существование объективных законов, тем самым происходит абсолютизация свободы. И тот и другой вариант – крайности, не учитывают диалектику соотношения необходимости и случайности и специфики законов общества.
Важнейшим признаком свободы является выбор из множества линий поведения человека. Свобода есть там, где есть выбор цели деятельности, выбор средств, ведущих к достижению цели, выбор поступков в определенной жизненной ситуации. Но объективным основанием ситуации выбора является объективное существование спектра возможностей, определяемых действием объективных законов.
В границах допустимого законами, в области возможного, человек обладает свободой выбора, и то, что произойдет, зависит от его выбора. Когда эти границы не осознаются, может появиться иллюзия отсутствия социальных законов и полной зависимости социальных процессов от воли людей (это когда воля не выходит за границы возможного). Если же желания и цели человека наталкиваются на границы возможного, на ограничительное действие законов, у него может появиться иллюзия фатальной предопределенности социальных процессов и полного бессилия людей повлиять на них.
Ситуация выбора – это еще предпосылка свободы, свободного действия. Сам же выбор определяется рядом факторов: целевыми установками, характером практической деятельности, знаниями. Особенно хочется подчеркнуть роль знаний в выборе. Человек выбирает ту линию поведения, которая представляется ему наиболее значимой, полезной, ценной, а определить это возможно на основе знаний.
Свобода не существует как возможность человека принимать свои решения и осуществлять действия независимо от всяких внешних обстоятельств. Нужно отделить формальную, «юридическую» свободу от «фактической», реальной свободы. Формальная, «юридическая» свобода заключается в том, что разрешается совершать определенные действия, при этом абстрагируются от того, есть ли для них реальные возможности. Если так, то, согласно этой точке зрения, абстрагируясь от экономического положения людей, можно утверждать, что бедный и богатый в равной степени свободны. Но реальная жизнь не такова; как говорил Лейбниц, «тот, у кого больше средств, более свободен делать то, что он хочет».
Свобода внутренне, диалектически самопротиворечива. Свобода, с одной стороны, – это отсутствие внешнего принуждения. Но с другой стороны, свобода одного кончается там, где начинается свобода другого. Свобода возможна лишь там, где есть самоограничение. Когда этого нет, свобода превращается в произвол. А там, где произвол, там начинается несвобода. Там, где произвол, – незащищенность.
Не существует абсолютной, ни от чего не зависящей свободы. Все поступки человека, даже на первый взгляд необъяснимые, обусловлены внутренним миром человека или внешними обстоятельствами. Свобода воли выражается не в воображаемой независимости от объективных законов и условий общественного бытия, а в том, чтобы сознательно применять объективные законы, с учетом условий их действия.
Социальная природа свободы четко выявляется в сопоставлении ее с ответственностью. Свобода и ответственность – две стороны единого целого – сознательной человеческой деятельности. Принимая решение, человек способен одновременно формировать в себе чувство ответственности за свои поступки – перед обществом и перед самим собой.
Человек может поставить перед собой цели и задачи по изменению социальной действительности. Свобода эффективна, когда она может претвориться в действия. Можно вспомнить стоиков, которые говорили, что раб и в оковах может быть свободным. Но свобода в мыслях, так сказать, внутренняя свобода, не имеющая возможностей для реального выражения, – это воображаемая, химерическая свобода. Реальная свобода может изменять социальную действительность, если действия человека допускаются природными и социальными законами. И тогда получается парадоксальный вывод: свобода, действующая в истории, ведет себя как необходимость. И сама историческая необходимость слагается из свободных поступков и действий людей как их интегральный результат.
10.3. Концепции исторического процесса
В философско-социологической литературе предлагается несколько концепций исторического процесса. Уже в философии Древнего мира сложились концепции линейного и циклического характера истории. Ставился вопрос: что несет с собой история – улучшение жизни людей или умножение страданий и несчастья? Этот вопрос был связан с тем, что понимать под счастьем и несчастьем, к чему нужно стремиться и чему сопротивляться в общественной жизни.
Живший на рубеже VIII–VII вв. до н. э. поэт Гесиод с прискорбием говорил, что история прошла пять веков. Первый – золотой; люди отличались высокой моралью, были благочестивы, жили легко и беспечно. Затем наступил серебряный век – стало хуже во всех отношениях, и т. д. Наконец, наступил самый плохой, современный, железный век. Все идет к худшему; растут насилие, зло, несправедливость. Достойные люди разоряются, недостойные богатеют, честных притесняют, бесчестные находятся у кормила власти. Ге-сиод стоит на точке зрения исторического регресса.
Наряду с концепцией регресса в философии Древнего мира была концепция прогрессивного развития общества. В античной философии ее придерживались Демокрит, Платон, Аристотель. Особым вариантом этой концепции была позиция христианской философии, которая понимала историю как осуществление заранее предусмотренного Богом плана спасения человека (провиденциализм). О наличии в истории единой траектории линейного прогресса в философии Нового времени и наших дней говорили многие философы, связывая этот прогресс с развитием материального производства (К. Маркс, О. Тоффлер, Р. Арон, Д. Белл и др.).
Концепция линейной направленности исторического процесса включает в себя два варианта – пессимистический и оптимистический.
Была предложена идея кругооборота мирового процесса (например, в Ведах в индийской философии, у стоиков – в античной, Экклезиаста в Библии). Согласно этой концепции, история идет по восходящей траектории, затем переходит на нисходящую, потом снова идет по восходящей и т. д. Часто эта идея была следствием цикличного существования мира.
Можно присмотреться еще к позиции христианской философии истории. Здесь, с одной стороны, выражен пессимизм – сожаление о безвозвратной потере рая, а с другой – взгляд на историю как движения к будущему спасению, приходу мессии. Концепция провиденциализма существует до наших дней. Ж. Маритен, например, исходит из того, что ход истории реализует Божественный замысел.
Идея прогресса была самой популярной и захватывающей идеей философии истории XIX в. Прогресс понимался как плавное эволюционное развитие. Эта концепция иногда перерастала в фатализм, когда говорилось о «законе эволюции», перед которым люди бессильны.
Наряду с концепцией исторического прогресса в иррационалистических вариантах философии приводится идея регресса. Так, Ницше утверждает: «Можно доказать, что все ведущее к нам, было упадком, человек, и как раз самый мудрый, – высшее заблуждение природы и выражение ее самопротиворечивости (самое страдающее существо): путь природы, приведший к настоящему, – падение». Однако Ницше непоследователен. Он говорит также о цикличности истории, о «вечном возвращении».
Некоторые социологи вместо понятий «развитие», «прогресс», «эволюция» употребляют понятие «изменение», которое имеет преимущество перед первым, поскольку не указывает, в каком направлении идет исторический процесс. Некоторые историки, акцентируя неповторимость каждой эпохи, считают ошибочным вообще говорить о прогрессе. Выигрывая в одном, люди теряют в другом; имеем авиацию, но нет Шекспира.
Решение вопроса о направленности исторического процесса часто связывают с вопросом о том, есть ли смысл, конечная цель истории, и с вопросом о критериях общественного прогресса.
Предлагаются различные решения вопроса о смысле истории, исторического процесса. С христианской точки зрения смысл истории был предзадан Богом. История выглядит как испытания падшего человечества, идет она от наказания к прощению в
