Валерия. Только вместо длинного пиджака поверх галифе была надета белая свободная кофта с большим вырезом, а на шее висело то самое жемчужное ожерелье, что он выбросил час назад в колодец!
Малаец помог Валерии сесть на белого коня.
Процессия двинулась дальше.
Никто из слуг не двинулся, не проронил ни слова.
В полном молчании, под нарастающую музыку гимна, в котором все более и более звучали нотки болезненности, процессия выехала из сада и стала удаляться по дороге.
Как пригвожденный смотрел на это Иннокентий. Он хотел двинуться, но не мог. Ноги его не слушались, он окаменел.
Процессия уже терялась вдали, медленно-медленно отъезжая. Только пыль вилась по дороге.
Наконец Иннокентий смог сдвинуться с места, побежал по лестнице вниз, спотыкаясь и чуть не падая, пробежал спальню, выбежал в сад и наткнулся на пустой пьедестал, где прежде стояла статуя сатира. Теперь на нем валялся лишь кинжал, которым Иннокентий убил Венедикта.
Иннокентий рухнул к подножию пустого пьедестала, обнимая его руками, и замер так. А песня удовлетворенной, разрушительной любви уходила в высоту, в самое небо, откуда так хорошо было видно растерзанное пустое имение, дом с распахнутыми дверями, растерянных слуг и хозяина, который еще вчера полагал, что владеет и этим домом, и своим счастьем, и своим будущим.
