за честь служить живцом в грядущем доблестном разгроме славоярского криминала, лишь бы два московских опера стояли за его спиной и подстраховывали. Изящно? Слово «деньги» произнесено так и не было. Стимул. Понимай как хочешь! В том числе и в смысле сугубо отрицательном. Потому как глаза у него при этих вроде бы приятных рассуждениях, предложениях и реверансах злые и колючие, как у цепного кобеля.
– И что ты?
– Теперь уже я сворачиваю разговор. Но перед расставанием говорю ему доверительно: «А вы знаете происхождение слова „стимул“? Так называлась палка, которой древний грек погонял быка…» По-моему, намек он понял верно. Заюлил, завертел хвостом: «Вы, Лев Иванович, правильно меня поймите…» – Гуров перебил сам себя: – Какой для него самый лучший выход из создавшейся ситуации? Ну, давай, сыграй за него!
– Спровоцировать разборку, – немного подумав, отозвался Крячко. – Может быть, даже спектакль устроить. И надеяться, что если мы ввяжемся, то кому-то из нас, а лучше бы двоим, судьбина злая уготовит пульку.
– И, возможно, судьбине той чуточку помочь. А списать все на братков. Это, конечно, пиковый вариант, но его со счетов не сбросишь. Потому и чищу ржавый шпалер.
– Так. Но если мы не впряжемся? Ведь нас никто не обязывал его задницу прикрывать!
– Он, Станислав, психолог. И хороший. Уверен, что если я запустил в него клыки, то за здорово живешь на съедение братве не отдам, постараюсь сам загрызть. Плюс поиметь на этом определенную выгоду. И он совершенно прав. Кроме того, Баранов немного теряет, и в случае нашего отказа он по-любому жертва бандитского беспредела, что дает определенные моральные дивиденды, тем более что мы, будучи предупрежденными, в помощи ему отказали. А в сочетании с его трижды проклятым депутатским иммунитетом это делает его скользким до невозможности. Фигушки ухватишь. И такой вариант Баранов тоже имеет в виду, на заднем плане, так сказать. Но, по большому счету, он не сомневается, что мы, как ты выразился, «впряжемся». У меня и вещественное доказательство имеется. Серьезности намерений.
– Ну-ка, ну-ка. – Лицо Крячко сразу сделалось очень любопытным.
– Он, прощаясь, мне вручил некую электронную игрушку. Талантливо переделанный тональный бипер. Знаешь, какие на мультиответчиках стоят. И пояснил, что штучка эта хитрая работает в одностороннем режиме, только на прием с его личного и секретного сотовика. Вот, дескать, когда нехорошие люди начнут его за известное место хватать, она и забипает тонально. После чего он мне одному во всей вселенной скажет, где и как его спасать! Я взял.
– У меня сразу три вопроса, – сказал явно обеспокоенный Крячко. – Первое: тебе не приходило в голову, что игрушка эта и на передачу работает? Где она у тебя, не с собой ли? Может, он нас сейчас со всем усердием прослушивает?
– Ты шестой десяток разменял, а ума не нажил, – укоризненно покачал головой Лев. – Почти наверняка работает. Только вот прослушивает клиент хриплое дыхание бутягинской Пальмы, в чьей будке и лежит сейчас завернутый в пакетик тональный бипер. Под подстилкой. Мелкая пакость с моей стороны, чтоб дураками совсем не считал. Это пока мы беседуем, а в дальнейшем, когда мы дома, я договорюсь с Андреем Петровичем: пусть у себя держит, под рукой, и, когда надо, нам свистнет. А если уходим – пусть у меня будет. Второй твой вопрос не трудись задавать, отвечаю сразу. Смерть Мещерякова при взрыве мобильника, когда мы убийство академика расследовали, у меня в памяти крепко отложилась. Я в барановском присутствии машинку разобрал и убедился, что ничего взрывчатого-отравляющего там нет. Угадал я? Ну вот видишь… Третий вопрос?
– Ну, бипнет электроника. Мы что же, так и попремся в ловушку по первому зову?
– Ага. Без ведома руководства, рискуя лампасами. И попадемся непременно. Только вот тот, кто ловушку насторожил, быстро убедится, что поймал он не совсем желаемое. Не по зубам добыча окажется. Это, позволь тебе напомнить, один из радикальных способов выхода на «момент истины». А что риск есть, то куда ж мы без риска?
Время за разговором пролетело совершенно незаметно, и Крячко с некоторым удивлением увидел, что гуровский «штайр» вычищен и собран, а за окошком совсем стемнело.
