– Что у вас элементарно? Теория относительности?
Двое молодых людей в потертых джинсах и кожаных безрукавках весело и шумно уселись рядом за столиком.
– Что дамы будут пить? – Тот, кого звали Мишелем, был загорелым высоким юношей с крупными и выразительными чертами лица римского легионера, но с необычайно добрыми глазами и улыбкой.
Леон был поменьше ростом, но более импозантен – длинные черные волосы, собранные на затылке в пышный хвост, яркие губы и ослепительная белозубая улыбка отпетого бабника. Ему уже строила глазки официантка, белокурая остроглазая пигалица в мини-юбке и непонятной верхней части одежды – то ли это был слишком откровенный топ, то ли очень закрытый бюстгальтер.
– Лео, скажи этой белой крысе, пускай валит. Она меня раздражает, – шепнула на ухо Леону Роза.
– Вот сама и скажи, я не хамлю девушкам.
– А мне ты можешь хамить?
Дженнифер растерялась. Она покраснела и посмотрела на Мишеля, стараясь понять, как надо вести себе в такой ситуации. Мишель ласково улыбнулся ей и спросил, можно ли ей пиво.
– Наверно, не стоит, – вдруг ответила Дженнифер, решившая перед этим напиться и забыться.
– А я буду, – заявила Роза. – Лео, ты знаешь, какое я люблю.
В это время Дженнифер оглядывала зал и стойку бара. На секунду ей стало нехорошо. Вместо бармена она увидела своего профессора русской литературы. В голове у нее пролетело сто мыслей одна глупее другой. Неужели это какой-то рейд по выявлению пьющих несовершеннолетних студенток. Господи, прощай, стипендия! Что я скажу маме…
– Роза, там за стойкой наш профессор… Не пей пиво, пожалуйста…
– Да ну тебя, я не учусь в вашем университете.
– Все равно не надо, ты же со мной…
– У тебя глюки. Профессор-бармен, это круто.
Мишель посмотрел в сторону бара. Потом привстал и помахал рукою бармену.
– Ты его знаешь? – с удивлением спросила Дженнифер.
– Конечно, это мой хороший знакомый, профессор Олден. Он здесь подрабатывает по вечерам. Ты слышала его историю? Его жена три года назад попала в автокатастрофу и теперь лежит в коме. Он не хочет отключать аппарат, а страховка отказывается платить после трех лет. Теперь он работает на двух работах – в университете и в баре. Это бар его приятеля. Слушайте, пойдемте закажем у него что-нибудь для нас всех, надо поддержать его.
– Я не пойду. Мне неудобно.
– Дженни, а ты возьми сок. Что тебе неудобно? Из-за меня? Я вполне приличный парень, он меня знает лет восемь. Пошли, малышка, не дрейфь!
Ребята подошли к бару. Потупившись, Дженнифер поздоровалась с профессором. Ловко орудуя металлическим шейкером, Олден как ни в чем не бывало заметил:
– Завтра твой доклад, не забыла?
– Нет, сэр, – пискнула Дженнифер краснея, – рада вас видеть… Вы здесь каждый вечер?
– Почти. Кроме понедельника и воскресенья.
Дженнифер как зачарованная следила за руками профессора. Он был здесь не такой, как в аудитории. Более открытый, что ли. Как ни странно, но ему очень шла фирменная черная футболка с серебристой надписью «Авиатор».
– Вы похожи на Мела Гибсона… – вдруг сказала ему Дженнифер.
– Это комплимент? А в каком фильме?
– А он во всех фильмах одинаковый… такой героически положительный, – заметил Мишель. – Вот если бы вас сравнили с Де Ниро, тогда стоило бы задуматься, обижаться или нет.
Дженнифер хотела возразить Мишелю, но почему-то ей стало неинтересно с ним общаться. Еще недавно она предвкушала возможность флирта. А может быть, и романа с красивым рокером, но после встречи с профессором ей вдруг стало скучно с молодыми людьми. Ей хотелось стоять у стойки бара и смотреть на руки Олдена, на его лицо, улыбку и ни о чем не думать, а только смотреть.
– Ну мы пойдем, Мэтью, – сказал Мишель. – Спасибо за коктейли и сок.
– Счастливо, ребята. Девушки, надеюсь, вас довезут?
– Разберемся…
Они вернулись к столику, но тут опять громко заиграла музыка и все начали танцевать.
Возвращались домой на мотоциклах. Дженнифер села за спиной Мишеля, не показывая вида, что ей страшно. Когда мотоцикл рванулся, она стиснула зубы и стала шептать смешную молитву, которой ее научила няня в детстве: «Иисус Христос, люблю тебя, спасай меня, не бросай меня». Но потом страх прошел. Ветер бил по ногам, а голова была зажата шлемом, как двумя крепкими кулаками. Дженнифер даже не успела перевести дух, как они уже встали возле их дома. Она слезла с мотоцикла. Ноги у нее подкашивались и дрожали мелкой дрожью. Шлем никак не хотел сниматься. Мишель осторожно расстегнул его на подбородке и медленно стащил с ее головы.
– Давайте зайдем к нам… Посидим немного. Я вас приглашаю.
Ребята неожиданно сразу согласились.
– Кофе сваришь? – спросил ее Мишель. – А то мы, кажется, выпили лишнего. Надо посидеть немного, это точно.
Ребята вошли в темную прихожую, Дженнифер бросилась включать везде свет.
– Роза, можно тебя… – шепнула она подруге. – Я не умею варить кофе. Помоги.
– Дай им растворимого. Чего там уметь…
– У нас его нет. Мама считает, что его пить вредно. У нас только зерна.
– У тебя же кофеварка.
– Я не умею ею пользоваться.
– Ты чего, того? Больная на голову? Учись, пока я жива…
Пока девушки возились на кухне, молодые люди отдыхали в гостиной.
– Ну и как тебе малышки? – спросил Леон. – Смешные, прикольные…
– Да уж очень маленькие. Я не люблю детский сад. Чего с ними делать? Покатаем пару раз, а дальше? Сводим в зоопарк?
– Да ладно, какие они маленькие, они уже совершеннолетние. Эта Роза такая отвязная, еще чуть-чуть – и она будет готова для беседы вплотную.
– А у меня такое чувство, будто я опять пошел учиться в среднюю школу. Дискотека, кино… дежавю.
– Ладно, не умничай. Чем еще заниматься с девицами? Обязательная культурная программа. А, кстати, чем плох зоопарк? Подводишь ее к вольеру с тигром…Ой, боюсь! И кидается тебе на грудь. Или стоишь перед клеткой. А там обезьянки трахаются. Сразу поймешь по реакции, чего от нее ждать в ближайшие полчаса.
– Мне надоело снимать девочек для элементарного траха. Как будто один и тот же диск ставишь. Быстро надоедает. Хочу влюбиться, страдать, сходить с ума.
– А ты вообще как, на учете не состоишь? Может, ты стихи пишешь?
– Нет, но, говорят, все пишут, когда влюбляются.
– Я не верю в любовь. Вернее, в мужскую. Самовнушение. Мы в нее играем. Потому что так принято. Просто желание обуревает, сначала он встает, потом мозги встают раком, а потом все снова возвращается на место. И опять нет никакой любви. На море штиль. Любят только женщины, это у них одна из форм материнского инстинкта.
В это самое время кто-то отворил входную дверь. На пороге стояла Рейчел.
Мишель сразу вскочил на ноги. Леон, глядя на друга, тоже медленно поднялся с места.
– Здравствуйте, мэм. Нас пригласила Дженнифер…
– Я поняла. Очень приятно. Я ее мама. Извините, что приехала раньше времени. Но я вам не буду мешать, так что сидите. – Рейчел прошла на кухню.
Там шипела кофеварка, а девушки ставили на поднос чашки.
– Мама, Леон кузен Розы, а Мишель его друг. Они очень хорошие…
