Это такая школьная переделка. Пелась на мелодию «Как много девушек хороших». Переделка эта нравится мне больше, чем оригинал. Во всяком случае, тот, кто ее сочинил, был менее безответственно сентиментален, нежели Александр Сергеевич.
…В своей мрачной келье я просидел около месяца, одичав совершенно. Почему так долго? Да потому, что в таборе не было больше ни одного звездолета, снабженного гиперпространственным двигателем, и все они тащились на «поглотителях». Это и многое другое я узнал из записок. Их я находил в свертках с едой, которые Ляля раз в день сбрасывала мне.
Пищу из свертка я растягивал на сутки, прикармливая, между прочим, и крысу, нареченную мною Сволочью. (Днем я освобождал проем ее «норы», и она разгуливала по каморке, привыкнув ко мне и совершенно меня не боясь. Лишь на ночь, загнав ее обратно, я вновь закрывал дыру болванками. Крыса, знаете ли, есть крыса, даже если ты с ней и подружился.)
Чуть ли не самым отвратительным в моем положении было то, что и справлять свои естественные нужды мне приходилось здесь же. Надо сказать, пища, которую приносила и спускала мне с помощью веревки Ляля, была незнакомой и непривычной. А, как гласит народная мудрость, «каков стол, таков и стул…» Потому сами собой сложились в моей голове и постоянно вертелись в ней строки хокку (японское трехстишие — тема одной из моих курсовых):
Печаль моя была глубокой, а вонь вокруг неописуемой. То ли поэтому, то ли из опасения быть разоблаченной Ляля больше ни разу не спускалась ко мне. Но меня это вполне устраивало. Зато, как я позже узнал, она часы напролет проводила возле скованного дядюшки Сэма, обучаясь русским словам образца двадцатого столетия.
Чего я только не передумал за этот месяц… Не утешало меня и вино, недурное, кстати, которое время от времени спускала мне Ляля вместе с едой.
Наконец, мы прибыли на космостанцию контрабандистов, где за умеренную плату можно было укрыть под не проницаемым для зондирования силовым колпаком все что угодно, вплоть до звездолета.
Ночью, проведя через автоматические шлюзы станции, Ляля вывела меня наружу. Несмотря на мои уговоры, крыса Сволочь со мной не пошла, а только выползла проститься. Но оно и хорошо: значит, этот корабль еще не тонет.
— Подарок дядьи Сэма, — сказала Ляля, сунув мне в руку пачку блестящих кредиток. Как бы ни оскорбляло это мое славянское самолюбие, но нынешние русские деньги называются тугриками.
— Как мы встретимся?
— Завтра в десьять часов вечера, Роман Михайлович, — она все так же делала ударение на «о», но говорила, на удивление мне, достаточно связно. — В корчме «Ганджа», в баре.
Возможно, это слово произносится и не совсем так, как я расслышал, но вместе с деньгами Ляля сунула мне в руку пластиковую карточку, на которой печатными буквами было написано: «ОашкЗжаг». (Слово это цыганское и означает как раз то, что дядюшка Сэм назвал «звездокрадом». То есть человек, ворующий космические корабли.)
— Не летать! — добавила она, но в тот момент я не понял, что она имеет в виду.
А понял я это несколько позже, войдя в первый же уличный тоннель станции, когда по телу моему прошла знакомая горячая волна… Выходит, я мог бы передвигаться тут, управляя гравитационными генераторами. Но Ляля предупредила — «не летать!», и я послушно не рискнул воспользоваться своими способностями. А потом понял, почему этого не следовало делать. Ведь одет-то я был, как простой джипси, отщепенец, человек вне закона. Стоило мне воспарить, как я был бы моментально разоблачен.
По слабо освещенным тоннелям улиц сновали приспособления, отдаленно смахивающие на автомобили, и я припомнил фильм «Пятый элемент». Примерно на таком транспорте и работал таксистом персонаж Брюса Уиллиса. Кажется, в фантастике эти штуковины называют «флаерами».
Прежде всего мне следовало найти место ночлега.
Заметив, как одну такую машину человек рядом со мной тормознул привычным взмахом руки, я поступил так же. Машина остановилась, я забрался в нее и обнаружил, что водителя нет. Живому шоферу я еще как-то объяснил бы, что мне надо, но киберу… Пришлось выбираться из такси обратно на тротуар. Позже я убедился, что такси бывают и автоматические, и управляемые живым шофером. Но тогда-то я этого не знал.
И я начал приставать к пешеходам, но они шарахались от меня, как когда-то шарахался я сам, лишь услышав вкрадчивое: «Молодой человек, дай руку, всю правду скажу…»
Наконец, какая-то доверчивая девушка с обнаженной грудью (большинство девушек тут ходили именно так) внимательно меня выслушала. Я эмоционально произносил: «Hotel! Гостиница! Спать! Sleep!..» — и изображал, что я, как на подушку, прикладываюсь на свою руку, закрываю глаза, смачно похрапываю…
Девушка, улыбнувшись, сделала недвусмысленный жест, ткнув себя большим пальцем между ног и вопросительно посмотрела на меня ясными глазами. То ли она хотела узнать, правильно ли она поняла, что я хочу спать с ней, то ли уточняла, бордель мне нужен или что-то другое… Я интенсивно замотал головой и вновь, закрыв глаза, усиленно захрапел, чтобы уж точно было ясно, что я хочу спать, спать и только спать.
Когда же я открыл глаза, девушки рядом со мной не было.
Наконец, до меня дошло, что дядюшка Сэм и Ляля, скорее всего, предусмотрели подобные сложности, и в «Гандже» наверняка имеются спальные номера. Показывая карточку тем, кто не шарахался от меня, словно от прокаженного, я довольно скоро добрался до этого заведения и с грехом пополам объяснил администраторше, что мне нужно.
Это была дама лет пятидесяти, одетая строго, почти по моде двадцатого века. Слушала она меня сперва подозрительно, то и дело оглядывая с головы до ног и даже принюхиваясь. Но когда я достал пачку кредиток, она расцвела, как маков цвет, и мы скоренько обо всем договорились.
Апартаменты были прекрасными, постель просто роскошной. Я растянулся на ней, но совсем ненадолго. Я ведь уже знал, что лучший отдых — висение в невесомости. Повозившись с замком и уяснив, как он закрывается, я заперся, а затем завис над кроватью и уснул мертвым сном. Это вам не валяться на жестком полу тесной каморки.
…Чтобы оградить себя от случайностей, я не выходил из номера до самого вечера. Наконец, в половине десятого я отправился в вестибюль и нашел бар.
Я уселся на порхающее без всяких ножек сиденье, взял меню и ткнул пальцем в первые попавшиеся на глаза названия. Официантка, девушка в прозрачном, соблазнительно открывающем взору ажурное белье, комбинезоне, записав заказ, почему-то продолжала стоять возле меня, натянуто улыбаясь. Наконец я сообразил, что она, так же, как давешняя администраторша, не доверяет мне, и протянул кредитку. Вежливо кивнув, она удалилась, и вскоре мой столик был уставлен знакомыми и незнакомыми яствами. А в качестве сдачи я получил целую гору кредиток других цветов.
Я принялся за дегустацию. И так увлекся этим, что и не заметил, как ко мне за столик подсела девушка. Почти совсем голая. Весь ее туалет составляла узкая желтая лента, заменяющая юбку, и нечто
