— А что, она и вправду вскружила Дессалину голову? — спросил Керк.
— Ему нравятся женщины образованные, утонченные и искушенные в любви, а Оркис обладает всеми этими качествами! И что еще важнее — ей помогают все боги, а они, если только захотят, могут быть очень могущественны!
— Вы говорите о богах воду? — заинтересовался Андре.
— О чем же еще? — удивился Жак.
— Но я думал, эта религия запрещена.
— Так оно и есть! Оба — и Дессалин и Кристоф — объявили ее вне закона. Они говорят, что она пахнет рабством, что это — религия рабов.
— И все же она существует?
— Ну, разумеется, существует! — улыбнулся Жак. — Воду — это частичка души и тела каждого негра, каждого, кто живет на Гаити. Они просто не могут без этого жить, она — часть их существа, неразрывно связанная с их жизнью, с самого рождения она у них в крови; даже те, кто считает себя католиками, не могут уйти от нее, и часто трудно понять, где кончается воду и начинается католицизм.
— Это поразительно! — воскликнул Андре.
— Вам еще многое предстоит узнать, — заметил Жак. — А теперь самое время нанести визит мадам Оркис; вы увидите, как выглядит ядовитая змея, когда у нее хорошенькое личико.
Попрощавшись с Керком, Андре сошел на берег; он был взволнован, возбужден и напрасно пытался подавить в себе эти чувства.
Впереди его ждали рискованные, опасные приключения. Он вступал в борьбу с тираном и его окружением, а оружием ему служили острый ум, находчивость и смекалка.
Андре очень обрадовался, узнав от Жака, что Дессалина сейчас нет в столице, — он ведет наступление против испанцев в восточной части острова.
— Есть у него шансы победить? — спросил Хорнер, когда мулат рассказал ему, где сейчас император.
— Сомневаюсь; — ответил Жак. — У испанцев отличные укрепления, и они неплохие воины.
— А что будет, если он проиграет? — поинтересовался американец.
— Тогда он скорее всего накупит побольше американского оружия, новых пушек и сделает еще одну попытку. Может быть, ему и повезет наконец.
Пока они находились на борту судна, Жак свободно говорил все, что думает, ничего не опасаясь и не скрывая своего презрения к выскочке-императору; но стоило им сойти на берег, как Андре ясно почувствовал перемену: мулат стал гораздо сдержаннее и осторожнее в своих суждениях.
На набережной они взяли экипаж; вряд ли до возницы мог долетать их разговор, и все же, пока они ехали по узеньким улочкам, застроенным маленькими деревянными домишками, Жак, преднамеренно переменив тему, болтал о всяких пустяках.
Они остановились у дома мулата, чтобы выгрузить багаж. Это было весьма внушительное деревянное строение; стены были выкрашены зеленой краской.
— Порт-о-Пренс начинает становиться фешенебельным, — заметил Жак, — но поскольку все боятся нового нападения со стороны французов, то никто не желает зря тратить деньги и строить нечто более долговечное — все равно артиллерийские обстрелы и пожары уничтожат любые постройки.
Андре понял, что мулат имеет в виду пожар, уничтоживший весь Ле-Кап, порт на другом конце острова; Кристоф поджег его, когда корабли французского флота показались на горизонте.
Высадившись на берег, генерал Леклерк увидел перед собой руины, выжженное, почерневшее пепелище. Говорят, что его жена, Полин Бонапарт, заплакала, потрясенная этим ужасным, горестным зрелищем.
Правда, вскоре ее утешил прекрасный дом в Порт-о-Пренсе — резиденция Леклерка — та, в которой теперь поселилась Оркис.
Экипаж въехал в громадные железные ворота и покатил по дорожке, по обеим сторонам которой сплетались пышные тропические растения; затем Андре увидел перед собой серое каменное здание, вход в него обрамляли колонны.
Андре отчетливо представлял себе стражников в живописной красной с белым форме, в былые времена охранявших вход в резиденцию.
Теперь же на их месте стояли мулаты в ярких малиновых ливреях; они почтительно приветствовали посетителей, а затем провели их по узким открытым переходам к апартаментам госпожи.
По пути Жак прошептал на ухо Андре, что, поскольку Полин находила, что мулаты несравненно привлекательнее и, с ее личной точки зрения, гораздо интереснее любого, даже самого франтоватого французского офицера, Оркис, подражая ей, тоже завела себе слуг-мулатов.
Лакеи Полин были одеты в особые ливреи, которые сидели на них как влитые и должны были подчеркивать их мужские достоинства; мадам Леклерк сама создавала их фасоны.
Андре заметил, что Оркис в точности следовала примеру своего кумира.
Они спустились вниз на несколько ступеней, прошли под греческим портиком, который поддерживали колонны ионического ордера, и наконец оказались на берегу восьмиугольного бассейна, в который вливалась струя кристально чистой воды. По краям его росли кусты и высокие деревья.
Распахнулись деревянные резные двери, и слуги торжественно ввели их в покои Оркис.
Зал, в который они вошли, был разделен на две части; своды его поддерживали колонны, в окнах не было стекол, и через них струился внутрь жаркий влажный воздух.
В конце зала, на возвышении, поднимавшемся фута на два над полом, стояло огромное ложе в форме лебедя, с горой атласных подушек, вздымающейся в пене из кружев, Оркис принимала посетителей, восседая на ложе, словно королева на троне; на ней был только полупрозрачный пеньюар из желтого шифона, через который просвечивали темные соски ее грудей.
Внизу, у ложа, стоял тяжелый, внушительных размеров, стол времен Наполеона, с позолоченными бронзовыми украшениями, а рядом толпилось человек двенадцать мужчин.
В основном это были негры и несколько мулатов; большинство — в форме императорской армии, с золотыми галунами.
Все они явно преклонялись перед женщиной, возвышавшейся перед ними на ложе, ловили каждое ее слово, готовые в любой момент услужить ей; они отталкивали друг друга, стремясь протиснуться к ней поближе, старались всеми способами привлечь ее внимание, взирали на нее с немым обожанием.
Оркис, казалось, была довольна тем, что поклонников у нее прибавилось; как только было объявлено о приходе Жака, она протянула руку, подзывая его к себе.
Тот подошел поближе к ложу, и Андре, следуя за ним, мог теперь лучше разглядеть восседавшую на нем женщину.
Она оказалась совсем не такой, какой рисовалась в его воображении; с первого взгляда необычная, экзотическая красота Оркис напоминала о чудном тропическом цветке, столь же прекрасном, как и ее имя1.
Андре никогда не представлял себе, как такая волшебная, чарующая прелесть может сочетаться с чем-то демонически-зловещим, пагубным и неумолимым, что сквозило во всем ее облике.
Ее обнаженные руки, лицо и все плавные, ясно вырисовывающиеся под пеньюаром линии тела были нежно-золотистыми, с легким розоватым оттенком. Полные алые губы точно пылали страстью, они манили и звали, обещая тайные, неизведанные наслаждения.
Взгляд ее таинственных зеленых глаз был глубоким и в то же время требовательным, он притягивал, завораживал какой-то колдовской силой. Глаза эти, обращаясь на мужчину, казалось, пронизывали его насквозь, проникая в самые глубины его сердца, увлекая и зачаровывая.
Вся она была обольстительная, по-змеиному вкрадчивая, чувственная. В ней было что-то кошачье, но она напоминала не домашнюю кошку, а дикое гибкое животное, обитающее в джунглях, и она была соблазнительна, как Лилит в саду Эдема.
— Жак! — вскричала она так нежно, что любой мужчина потерял бы голову от одного только звука ее голоса. — Почему вы так долго не приходили?
— Я был в Ле-Капе, — объяснил мулат. — Но теперь я вернулся и привел с собой одного моего друга. Вы никогда не видели его раньше, но вам будет интересно с ним познакомиться; он может рассказать вам все
