— Изгнание из пределов Алтая большевиков! — быстро ответил адвокат. — Образование независимой и суверенной республики во главе с парламентом. Полное и категорическое отделение от России! Внешнеполитическая ориентация на Запад, который, несомненно, окажет нам моральную и материальную поддержку.
— Здорово! — зло сказал я. — Ну, а землю кому? Помещикам, что ли?
— Какую землю? — изумился адвокат. — Вот эту? — Он широко обвел рукой вокруг и засмеялся. — Бесплодные, дикие степи вы, сударь, называете землей? Полноте, тут вам не Россия... На этой земле, кроме степного ковыля, никогда ничего не росло и расти не будет! Если же ваш вопрос следует понимать в смысле нашего отношения к туземцам, то... — Он протер пенсне. — Ойроты — некультурный, отсталый народ! Стоит ли с ними считаться? Кочевники. Такими они останутся и через триста лет.
— Блестящая программа! — восхитился я, испытывая большое желание взять этого «депутата» за шиворот и поддать ему хорошего пинка.
Нет, господа «защитники»! Не суждено осуществиться вашим хитроумным планам. Только вместе с русским народом алтайцы построят новую жизнь. Так думаем мы, большевики.
Конечно, я не сказал этого вслух... Вежливо простившись с разговорчивым «депутатом», я зашагал по улице в центре села. Мимо сновали пьяные казаки в распахнутых шинелях, хмурые мужики. Никто не обращал на меня внимания. Вдруг я остановился как вкопанный. Навстречу шла Соня. С самого утра я думал с том, как мне держаться с нею, но сейчас от неожиданности потерял дар речи. Она была в белом тулупчике, стянутом широким кожаным ремнем, и в новеньких белых бурках. Ее нежное лицо раскраснелось на морозе. Длинные ресницы и прядка, выбившаяся из-под шапки, покрылись инеем. Едва не налетев на меня, она пробормотала: «Извините!» — и, не узнав, прошла мимо. Но через несколько шагов обернулась. Во взгляде ее было недоверие и мучительное желание что-то вспомнить.
— Федор?! — Она приблизилась ко мне.
— Здравствуй, Соня! — тихо сказал я. — Пойдем отсюда, на нас могут обратить внимание!
Она гневно сверкнула глазами, но промолчала. Мы пересекли двор, где сушилось жесткое, как фанера, белье. В сенях пахло кислой капустой и куриным пометом. Плотно прикрыв дверь маленькой комнатки с подслеповатым окном. Соня сорвала шапку, кое-как сколола шпильками рассыпавшиеся волосы и сухо спросила:
— Зачем вы пришли?
— Чтобы увидеть вас, Соня! — эти слова вырвались у меня прежде, чем я успел обдумать ответ.
— Меня? — вспыхнула она до самых ушей.
— Я думал о вас все эти дни! — сказал я, убеждая себя, что говорю это только во имя той самой военной хитрости, о которой твердил Волошин. — Мне горько, что так велико расстояние между нами, что вы, с вашей чистой душой, так страшно заблуждаетесь! С кем вы, Соня?! С людьми, которые веками жили за счет народа. Неужели вам непонятно, Соня, на чьей стороне правда? Еще не поздно, вы можете загладить вину перед народом.
— Замолчите! — сдавленно крикнула она. — Зачем вам это нужно? Что вы хотите от меня?
— Хочу, чтобы вы... чтобы ты была вместе с нами... Со мной!
В эту минуту я верил, что мое желание сбудется.
Соня смотрела на меня с мольбой, словно прося разрешить ее сомнения. Я чувствовал, что она настроена далеко не так непримиримо, как в прошлый раз, и готова слушать меня.
Как часто потом вспоминал я эту маленькую комнатку! Мы сидели рядом и говорили, говорили... Я рассказал о своем детстве, о гибели отца, о тюрьме. Выслушал простую историю о шаловливой девочке из богатой семьи, рано появившемся желании прожить жизнь не зря, о том, как трудно ей разобраться в происходящих вокруг событиях.
А когда стемнело, мы уже сидели, тесно прижавшись друг к другу.
— Я не верю... — тихо говорила Соня, щекоча мне лицо теплым дыханием. — Не верю, что нашла тебя... Как это случилось? Наверно, сама судьба предназначала нас друг для друга. Страшно подумать, что мы расстанемся!
— Поедешь со мной?
— Да, да!
— Я хочу, чтобы ты поверила в мою правду, стала моим верным товарищем, чтобы ты...
В сенях послышались тяжелые шаги. Раздался стук.
— Сонечка, ты спишь?
— Это Костя Мешков, прапорщик, — шепнула она.
А прапорщик уже открыл дверь. Увидев меня, он оторопел.
— Рад познакомиться. Мешков!
— Очень приятно. Подполковник Драчев.
— Ах, это вы и есть посланец генерала Соболевского? — мрачно произнес прапорщик. — Ступайте к командующему. Вас ждут.
— Благодарю.
Хлопнула дверь. Соня смотрела на меня с изумлением.
— Подполковник? Посланец генерала? — Она встала. — Значит, вы просто шпион? И все, что говорили мне, — ложь?!
— Нет, Соня! — я ласково обнял ее. — Я люблю тебя. Но если бы здесь не было тебя, под именем Драчева приехал бы другой человек. Нам нужны адреса и фамилии заговорщиков в Крайске. И ты должна нам помочь. А потом мы вместе уедем.
Она молчала. Я надел поддевку и вышел.
На улице было морозно. Вокруг луны расплывался радужный круг. Окна штаба сияли огнями. Еще из сеней я услышал звуки гармошки, звон бутылок и пьяные голоса. Пир был в разгаре. Степняк, в накинутом на плечи кителе, из-под которого виднелась белая сорочка, наливал вино. Увидев меня, он выкатил белесые глаза:
— Где вы пропадали, подполковник? Штрафную!
Я выпил рюмку противного, вонючего самогона и огляделся. За столом не увидел ни одного «депутата». Здесь сидели мужчины с крепкими бритыми затылками и обветренными лицами; в них сразу можно было угадать кадровых военных. Я придвинул скамью к Степняку и осторожно начал:
— Мне пора уезжать, Анисим Акинфович! Не посоветуете, у кого можно остановиться в Крайске? Там есть у вас надежные люди?
«Командующий» хотел ответить, но в этот момент к нему подошел Осип Чернов и что-то тихо зашептал.
— Подполковник Драчев!.. — донеслось до меня.
Почувствовав неладное, я встал и хотел выйти. Но часовые, повинуясь знаку Степняка, скрестили штыки.
— В чем дело? — притворился я удивленным.
— Прошу вас подойти, господин подполковник! — сказал Степняк. Лицо его вдруг побагровело. Он оглушительно стукнул кулаком по столу и закричал: — Большевик! Шпион!
Все вскочили. По полу покатился стул. Зазвенела рюмка. Степняк бешено вытаскивал из кармана тяжелый маузер, который, на мое счастье, зацепился рукояткой за одежду. Чернов продолжал шепотом убеждать в чем-то своего начальника.
— К дьяволу! — заорал Степняк, но пистолет оставил в покое.
Тем временем ко мне подошел Алпамысов, одетый на этот раз в форму пехотного капитана. Он насмешливо оглядел меня и, протянув руку, оторвал мои усы.
— Большой зверь прибежал! — удовлетворенно сказал он — Сам товарищ председатель Федя!
— Братченко? — Степняк отстранил Осипа Чернова. — Ладно! Утром поговорим. Уведите.
Меня схватили под руки два казака. У крыльца я заметил Соню. Лицо ее было бело как снег. Передо мной словно молния блеснула. Неужели это она предала? Я в упор посмотрел на нее. Соня не отвела потемневших глаз. Если не она, то кто, кто же еще мог? Ни один человек здесь не знал меня... И вспомнилась вдруг циничная усмешка Малинина: «Да она, Сонька эта, всем офицерам известная!»
