Константин Константинович Иванов
Интелефобия, или Прощаясь с любимой книгой
Ответ на знаменитую статью Александра Солженицына 'Образованщина'
Содержание[1]
Интелефобия
I
Иногда встречаешь человека, который
в своих воззрениях стоит выше своего
времени, но лишь настолько выше, что
он предупреждает вульгарные мнения
следующего десятилетия.
Народ, который за несколько лет до
революции избивал социалистов, стал
избивать буржуев, оставшись, в сущности,
самим собой... Оправославленное зло
гораздо страшнее откровенного антихристианства.
...Оставляются без внимания привычки
семейные, родовые и национальные, эгоизм,
тщеславие, властолюбие, похоть и прочие
'отбросы человеческих чувств',
прикрывающиеся словом любовь.
С течением времени очертания
интеллигенции совпадут
с очертаниями человечества.
Лет восемь назад, прочитав впервые 'Образованщину', я был покорен суровой прямотой автора, его бескомпромиссной позицией в бичевании наших пороков, высотой идеала, просвечивавшего сквозь набросок предполагаемого обновления. Вещь так захватила меня, так созвучно легла в сердце, что я с ходу, как к своей работе, сделал к ней несколько дополнений Статья стала родной. Я видел в ней критику моего окружения, с которым я в это время вел внутренний спор. Я видел, что автор - на моей стороне, что он одобряет меня, чувствующего себя одним из тех, кто, по его мнению, уже выбрал верный путь и о ком он говорит, что их незаметно 'по тихости'. Это была большая радость. Статья на годы стала любимой... Но многого я в ней не видел. Лишь происшедшие в стране в последние несколько лет перемены, обострив зрение и расширив кругозор, кое-что заставили пересмотреть. Общая плита приличного коммунистического безгласия, равномерно глушившая индивидуальные звуковые оттенки разных слоев населения, откинулись - и на свет ринулись голоса, в которых мы начали различать не только тоску по воле, но и наследственные звуки тысячелетней русской истории. Как бы на равных (демократическое требование!) заговорили разные уровни народа... Наконец, о себе заявило само дно. Мы услышали о 'Памяти', вспомнили охотнорядцев, черную сотню, погромы... Сначала хотелось отмахнуться от этого как от безобидных мелких рецидивов невежества. Однако косматые голоса нарастали, упорно побуждая не только искать им глубокие исторические параллели, но и невольно соединять 'новации' со всей прожитой тобою советской жизнью, припоминая все анекдоты, стычки, косые взгляды и шипение ближних... Дальше - больше... Долгое время я считал, что только темное простонародье по неразвитости своей соединяет евреев и интеллигентов в одно - по внешним признакам. Я знал, что масонов в России боялись 200 лет назад, что на евреев власть натравливала 100 лет назад - однако, думал я, это же история, и образованные-то люди уж никак не могут нынче повторять этот ее давнопрошедший бред. Пусть наше образование коммунистическое, но ведь даже коммунизм, за вычетом теории и практики насилия, хоть не намного, но все же выше этих провинциальных кошмаров! Этих пещерных позывов... Не тут-то было! Гласность развеяла и эти мои слабые надежды на то, что образование укрощает зверя. Появились черные ораторы с высшим образованием, кандидаты наук и, наконец, на вершине черной волны - во весь рост поднялся известный математик, выдающийся интеллектуал, диссидент. В самый разгар борьбы за демократические преобразования в стране, на пороге крушения соцлагеря, крупный ученый публикует трактат, в котором нам наконец разъясняется, кто есть враг народа на современном этапе и значит во всем виноват. Кого, так сказать, ату. Трактат оказывается введением в избиение не только традиционных евреев, но и - слава Богу, без темнот! - интеллигентов. То, что я считал заблуждением темных масс, явилось как откровение на высотах ученого ума, в ломоносовских эмпиреях. Я очутился припертым к стенке. Я и есть враг народа. Ибо по всем данным отношусь к искомому Малому народу.
II
Пришлось заглянуть в трактат, ибо чувствовалось, что публика шокирована. Открыв оный, я погрузился в душную эрудицию, вязким болотом деталей напоминающую ленинскую диалектику-трясину, где разумным доводам делать нечего. Закрыть бы... но замелькали фамилии, которые я хорошо помнил по любимой статье Александра Исаевича. Это зацепило. Ага! критикуются почти все те же. Я считал перепалку Солженицына с ними в 'Образованщине' семейным делом, Потому и удивился: чем же досадили они этому автору? Вообще, о чем спор?.. Ну, конечно же, опять зубная боль России (казалось бы, клещи большевицких дантистов давно уже должны б были вырвать все такие зубы!): народ и интеллигенция. Верней, - в погромном уже варианте - 'мысль народная' и 'мысль еврейская', т.е. интеллигентская. Даже беглый взгляд по диагонали легко позволяет заметить, что основное чувство автора - 'обида' за народ. Все обидели... Один Г.Померанц чего стоит с его напугавшими патриотов словами, что 'народа больше нет' и что при любви к народу нет 'никакого порога, мешающего стать на четвереньки'. Ужас какие страшные слова! Даже
